Страница 28 из 29
А вечером все сошлись на костёр. Он был пионерский, но октябрят всё равно приняли, потому что на их поляне и вообще. Один распределитель праздника показал место «Ручейка» в огромном кругу сидячего народа. Потом он убежал, прибежал, ещё раз убежал и прибежал, и тогда вспыхнуло огромное пламя. Все закричали «ура!», а затем огромным хором спели общелагерную песню. После этого сделалось жарко, полетели искры, люди раздвинулись, встали, и пошло, пошло незабываемое веселье!
Сперва был большой праздничный концерт из трёх частей. Вернее, три концерта с разных сторон костра. Желающих выступить набралось столько, что до утра не поместились бы в одной программе. Поэтому желающие смотреть и слушать всё время порхали туда-сюда, где поинтересней. Многие октябрята прямо с ног сбились, чтобы не пропустить чего-нибудь главное. Вася Груднев, например, бегал, бегал и вдруг слышит:
«Ого, — подумал он, — ничего себе стихи! Это мне надо». И завернул в толпу, откуда они летели. Там посерёдке один из третьего отряда с выражением читал:
— Правильно говорит, — пихнул Вася локтем девочку сбоку.
— Тихо! — шикнула она. — Это Маяковский…
— Всё равно правильно, — сказал Вася и прослушал до конца.
Потом тут выскочила танцевать одна под видом цыганки. Вася такое не любил и ушёл. Невзирая на праздник и мощный костёр, он сделался задумчивый минуты на четыре. В этот период жизни ему встретился Максим. Вася спросил его:
— Макс, что ты чувствуешь у себя внутри?
На такой вопрос можно было ответить как угодно. Мол, сердце внутри, желудок, а в желудке ужин чувствуется. Однако Максим не захотел ехидничать сегодня. Он просто сказал:
— Настроение…
— И я настроение, — сказал Вася. — А какое?
— Превосходное!
— И я превосходное. Смотри, совпало сразу у двух!
Тут мальчиков растолкали и разделили перебежчики на лучший номер концерта. А когда они промчались своим путём, Вася всё-таки вздохнул и обмолвился с печалью:
— Да… Завтра многие уезжают…
— Уезжают, — подтвердил Максим.
— Ты тоже…
— Да. На Чёрное море с папой.
— Жалко, — сказал Вася, — только подружились…
— И мне, — сказал Максим. — Но зато там водятся медузы.
В костре сильно затрещало, он пульнул наподобие салюта.
Мальчики проследили, как взвиваются искры, гурьбой летят в небо, пропадают где-то на высоте. Потом Вася сказал:
— Почему в жизни так устроено? Я бы тоже поехал с тобой…
— А я бы тебя взял, — ответил Максим от чистого сердца.
— А ребят? Всю нашу звёздочку?
— Всю — нет. Со всеми трудно.
— Думаешь, мне было не трудно? Ого, ещё как! А вот теперь уже хорошо. Главное, хорошо, что многие остаются.
Рядом вдруг промелькнул Боря Филатов. Он второпях крикнул друзьям:
— Эй, бежим на юмор и сатиру! Там куплеты про Башку будут петь.
— Ты хочешь? — спросил Максима Вася.
— А ты? — спросил Васю Максим.
Они оба сперва улыбнулись, потом засмеялись, потом припустили вслед за Борей плечом к плечу. И весь праздничный вечер они были неразлучны, как иголка с ниткой, как «водой не разольёшь», как самые настоящие верные товарищи.
А в другом месте два других лучших друга вели другой разговор, но тоже в особом настроении. Они смотрели акробатический этюд, в котором люди умеют стоять вверх тормашками и ещё разное. Они сидели, смотрели, а заодно толковали потихоньку.
— Я теперь всегда буду активный, — обещал Ромка Косте Быстрову и себе на память. — Я им так и скажу, а чего? Может, я плохо учусь потому, что сунули на последнюю парту и слова не дают. А я им скажу: хоть я и троечник, да не хуже любого. Так и скажу. Категорически. Да…
— А я — в спортивную школу, — отвечал на это Костя. — Запишусь в бассейн, и порядок! Как запишусь, так сразу поплыву. Не зря ведь научился, как ты думаешь?
Ну, кроме этих и остальные октябрята сидели и бродили задумчивыми парами и компаниями по душе. Мальчишки в большинстве кружились возле Гали. Девочки — вокруг Надежды Петровны. И все они говорили сегодня какие-то необычные вещи друг другу. Все ждали чего-то и не могли понять: чего?
Тем временем самодеятельность успела окончиться. Вдруг заиграла громкая музыка и распределители закричали, что карнавал, карнавал! Люди на минутку разбежались нарядиться в костюмы и маски. А когда построились для шествия на поляне, то просто ахнули, глядя по сторонам. И правильно ахнули. Кого тут только не было! Каких только не было! Одних Чебурашек штук десять с лишним. А рыцарей, пиратов, индейцев, мушкетёров — целые роты, не подсчитать…
Напротив костра водрузили стол и скамейку. Шесть человек — и пионеры и взрослые — сели на неё и превратились в жюри. Ну, жюри — это которые лучших замечают, присуждают им премии, а потом с рукопожатием отдают. Вот и на маскарад они понадобились, чтобы узнать, чей костюм заслуживает награды. И они старались, узнавали, глядели во все глаза. А ребята возникали из полумрака в удивительно сказочном свете живого огня. Фантастические тени метались тут же. Ребята исчезали снова в сумерках вечера не хуже, чем в кино.
И так это было здорово, красиво, странно — только держись!
Шли гномы, короли, Незнайки, черти, лешие. Шёл поп с крестом и бородой, за ним Буратино, Бармалей, Кощей. Правда, он смахивал на воина в обычном теле: меч, плащ и всё такое. Но зато он имел ещё понятные рёбра и другие нарисованные кости — можно догадаться, кто такой. А вот про некоторых догадаться было невозможно. Один протопал в шубе до пят и валенках — то ли сторож, то ли Фома. Двое выступили в свитере, запихнувшись в него на пару. У них получилось две нормальные руки, но четыре ноги при одном туловище, а также две головы. Потом они говорили, что это — Выдумка Мюнхаузена. Что ж, неплохой костюм, когда его поймёшь…
А со стороны девочек были на карнавале цветочки, ёлочки, феи, русалки и тому подобные балерины в большом количестве. Но им наперекор показались Бременские музыканты, все шесть персон. Позднее стало известно, что они — тоже из девочек составлены. А сперва зрительная публика только поразилась и хлопала в ладоши при виде незнакомой Бременской гурьбы. Ведь до чего здорово у них получилось!..
Осёл, как полагается, был с ослиной головой и вёз тележку на двух колёсах. Петух и Кот — с хвостами по форме и в правильных масках — помогали Ослу. В тележке сидели Трубадур и Принцесса, причём до того красивые на вид, что не узнать, из какого отряда, и не описать. А кроме того, бравая компания по ходу дела исполняла песню:
Всё шло великолепно, просто блеск! Однако под шумок к Бременским музыкантам примазался один. Сначала он был мушкетёром или рыцарем — со шпагой, в плаще и в шляпе с пером. А после, наверно, передумал — и вот бежал за тележкой и кричал:
— Ох, рано встаёт охрана!..
Бременский Пёс его отбрыкивал, конечно. Пёс громко возмущался:
— Нам не надо охраны! Он не с нами! Это не наш!
Но парень со шпагой ничего не слушал и даже настаивал:
— Величество должны мы уберечь от всяческих ему не нужных встреч!..
Так они и проследовали мимо жюри. Жюри едва не кувыркнулось под стол от удовольствия. Но это им не положено, и потому они в конце концов усидели ровно. Ну, а публика не усидела, не устояла — все так и покатились со смеху по случаю маскарадной неувязки.
А затем появился по щучьему веленью русский народный Емеля. Хоть и дурак, но костюм он придумал, между прочим, совсем даже толковый. Смастерил из картона печку, потом надел её через дырку и остался до пояса виден, а ноги — нет. Ещё он приделал к себе чем-то набитые брюки с ботинками, будто они часть его тела, которая на печи. И вышло: сидит Емеля вперёд ногами, а печка движется и едет с помощью настоящих ног изобретателя. В общем, он получил первый приз на карнавале. Оно и неудивительно: дуракам всегда счастье, сказка не врёт.