Страница 91 из 116
— Землю придется вывезти, чтоб не было бугром, — поделился соображениями Ванько. — А на вскрышу, под дёрн, пойдёт глина — не так будет промокать.
— Пол и бока надо бы чем-то утеплить.
— Свяжем маты из камыша или куги. Будет годнецкий блиндажик!
Рудик участия в обсуждении предстоящего обустройства не принимал.
— А ты чё, никак нас стесняешься? — посмотрел ему в глаза Федя, ухмыльнувшись.
— Не по-онял…
— А чё тут понимать? Закуривай. Пока ухи не попухли.
— С чего ты взял, что я курю? — попытался было отвести подозрения тот, но при этом «ухи» предательски порозовели, как у нашкодившего шалуна.
Чтобы не конфузить ещё больше, Федя отвёл взгляд, пояснив: — Вчера в сенях от тебя несло никотином, как от козла.
Рудик не нашёлся, что сказать. Ванько делал вид, словно ничего особенного не произошло.
— Кури, — сказал, — если хочешь.
— А что, и закурю! — с вызовом воскликнул разоблаченный.
Достал из кармана штанов небольшой, ручной работы, алюминиевый портсигар, нажатием кнопки откинул крышку. Здесь приготовлено было на несколько закруток аккуратно нарезанного листового табаку, несколько бумажек и дощечка-спичечница в виде гребёнки. Свернув цигарку, прикурил от отломленной красноголовой спички, чиркнув ею о тёрку, нанесённую с двух сторон внизу.
— Дай-ка глянуть, — взял у него диковинку Федя. — Первый раз такие вижу. Где взял?
— У тёти. Фрицевские. Стырила несколько штук, а я у неё.
— И давно куришь?
— С неделю.
— Что за нужда заставила?
— Да никакой нужды… Просто ребята курили, ну, и я. Надоело выглядеть умником.
— Да, не зря говорится: с кем поведешься, от того и наберёшься… — В замечании угадывалось сожаление пополам с осуждением.
— А что в этом такого? Многие пацаны курят.
— Это ж где? Про хуторских, не говоря уже про нас, я бы этого не сказал.
— В Ивановке, например… Ничего страшного не вижу!
— Ну и дурак. Вань, а ты чего молчишь? — не стерпел Федя. — Одобряешь, что ли?
— Он, Хветь, теперь всё равно не бросит, одобряй не одобряй. Даже если б снова захотел выглядеть умником.
— Ты так думаешь? Захочу — и брошу! — заявил бывший «умник».
— Зарекалась свинья дерьмо жрать, да никто не верил… А вообще — твоё личное дело! — Ванько спрыгнул. — Схожу за возком, а то земля уже обратно в яму скатывается. Эй, клопики, кто со мной на тележке покататься? — Забрав малышат, ушёл.
— А я б советовал бросить, — опять взялся за Рудика Федя. — Хотя бы из-за спичек: такое добро переводишь зря! У людей по утрам нечем печку разжечь.
Рудик затянулся дважды кряду, закашлялся, на глазах выступили слёзы. Развернул цигарку и высыпал содержимое.
— Сильно крепкий, гад… — сказал с придыханием. — Самардак называется. Один курит — кхе, кхе! — двое в обморок падают.
— Смотри сам не свались, куряка!.. — Помолчав осуждающе, поинтересовался: — Чем в Ивановке прикуривал, тоже спички переводил?
— Откуда? Тоже кресалом огонь добывал.
Кресала прочно вошли в быт на хуторе. Ребята научились делать их сами. Надломленный в тисах сегмент от сенокосилки в домашних условиях нагревался докрасна, окунался в холодную воду — и вся недолга. Закалённая, пластинка высекала искры из особого вида кремня (находили в гравии железнодорожного полотна), называемого «мыльным» — по цветовому сходству с хозяйственным мылом. От искр легко затлевалась ватка, заготовленная из подсолнуховых корзинок.
— Ты что на кремень ложил? — поинтересовался Федя.
— Одно время пользовался ватой, смоченной в крутом растворе марганцовки. Но марганец большая редкость. Кто-то додумался прокипятить вату в подсолнуховой золе — это более доступно.
— И что, вата хорошо загорается? — Это для него была новость.
— А то! Как кресь, так и есть!
— Проверю, такой золы у нас навалом. А ты кончай вредительством заниматься — не трать больше спичек на курево. Если, конешно, есть.
— Несколько коробков есть. Тоже у тёти разжились. Могу пару штук уделить.
— Мы-то обходимся и без спичек. А вот у Веры, говорила, кончаются. Из экономии к соседям за угольком бегает.
— Отдай ей пока эти, — вернул он красноголовую гребёнку. — Потом ещё принесу. А я постараюсь завязать.
— Правильно! Пока не втянулся. Иначе поздно будет.
— А вы чем огня добываете?
— Есть и кресала, но пока — при помощи зажигательной пули. Как? Ванько как-то раздобыл две обоймы немецких винтовочных патронов, а Мишка обратил внимание на цветные метки. Предположил, что пули либо разрывные, либо трассирующие. А когда надпилил у одной кончик, оказалось — зажигательная. Оболочка начинена каким-то веществом, которое на воздухе слабо горит. Окисляется. Ну, мы это дело…
Досказать мысль помешало появление Володьки.
— Идите на зайцев смотреть! — крикнул он возбужденно и тут же убежал.
Ребята спрыгнули наземь и тоже заспешили во двор. Здесь, окруженные зрителями, горделиво позировали охотники. У Бориса через плечо, схваченные за лапы брючным ремнем, висело два здоровенных русака. У ног лежала рыжая, с длинным пушистым хвостом, лисица. Не спешил освобождаться от ноши и Михаил: его, усталого и взмокшего, отягощали три таких же зайца.
Затем добыча была представлена на разглядывание и ощупывание детворе, а сами добытчики стали отвечать на многочисленные вопросы. По их рассказам выходило, что из двадцати петель, установленных вчера между кладбищем и лиманом, только шесть оказались «нестронутыми». В такое же количество попались куцехвостые, причём, один был ещё живой. Он, или только-только попался, или оказался поумней других: не стал толочь бурьян вокруг колышка, как это сделали другие, и рваться из петли. Когда к нему подошли, сидел, прижав уши. Немного покричал, пока его освобождали, будто просил помиловать; пожалев, его отпустили на волю: живи! В одну из петель угодила лиса и хоть считается зверем хитрым, задушилась. Хотели не брать, но Борис передумал: если вычинить шкуру, то будет классный воротник для «пальта» — разумеется, Вере-Мегере. От одной петли осталось «токо кружало» — унесена вместе с колышком. Остальные просто сбиты в сторону.
Такой удачи не ожидали даже сами добытчики: в пяти «зайчуганах»-матёрых, тяжеленных — было около пуда, если не больше (взвесить возможности не имелось). А поскольку привалила она именно сегодня, в день томкиных именин, то и решили всё принести сюда.
Исчерпав богатый запас впечатлений, охотники принялись за обработку улова. Борис, которому приходилось иметь дело с кроликами, взял на себя свежевание. Миша готовил для шкурок рогатки-пяльцы. Вера, Клава и Тамара потрошили, мыли, смалили и резали на части тушки.
Тем временем землекопы вывезли из-под груши чернозём. Только за полдень, управившись, разошлись ребята до вечера по домам, обещав не опаздывать к торжеству. И ещё — не наедаться, потому как, обещали девчата, «предстоит чудненькое жаркое».
Забежав на несколько минут домой — показаться матери на глаза, Борис снова явился к Мише готовить снасти на завтра.
Первый успех — да ещё какой! — зайчатников, что называется, окрылил. Слыханное ли дело, радовались они: без ружья, без особых трудов, можно сказать — играючи раздобыть столько классного мяса! Какового они уже и не помнят, когда едали вволю. А ведь их, зайцев, ловить не переловить, только не ленись!
Правда, с проволокой небогато: десятка на три-четыре ещё, может, хватит, а там… Покрышки — они ведь штука редкая. Удастся ли найти ещё хотя бы одну? Петли, в которых побывал косой, становятся ненадёжными: гнутые, с заворотами. Удержит такая ещё хотя бы одного? И с каждым днём запас их будет убывать.
— Не рано ли ты заунывал? — заметил Борис. — Обшарим территорию МТС, поищем на станции, на элеваторе — неужели ни одной покрышки не найдём!
— Что-то они мне на глаза не попадались.
— Найдем, быть того не может! И давай уже заканчивать, скоро начнёт смеркаться.
— И правда. А то нагорит от твоей Мегеры.