Оранжевое лето

— Купи себе скейт, и все проблемы, — сказал я. — Катайся с ними.

— Да ты что. Они почти профессионалы.

Один из профессионалов неудачно подпрыгнул и, не удержавшись на скамейке, упал, больно разбив колено. Он взвыл.

— Да? — саркастично заметил я. — Почти.

— Ты не понимаешь, — вздохнул Дэм. — Я им, как пятое колесо.

— Ну и забудь ты это все тогда. Тебе с нами плохо?

— Да что ты, — сказал мальчик. — Мне с вами хорошо. Только… с ними тоже хорошо.

— Я пойду к себе, Дэм, — решил я, когда мы вышли из парка. Дэмиэн не стал уговаривать меня, только кивнул.

— А вещи? Твоя сумка у меня.

— Завтра. Заберу завтра или потом. Все равно там только краски и всякая ерунда.

— Ничего себе ерунда! А можно мне будет достать?

— Можно. А зачем?

— Посмотреть… а нарисовать что-нибудь можно?

— Да рисуй на здоровье.

— Я потом все на место сложу, — пообещал Дэмиэн. — Как было.

— Да хоть себе это добро все оставь.

— Да? А как же ты рисовать будешь?

— Ты не понял. Пускай это все наше с тобой будет. Общее. Все равно они почти твои. Все, Дэмиэн. Я пойду, мне туда.

— Я помню. Может, тебя проводить?

— Нет, спасибо. Я сам дойду.

— Ладно, — сказал мальчик.

Я кивнул.

— До свидания, — сказал я Лин и Эвану. — Мне в другую сторону.

— А вы куда? — спросил Эван.

— Домой. У меня есть квартира недалеко. Я ее сдавал раньше, когда жил в Альтере.

— А как же Дэмиэн? — удивилась Лин. — Я думала, Райан пригласил вас за ним присмотреть.

— А чего за ним смотреть? Вполне самостоятельная личность. Да, Дэмиэн?

Дэмиэн ничего не сказал. Он все-таки немного обиделся.

Я прошел мимо деревьев по узкой асфальтированной дорожке. Я с интересом посмотрел на наглых толстых воробьев, сцепившихся из-за огромного куска белой булки. Воробьи громко и грозно чирикали, клевались и прыгали друг на друга. Я не выдержал и хмыкнул. Воробьиная драка была забавная. Я несколько минут постоял около кучи дерущихся птиц, а потом пошел дальше. Еще издалека я узнал знакомую фигурку, а потом, когда подошел достаточно близко и сумел разобрать лицо идущего навстречу человека, окончательно убедился, что это Морган. Я удивленно посмотрел на часы. Они показывали уже половину девятого, и я понял, что Морган идет с работы домой. Он тоже увидел меня и остановился.

— Привет, — сказал Морган. Он выглядел усталым.

— Здравствуй… Ты чего такой серый?

Морган сунул руки в карманы потертых джинсов.

— Да так… Парень один умер. Мама его плачет. Говорит, что я ничего не сделал, чтобы он жил. А что я уже могу сделать? Думает, мне его не жалко. А мне жалко, но не я же виноват, что лекарства такие дорогие. Да и что они ему? Опять обкололся весь. От передозировки он умер.

Я шумно вздохнул. Работа у Моргана была собачья. Он был врач в местной венерологической больнице и всерьез подумывал оттуда уйти. По-моему, правильно думал.

— Давно не заходишь, — заметил Морган. — Нормально у тебя все?

Я пожал плечами.

— Да так. Башка болит иногда. Да ничего… как-нибудь не помру.

Морган никак не отреагировал на мою глупую шутку. Он пристально посмотрел на меня, и я даже удивился.

— Что?

— Ничего… Чего у тебя с волосами? Под меня постригся, да? — пошутил Морган. Я вспомнил о своей прическе и машинально дотронулся до волос.

— А, это… меня Дэм заставил.

— Какой Дэм?

— Мальчик, — объяснил я. Я не стал вдаваться в подробности и говорить, что Дэмиэн Торн теперь мой брат. Морган бы все равно не понял. Особенно сейчас, после тяжелого дня. — Мой друг.

— Ясно. Точно все хорошо?

— Да вроде нормально. Ой! У меня тебе сигара есть. Кубинская. Только она в олимпийке осталась. Знаешь, я к тебе зайду через недельку, наверное, и отдам.

— Ага, — устало сказал Морган, даже не уточнив, куда я собираюсь зайти — к нему домой или в кабинет. Я пожелал ему удачи и пошел к себе.

Я повернул в замке ключ и зашел в квартиру. Она показалось мне удивительно привычной и уютной, несмотря на то, что из мебели в ней стояли только старая раскладушка, один единственный деревянный стол, две табуретки и небольшой шкаф, в котором у меня лежали ластики, карандаши, кроссовки и даже пакет сока. И еще у меня в комнате был мольберт. Я его сам сколотил пару лет назад.

На мольберте я растянул метровый холст. Я нарисовал на нем Лин — в парке, возле дерева. Помню, когда я рисовал, я часто думал, что намного лучше было бы рисовать с натуры — рисовать Лин как есть. И хотя я помнил каждую линию, каждый волос, мне ощутимо не хватало ее лица перед глазами.

Может быть, поэтому получалось не очень быстро. А последнее время, когда ко мне приходил Дэм, он садился рядом и наблюдал за мной, как я рисую, почти не задавая вопросов. Он не мешал мне. Я даже не стеснялся нисколько. Только один раз я разозлился…

— Ну и когда ты уже закончишь? — услышал я за спиной и обернулся, чуть не уронив кисточку от неожиданности. Я был полностью поглощен красками, расслабившись и размечтавшись, поэтому совсем забыл о Дэмиэне. В первый миг после его слов я даже был удивлен тем, что он все еще здесь. Потом я вспомнил, что мальчик встал сзади полчаса назад.

— Ты… все это время тут стоял? — удивился я.

— А ты не заметил, — усмехнулся Дэм и любопытно заглянул мне через плечо. — Так когда?

— Что?

— Долго тебе еще рисовать? Уже все нарисовано…

Я повернулся и придирчиво осмотрел портрет. В общем, мальчик был прав. Прорисовывать прожилки на листиках так старательно, как это делал сейчас я, было вовсе не обязательно. Если начистоту, то и совсем ни к чему — так можно перестараться и все испортить. Я кивнул.

— Да все почти… Вот здесь только еще, и все…

Дэм зашуршал чем-то сзади. Я не стал оборачиваться, о чем потом сильно пожалел. Мальчишка тихо стоял у моего плеча. Потом он заговорил.

— Я год назад книжку прочитал про одного художника, — сказал он. — Я не помню, как его звали. Он, когда маленький был, очень любил природу. Все время убегал из дома и ходил, ходил… просто ходил и смотрел на все вокруг. Говорил, что ему нравится так гулять и смотреть. Вот… А его отец все время ругал его за это. Он говорил — как же так, ты должен учиться, а не бродить непонятно где непонятно для чего… А пацан этот учился очень плохо, потому что ему было неинтересно. Он так и сказал отцу — что на уроках он ленится, потому что это скучно. А рисовать он любил больше всего на свете… Ну, в общем, отец его не понял. Он его запер в каком-то сарае на время. Да, а у того пацана сестра была. И вот он попросил ее, чтобы она принесла ему угольков. И она принесла… Тогда он зажег свечку и стал рисовать на стенах. И вечером отец заходит в этот сарай — а там все стены черные. Знаешь, что он нарисовал? Горы и реки, равнины всякие. Как сумел… Там так и написано было. Ну, в первый раз, наверное, не очень хорошо… В первый раз ни у кого отлично не получится. Но все равно очень красиво…

— И что? — спросил я, не отрываясь от холста.

— Ничего… Потом мальчика этого отдали в монастырь какой-то. Он сначала расстроился, а потом придумал план. Попросил сестру снова принести ему угольков и разрисовал монастырь… Он красиво разрисовал, но ты сам понимаешь… Его оттуда выгнали. И он пошел жить к сестре. Она как раз замуж вышла за художника.

Дэмиэн замолчал.

— Итан, — сказал он после долгой паузы. — Тот мальчишка на тебя похож. Да?

— Это же ты читал, не я…

— Я думал — похож…

— Не знаю. В монастыре мне жить не приходилось.

— Ну… в интернате. Да я не про то совсем. Там просто так писали в книжке… что я этого пацана сразу себе представил. Он на тебя похож.

— Почему не на тебя? — я улыбнулся и повернулся к Дэмиэну. Его любовь к краскам я понимал. Дэм, как и я, мог проводить все свое время с листом бумаги в окружении кистей и красок.