Бледное солнце Сиверии

— А водяники уже нападали на караваны?

— А то! Бывало, пытались что-то стянуть. Один раз пеню за проезд требовали. А сейчас… сейчас главное, чтобы головы нам не поснимали. Когда будем поворот проходить, то ты держись ближе к центру плота. Не то выскочит какая-нибудь гадина, да в воду за ногу уволочёт.

Тут гибберлинг рассмеялся, будто его слова были доброй шуткой.

Плоты продолжали плыть, правда, уже гораздо медленнее. Гибберлинги частенько налегали на длинные весла, при этом стараясь держаться северного берега. Я внимательно всматривался в заросли елей да сосен, ожидая увидеть лазутчиков, но всё было спокойно.

Погода, которая и до этого не сильно баловала, стала портиться. Всё чаще налетал пронизывающий до костей ветер. А, вскоре, с неба посыпала мелкая снежная крупа. Видимость ухудшилась, и плотогоны приняли решение останавливаться на ночлег.

Всю ночь бушевала буря, но, благо, костёр развели по всем правилам, и он не затухал. Я нашёл небольшое прибежище у камня и накрылся шкурой с головой. Сон долго не шёл. Мысли вихрем летали в голове, будоража сознание.

Я снова вспомнил предостережения Стояны. До этого ни одно из них не было пустым. Думаю, что и в этот раз так.

У меня вдруг появилась твёрдая уверенность, что завтра что-то будет. Зря мы не решились сегодня проплыть мимо Старого утёса. Зря, как пить дать!

Вскоре сон всё же сморил меня. В нём мне приснилась Зая. Она как обычно хлопотала у печи, что-то тихо подпевая. Меня она словно и не замечала, а когда я стал её звать, то повернулась и улыбнулась.

Проснулся я в каком-то приподнятом настроении. На душе было легко, и даже радостно.

Погода всё ещё не радовала. Снег перестал сыпать, но воздух стал ещё холодней. Мы быстро грузились на плоты и вскоре тронулись в путь.

Старый утёс приближался. Теперь его можно было легко рассмотреть. Но напряжённость и тревога делали своё дело: люди были взволнованы, и стояли с вытянутыми мечами, крутя головами во все стороны.

Начался поворот. Плотогоны умело лавировали среди бурунов подводных камней. Делали они это весьма ловко и слажено. Серая громадина поросшего редким лесом Старого утёса грозно нависала над нами. Но не она меня сейчас беспокоила: я пристально вглядывался в берег, ожидая появления целой армии разъярённых водяников.

Сажень за саженью плоты двигались в русле реки, но пока ничего не происходило.

Всё началось после фразы: «Вроде обошлось». Я увидел, как один из стражников, слишком близко стоявший от края плота, будто бы поскользнулся и свалился в воду. Его затянуло под брёвна.

А потом я увидел как из бурных вод Вертыша повсплывали круглый гребенчатые головы водяников. Их было не больше десятка. Несколько секунд, и их стало около сотни.

Голову стянуло холодным обручем. Я инстинктивно сжался, но нападение произошло на второй по счету плот.

Бах! Грохот поднялся такой, словно земля раскололась. За какие-то секунды ледяные когти, выскочившие из Вертыша, разорвали стянутые брёвна плота. Щепки разлетелись в стороны на десятки саженей. Вверх взмыли острые толстые «пики». Ни людей, ни гибберлингов, ни плота, только ледяные гигантские сосульки.

Ощущение было такое, словно из-под воды вырвалась лапа какого-то исполинского монстра, побившая плот под днище.

— Утёс! — заорал кто-то слева от меня. — Они на утёсе!

Я приподнял голову: высоко, на самой кромке стояли три черные фигурки.

В это время на плот стали заползать водяники. Как они сейчас мне были противны: скользкие, лупатые, вонючие.

Мне понадобилось несколько секунд, чтобы отбросить первую атаку.

— Подальше от скалы! — прокричал я гибберлингам. — Отходите дальше, чтобы нас не достали колдуны!

— Но там же водяники, — крикнул один из них, кивая на плывущие головы.

— А хрен с ними! Те, что на скале пострашнее.

Наш плот отвернул в сторону, едва избежав столкновения с предшествующим. А тот натолкнулся на бревна, оставшиеся от второго, и завертелся на месте. Я видел, как кормчие пытались удержать плот.

— О, Тенсес! — стоявший рядом со мной стражник безвольно опустился на колени.

Его глаза размером с плошки, вылупились на водяников. Мне некогда было его приводить в чувство: на плот снова пытались вылезти рыбоголовые. И в этот раз их было гораздо больше.

Краем глаза я успел увидеть, что первый плот оторвался от каравана и уже миновал утёс, скрываясь за поворотом.

— Братцы! — заорал кто-то не своим голосом.

Одного из людей водяники затянули в холодную воду. Он размахивал руками и дико орал:

— Братцы! Спаси…

Закончить не успел: волна накрыла его с головой и больше на поверхности воды он не появлялся.

Кровь водяников была холодная, как у рыб. Из их вспоротых животов выпадали жидковатые внутренности, пованивающие тиной и тухлой рыбой.

Наш плот обошёл очередной бурун, врезаясь бревнами в плывущие гребенчатые головы. Я услышал характерный хруст, а чуть позже увидел всплывших кверху пузом нескольких водяников с размозженными башками.

Удар. Финт. Нырок и удар.

Водяники лезли и лезли, как заговорённые. Перепуганного стражника я больше не видел: на плоту остались лишь три гибберлинга, отбивающиеся от нападавших, да я.

Третий плот, наконец, выбрался из ловушки и стал нас догонять. Там тоже кипел жаркий бой.

Увидев, что к нам никто больше не пытается залезть, я взял лук и принялся стрелять в плывущие головы.

В небо один за другим вздымались водные столбы, окрашенные в грязно-красный цвет.

И тут сквозь грохот я услышал чьи-то крики. Мы были недалеко от берега, и теперь легко можно было увидеть, как на песок выволокли несколько человеческих фигур.

— Помогите! А-а! — орали они с берега.

Я прицелился, но плот быстро уходил, так что, выстрелив, не поранив людей, я не мог.

Одного из кричавших разорвали на части в буквальном смысле этого слова. Водяники размахивали его головой, а потом водрузили её на шест.

— Конец им! — сделал вывод старший из гибберлингов. — Не спасти.

Я снова натянул тетиву, но плот дернулся, и пришлось опустить лук.

— Эх! Погибло всё! — запричитал гибберлинг. — Какой… какой… какой…

Его словно заклинило от переживания.

Я вспомнил, что на втором плоту было больше всего и людей, и гибберлингов. Наряду с «ростком» сплавщиков, там плыли то ли какие-то паломники с их поселения с Ингоса, то ли кто-то в этом роде. А самое интересное, что по бортам установили нечто вроде ограды из высоких овальных щитов. Наверняка, плывшие там подумывали, что защитили себя лучше остальных.

Но ничего не помогло. И я уверен, что из-за этой мнимой защищённости ворожеи на утёсе потому выбрали именно этот плот для своего нападения. Наверняка предполагали, что там везётся что-то ценное, иначе, зачем такие предосторожности.

— Никогда не видел, чтобы так разрывало дерево! — сказал второй из гибберлингов, глядевший на остатки плота.

Брёвна плыли вдоль утёса, изредка зацепляясь друг за друга.

— Кто там был? Быстроногие?

— Да, братья Быстроногие, — вздохнул старший. — И… эх-эх-эх, как в глаза смотреть-то соплеменникам?

Я всё ещё глядел, как нас догоняет последний плот. Бой закончился и там.

Вот вам и круги от брошенного в воду камня, — мелькнуло в голове выражение Стержнева.

Раж от боя ещё не прошёл, сердце в груди бешено колотилось. Мы, наконец, обогнули утёс и стали удаляться дальше на север, вслед за первым плотом.

Я сбросил в воду останки водяников, и устало присел под навесом.

Не смотря на весь драматизм ситуации, разум не переставал вглядываться в открывающиеся пейзажи, то восхищёно отмечая их некоторое великолепие, то хмуро озираясь в поисках водяников среди темного хвойного леса, казавшегося тут особо опасным. Русло Вертыша стало чуть уже, а склоны более пологими и мрачными. Но уже через несколько вёрст скалы отступили, но, правда, только от восточного берега.

Где-то к полудню наши плоты сгрудились в кучу и пристали к берегу.