Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 20 из 45

Зейлахер полагает, что форма тела вендобионтов («стеганое одеяло») с ее очень высоким отношением поверхности к объему позволяла им поглощать из воды кислород и метаболиты всей поверхностью тела. Действительно, у самых крупных эдиакарских организмов нет ни рта, ни даже подобия пищеварительной системы. Питаясь через поверхность тела (такой способ питания называют «осмотрофным»), эти существа не нуждались во внутренних органах.

Недавно, впрочем, Д.В, Гражданкин и М.Б. Бурзин предположили, что тела вендобионтов представляли собой вовсе не толстое «стеганое одеяло», а тонкую гофрированную мембрану – ее по аналогии можно назвать «картонкой для яиц». В захоронение попадает, собственно, не сама мембрана, а те «куличики из песка», которые получаются при засыпании ее «лунок» взмученным осадком. Эти «картонки для яиц», имеющие идеальное соотношение объема и поверхности, неподвижно лежали на дне, поглощая из морской воды растворенную в ней органику.

Кроме того, многие исследователи полагают, что эти плоские (и, видимо, прозрачные) существа были буквально нашпигованы симбиотическими одноклеточными водорослями, что делало их практически независимыми от внешних источников пиши. Их современным экологическим подобием могут служить так называемые автотрофные животные (подсчитано, что коралловые полипы получают до 70 процентов пищи от водорослей-симбионтов).

Итак, на мелководьях вендских морей существовала удивительная экосистема из «осмотрофных животных». Сейчас известны тысячи экземпляров различных представителей эдиакарской фауны, однако ни на одном из них нет повреждений и следов укусов; судя по всему, в это время не существовало хищников, да и вообще животных, питающихся крупными кусками пиши. Поэтому вендскую биоту часто называют «Сад Эдиакары» по аналогии с райским садом, где никто никого не ел. Ситуация райского сала, как ей и положено, просуществовала недолго: в конце венда вендобионты полностью вымерли, не оставив после себя прямых потомков. Эдиакарский эксперимент – первая в истории Земли попытка создать многоклеточных животных – окончился неудачей.

Не были ли и мы «стегаными одеялами»?

Впрочем, по поводу судьбы эдиакарской фауны есть и иные мнения. Помимо двух противоположных позиций – «австралийской школы» и Зейлахера – есть и «компромиссная». Ее сторонники считают, что в составе эдиакарской фауны, помимо собственно вендобионтов, уникальных по своей организации и свойственных только этому времени (а также, возможно, и реликтов каких-то довендских фаун), имеются и отдаленные предки некоторых фанерозойских групп.

С. Дали. «Бесконечная загадка», 1938год

В этой связи, как ни странно, поминают хордовых – группу, венчающую «древо жизни». Вспомним характерную для вендобионтов (и совершенно нетипичную для современных животных) симметрию скользящего отражения: элементы такой симметрии есть именно в строении примитивнейшего из хордовых – ланцетника. При этом один из эдиакарских организмов – ярнемния – с ее мешковидным телом и двумя «сифонами» очень напоминает близкого родственника хордовых – асиидию; к тому же оказалось, что отпечатки этого организма сильно обогащены ванадием, тем самым металлом, что служит основой дыхательного пигмента асцидий. Так что некоторые исследователи не исключают, что мы с вами (как представители хордовых) ведем свой род прямиком от древнейших на Земле многоклеточных – вендобионтов.





Это, впрочем, еще не самая экзотическая гипотеза относительно природы и родственных связей вендобионтов. Кем только их не объявляли, даже гигантскими морскими лишайниками! Например, А.Ю. Журавлев предложил весьма остроумную гипотезу относительно родства некоторых эдиакарских организмов с гигантскими (до 20 сантиметров в диаметре) глубоководными многоядерными амсбами-ксснофиофорами.

Подобный разнобой в гипотезах может произвести на стороннего наблюдателя удручающее впечатление, однако «в оправдание» ученых, изучающих доксмбрийские организмы, необходимо сказать следующее. Решаемая ими задача является, возможно, самой сложной во всей палеонтологии, ибо актуалистический метод реконструкций (по аналогиям с современностью) явно работает здесь на самом пределе своей разрешающей способности. Палеонтологи фактически находятся в положении космонавтов, столкнувшихся с фауной чужой планеты, с тем лишь уточнением, что они вынуждены иметь лело не с самими инопланетными существами, а с созданным ими «театром теней».

Недавно выяснилось, что эдиакарская попытка создания многоклеточных животных была не первой по счету, а в лучшем случае второй. В 1986 году Сун Вей-го обнаружил в докембрий с ких отложениях Китая (местечко Хайнань в провинции Аньхой) с возрастом 840-740 миллионов лет назад богатую фауну макроскопических бесскелстных животных. Ее по традиции назвали хайнаньской биотой. Почти одновременно сходная фауна была найдена М.Б. Гниловской в России, на Тиманском кряже. К сожалению, изучена она пока недостаточно. Известно лишь, что составляющие ее организмы уступают по размеру эдиакарским и являются не лентовидными, а червеобразными, причем иногда кажутся членистыми. Многие из них строят из органики сегментированные трубки бокаловидной формы.

Очень важно то, что среди этих организмов нет ни медузоидов (как в Эдиакаре), ни каких-либо форм, близких к губкам (примитивнейшим из современных групп животных): судя по всему, довендская хайнаньская биота не может считаться предковой ни для эдиакарской, ни для современной (фанерозойской). Из этого, правда, не следует, что все представители хайнаньской биоты должны были вымереть до эдиакарской попытки; возможно, именно этим червеобразным формам принадлежит часть следов рытья в вендских осадках. Однако в целом хайнаньский эксперимент явно оказался столь же малоуспешным, как и эдиакарский.

Итак, мучившии Дарвина вопрос о появлении животных в начале кембрия – «всех и сразу» – вроде бы начал проясняться. Преподавателям теории эволюции на первый взгляд стало легче: как-никак этот рубеж сильно отодвинулся вглубь времен (с 540 до 840 миллионов лет назад), а первые животные оказались действительно сильно не похожими на тех, что существуют, начиная с кембрия. Однако это только на первый взгляд: ведь новооткрытые фауны оказались непреемсгвенными между собой! Они всякий раз появляются, как чертик из коробочки, и туда же исчезают. Ситуация, если вдуматься, складывается еще более скандальная, чем во времена Дарвина: тот имел дело с одним «актом творения» – кембрийским, а мы – как минимум с тремя. М.Б. Бурзин дал эдиакарской и хайнаньской попыткам остроумное определение: «черновики Господа Бога». Создается впечатление, будто эти «черновики» были некими неудавшимися экспериментами…

Как же объяснить «кембрийскую революцию» – внезапное и одновременное, словно по мановению волшебной палочки, появление практически всех современных типов животных? Вот как описывал его один из ведущих специалистов по кембрию А.Ю. Розанов: «Двигаясь вверх по разрезу от докембрийских порол к кембрийским, мы адруг обнаруживаем в какой-то момент, что порода насыщена многочисленными и разнообразными остатками организмов, облик которых уже более или менее привычен для нас. Здесь начинают встречаться обычные для всего фанерозоя остатки губок, моллюсков, брахиопод и других организмов. Непривычны только их размеры (первые миллиметры)».

Можно, конечно, предположить, что животные и вправду появились в кембрии сразу и из ниоткуда, словно кролик из шляпы фокусника. Однако есть другое, причем куда более логичное объяснение. Скорее всего, в докембрии существовала богатая фауна мелких бесскелетных организмов (уровня простейших и коловраток). Ее представители периодически совершали «попытки» выйти в крупный размерный класс, но лишь последняя из этих попыток – кембрийская – оказалась вполне успешной. Шансов попасть в захоронение у таких существ не было, ведь они лишены скелета, целлюлозной оболочки или хотя бы слизистого чехла (как водоросли и бактерии). Отсюда их отсутствие в палеонтологической летописи. Последнее обстоятельство вроде бы делает данную гипотезу непроверяемой, а цена таких гипотез невелика… Однако, если не сохранились отпечатки самих организмов, нельзя ли попытаться обнаружить какие-нибудь следы жизнедеятельности или иные косвенные указания на их существование?