Поднимается ветер…

— Мэтр Васта, вы явно взволнованы. Налить вам воды? Вина? Приказать подать чаю?

— Нет, спасибо. Госпожа Къела, послушайте… вы не обязаны. Понимаете? Не обязаны, и я думаю — не должны. Герцог… он не будет настаивать. Он сам так сказал. А если будет, я…

— Мэтр Васта, — Керо отложила гребень и развернулась на своем табурете. — Я весьма огорчена тем, что вы взяли на себя смелость обсуждать с герцогом мою персону и наши интимные дела. Герцог тоже огорчил меня, но я спрошу о причинах его самого. Впрочем, вам, как нашему воспитателю, наверное, и это позволено? Саннио прикусил губу. Вот так вот — «их интимные дела». Северянка, наверное, права — неприлично обсуждать подобные вещи. Это касается только двоих; но юноше казалось, что он защищает Керо, а она вывернула все наизнанку. Будто секретарь вздумал влезть в отношения герцога и его любовницы. Интересный поворот событий. И этот лед в голосе, эта сдержанность оскорбленной благородной дамы — откуда в недавней «мышке» все это? Мэтр Васта начал подозревать, что напрасно вмешался в это дело.

— Как воспитателю, — соврал Саннио. — Госпожа Къела, вы меня точно поняли? Вы не обязаны. Вы можете отказать. И я считаю, что должны отказать. Герцог не имеет права ждать от вас покорности в подобных вопросах. Это совершенно лишнее. Вы меня понимаете?

— Я вас прекрасно понимаю, мэтр Васта. — Уже не просто лед, а целые торосы, наверное, как в Северной предельной пустыне, с которой граничит графство Къела.

— На всякий случай я повторю то, что вы сказали, и вы сможете проверить меня, как на уроке. Вы считаете, что я имею право отказать герцогу Гоэллону в его желании обучить меня определенным вещам. Вы считаете, что я должна это сделать. Я все говорю правильно? — колющая льдинками насмешка. Этот вопрос Керо задавала в первые седмицы, отвечая урок.

— Да, да…

— С первым тезисом я абсолютно согласна. Да, я имею право отказаться. Я прекрасно знаю это. А вот со вторым не соглашусь. Не должна. И не буду, — оказывается, нежные розовые губы могли изрекать чеканные фразы не только на уроках риторики.

— Но почему, Керо?!..

— Для вас я не Керо, мэтр Васта, — поправила северянка. Ровно, спокойно, но лучше бы отвесила пощечину. — Тем не менее, я отвечу на ваш вопрос. Потому что таково мое желание. Вы удовлетворены? Теперь вы оставите меня в покое? Я хотела переодеться. Или я обязана делать это в вашем присутствии? Саннио вскочил. Сходил, называется. Если герцог узнает о разговоре, будет долго смеяться. И все же на душе изрядно полегчало. Если девица Къела сама этого хочет и все прекрасно понимает, ну так пусть идет хоть в спальню к Гоэллону, хоть на Кандальную улицу! Саннио сделал все, что мог — не запирать же упрямую в комнате? Такая чего доброго в окно вылезет, хотя бы назло секретарю. Влюблена она в герцога, что ли? Или просто упирается только потому, что мэтр Васта попытался ее отговорить? Противостоящий ее побери, пусть сама решает, что ей нужно — она, кажется, в состоянии. Хотя почему бы не проверить?

— Госпожа Къела, а если вместо герцога я решу вас чему-нибудь научить? Оплеуха, полученная Саннио, заставила его вспомнить о том, что он говорит не только с (пока еще) девицей из Старшего рода, но и с девушкой, которую учили защищаться герцог Гоэллон и Кадоль. Перед глазами закружились цветные искры.

— Вы забываетесь, Васта, — прошипела Керо. — Да и чему вы можете меня научить?

— А если прикажет герцог? — наверное, Саннио вчера забыл помолиться на ночь, и во сне в него вселилась целая куча зловредных демонов, а может, и сам Противостоящий. Керо распахнула пеньюар и показала тонкий поясок, к которому был привешен короткий кинжал в кожаных ножнах.

— Это достаточно убедительный ответ? — спросила она. — Один из нас этого урока не переживет.

— Вы влюблены в герцога? — Интересно, а вторую пощечину, для симметрии, отвесит?

— А вы? Могу ли я считать, что ваша дерзость продиктована ревностью? — мерзавка ядовито улыбнулась — не иначе как у Гоэллона выучилась. Саннио остолбенел. Дать бы ей пощечину в ответ, — но женщин не бьют, что бы они ни говорили, даже подобные гадости.

— Вы спятили? — выдавил он.

— А вы? Почему вы сочли, что я влюблена? Потому что принимаю его предложение, а вам отказала? Вам назвать поименно тех, кому бы я тоже не стала отказывать? И в них я влюблена? Секретарь вновь покраснел, должно быть, до корней волос. Он глянул в зеркало — так и есть, вареный рак в панцире, в серой камизоле. Нужно было прекращать неприличный и оскорбительный для обоих разговор.

— Благодарю, госпожа Къела, вы полностью избавили меня от беспокойства за вашу судьбу, — слегка поклонился Саннио. При необходимости и он мог выражаться подобным образом, это к тому же было куда легче, чем говорить по душам со взбалмошной нахальной девицей.

— Рада за вас, — презрительно бросила северянка. — Если встретите Марису, скажите ей, что мне нужно жемчужное ожерелье.

— Вы спутали меня со своим лакеем, — Саннио еще раз поклонился и вышел. За девицу Къела он уже ничуть не волновался, и это радовало. Нет, ну какова ведьма, а?! Что там водится в тихом омуте? Щуки? Щука она къельская после этого. Это ради нее Саннио надерзил герцогу, ради нее рисковал если не головой, то местом? Стоило это того?

Саннио спустился через кухню в погреб, взял там бутылку вина, вылез наружу за штопором, хлебнул прямо из горла и решил, что — да, стоило. Разбитая скула саднила, юноша коснулся ее пальцами и увидел кровь. И все равно — стоило!..

8. Саур — Собра — Къела

Вестовой был тяжело ранен. Тамерский иззубренный болт, пробивший ребро, нельзя было вытащить на ходу, и древко просто перерубили чуть пониже наконечника. Каким чудом солдат выдержал трое суток в седле? Почему вообще отправился именно он, почему не передал пакет с донесением другим? Рикард понимал, что шатающийся, харкающий кровью человек сделал невозможное, но не понимал — зачем. Что такого случилось на западе, что потребовался этот подвиг? Оглушительно орали вороны — теперь, как и по осени, везде было много ворон, наглых и разжиревших на человечине, — дул пронзительный северный ветер, по небу бежали быстрые облака, отливавшие лиловым, а разбуженный на рассвете генерал Меррес стоял напротив раненого вестового и не мог понять, что произошло.

— В лазарет его, — приказал он, и, не сдержавшись, рявкнул на солдат: — Что стоите, ослепли?!

— Нет, мой генерал, — прохрипел раненый, в очередной раз хватаясь за левый бок. — В пакете… не все…

— В лазарет, сержант! — еще раз рыкнул Рикард. — Поговорим там. Альберт, поднимай маршала.

Ординарец скорчил кислую рожу. Маршал Алессандр прибыл со своей свитой, и его ординарцы, повара и прочая мелочь мигом перессорилась с остальными: каждый думал о себе, как два генерала и три полковника в придачу. С ними старались не связываться и держаться подальше, но горластые требовательные нахлебники напоминали о себе каждый день.

— Быстро, быстро! — едва не пнул Альберта генерал Меррес.

Вестового под руки увели к лазарету ставки. На шум голосов во дворе спустился полковник Эллуа. При виде него Рикард всегда испытывал смешанные чувства: и радовался, что рядом действительно надежный офицер, чьи доклады всегда были безупречны, предложения — толковы, а дисциплина в полку — идеальна; и злился, не понимая, почему эллонский кавалерист подчиняется любому приказу, выполняет любое распоряжение и ни с кем не спорит. У него на высоком лбу с залысинами просто написано было, что он — сам себе хозяин, и Устав чтит лишь на словах, а кроткой овечкой лишь прикидывается. До поры. Когда пора пройдет, Рикард не знал, но чувствовал, что так и случится. Эллонцу, как всегда, хватило каких-то косвенных примет — кровавых плевков на снегу, следов, обрывков услышанного, — чтобы понять большую часть происшедшего. Генерал Меррес уже привык, что общее полковник схватывает сам, а вопросы задает лишь чтобы уяснить для себя частности.