Бледное солнце Сиверии

Она помнила, как на праздник Дня Единения, что был летом на пятый день месяца Святого Арга, её взяли в эльфийскую деревушку на ярмарку. Такой красоты, как там, маленькой девчушке ещё нигде не приходилось видеть.

Поразило обилие цветов. Ухоженные дворики, необычные дома… На окнах занавеси. Ровный невысокий заборчик. Кругом нарядные эльфы… Все улыбаются, здороваются.

А у нас? — Мила с содроганием вспомнила неухоженные поросшие бурьяном улочки. Покосившиеся грязные дома.

Нет, у меня обязательно будет красивый… А на окнах занавесочки в горошек. Муж придёт с поля, а ему на встречу дети… трое…

Замуж вышла весной. Марк — парень высокий молодцеватый. По осени начали строиться. Родители помогали, чем могли…

Дочку решили назвать Ириной. Чёрненькая, как её отец…

Мила стиснула зубы.

Всё дым… туман… Жизнь на Умойре казалась сном. Далёким, в чём-то приятном… Давно это всё было. Даже и не верится… Но неприязнь к тем, кто живёт лишь одним насилием, ничем не истребить. Для них есть только одно наказание — смерть. Будь он кем угодно: человеком, орком или иным созданьем.

Огонькова посмотрела на Бора, который сидел в другом углу избы. Его холодный надменный взгляд, словно затаённый кинжал, пронизывал насквозь.

«Что есть за его душой? Одни разрушения и погибель… Ни на что иное он просто не способен», — урядница опять досадовала, что приходится соглашаться на то, чтобы этот человек оставался с ними, да ещё помогал…

Орки же в её глазах сейчас были ещё большим злом, которое нужно было искоренить… Выкорчевать…. Полностью!

Утром буран только усилился. Не смотря на это, эльфы ушли на восток к предполагаемому порталу.

Огонькова выбралась из дома и долго всматривалась куда-то на север. Никто не видел, что она молилась.

Урядница не дождалась никакого знака, о котором вопрошала богов. Она вернулась в избу и вскомандовала общий сбор.

Путь лежал вдоль реки на северо-запад. Дальше Вертыш делал крутой поворот на восток. Нам предстояло обогнуть горный выступ и продолжать двигаться вдоль склона к стойбищу орков.

Дорога была трудна. Но никто из отряда не жаловался. Все продолжали идти, продираясь сквозь снежные завалы, наперекор злому ветру. Аж к вечеру мы обогнули горы и остановились на ночлег. До стойбища оставалось ещё вёрст пятьдесят.

Припасов взяли не так уж и много. Да и что тут найдёшь в сгоревшей крепости.

— Без разведки нам всё-таки лучше не соваться, — говорили ратники своей уряднице.

Она отчего-то сопротивлялась. Скорее всего, боялась, что стойбище окажется забитым воинами и всё дело загубится на корню. А незнание служило своего рода защитой от этого.

Однако, Мила всё же вняла доводам своих людей, но аж к вечеру следующего дня, когда мы достигли южного края каменистой тундры. Здесь Вертыш разливался по огромной бескрайней равнине, превращая её летом в непроходимое болото с тучами мошкары, а зимой — в бескрайнюю укрытую снегом голую пустыню.

Утром урядница выделила несколько человек (в том числе и меня), и дала команду проверить окрестности.

Я пошёл в паре с десятником Демьяном. Мы обследовали северную часть берега и к вечеру вернулись в лагерь.

— Видели двух орков-охотников, — докладывал десятник. — Подобрались к стойбищу, насколько смогли.

— И что?

— Ну… по предварительным наблюдениям, воинов там мало.

— Ты уверен? — серьёзным тоном спросила урядница.

Две другие группы уже вернулись и докладывали практически тоже самое, но она всё-таки ждала заключения Демьяна.

Тот оглянулся ко мне, ожидая поддержки.

— В стойбище около двадцати воинов. Но они каждый день уходят на охоту, так что там остаётся не больше… не больше десятка.

— Значит, Сарн меня услышал, — бросила Огонькова, угрюмо глядя вниз. Было непонятно, то ли она довольна результатом нашей разведки, то ли напротив — сожалеет. — Утром выступаем.

Она собрала всех вокруг себя и снова объяснила план набега. Отряд разбили на три группы. Я попал в ту, которая должна была атаковать со стороны западных ворот.

— Запомните, — говорила Мила, — любого орка, которого вы встретите на своём пути, необходимо уничтожить.

Она нахмурилась, что-то обдумывая. Я услышал её бормотание насчёт того, что насильникам одно наказание — смерть.

— Стремительность, напор, беспощадность! Будет всё это, будет и победа… И ещё раз напомню, что в стойбище надо входить одновременно со всех сторон, — дала последнее напутствие Мила. — Завтра надо постараться. Это не приказ, это просьба… А сейчас всем отдыхать.

16

Я вырвался вперёд. Моя группа была весьма медлительна, а это очень раздражало. Жаль, что командиром назначили не меня… Хотя от урядницы этого и следовало ожидать, уж очень она на меня взъелась.

Плюнув на робеющих воинов, никак не могущих определиться с тем, как подбираться к стойбищу, я пошёл сам. Занял позицию шагах в пятистах от подъёма к западным воротам. Остальные группы двигались к своим местам, а это займёт, по моим подсчётам, около часа.

Сегодня ветер был чуть тише. Грязно-серые облака лениво ползли по небу, рассыпаясь снегом по всей равнине.

Я долго сидел в засаде, поджидая ратников. Те засели у группы яйцеобразных гигантских валунов, решив там дожидаться команды к атаке.

«Далеко. Очень далеко, — досадовал я. — Потом до ворот будут брести полчаса».

И тут на склоне появилась темная фигура, медленно спускающаяся вниз в долину. Очевидно, это один из тех орков, которые ходили в тундру на охоту.

Шёл он прямо в мою сторону. Уверенно, спокойно…

Я замер в ожидании. Надо было пропустить орка мимо, а потом пользуясь плохой видимостью, попытаться на него напасть.

Лежать на снегу было холодно. Да ещё приспичило… А как тут сходишь? Не под себя же! Надо ждать… терпеть.

А орк шёл медленно, неторопливо.

Пытаюсь отвлечься от одной и той же мысли. А как назло только об этом и думается. Лежишь, ждёшь…

Наверно, лучше не подбегать к орку, а просто выстрелить из лука. Трудно, особенно в такую погоду, тут я согласен, но другого выхода не вижу. Противник успеет среагировать раньше, чем я попытаюсь подкрасться к нему. Да ещё может и увидеть кто-то из стойбища.

Я осторожно выглянул. Охотник прошёл от меня шагах в двадцати. Он направлялся на северо-запад к тундре.

Приспичило так, что аж терпежу нет. И надо чтобы в такой отечественный момент!

Хотя это и не удивительно. Это жизненное наблюдение: даже живот начинает крутить, когда ты занят, и отвлечься нет никакой возможности.

Я вылез из укрытия, достал обычную стрелу и живо насадил широкий листообразный наконечник. (Вот же..! Сил нет, сейчас обмочусь…) Лук в левую руку. Стрела послушно влезла пазом в тетиву… (Ёк! С-с-сука… всё больше не могу… сейчас побежит…) Характерный скрип гнущегося дерева. Тетива коснулась подбородка.

А ветер прямо в лицо… Могу промазать. (Да стреляй ты! Чего тянешь?)

— Тьфу ты! — отплёвываюсь. Лишь бы орк не повернулся в мою сторону.

Только это подумал, как снова приступ. Чувствую, мочевой пузырь сейчас лопнет.

Тынь! Стрела заспешила вдаль к копошащейся орочьей фигуре.

Я бросил лук, даже не пытаясь проследить полёт стрелы, и заспешил развязать тесёмки штанов. (Быстрее, Бор, быстрее!.. С-сука, нема сил…)

Мочился я долго, даже не боясь отморозить своё мужское сокровище.

Глянул в сторону орка: его фигура полусидела в неестественной позе. Конец стрелы выглядывал из шеи. Оперение тихо шуршало на ветру.

Я снова вернулся к делу естественной надобности. Такого блаженства от облегчения не передать словами… Так и хочется сказать: а что ещё для счастья надо.

Голова аж прояснилась… Фух, ну всё.

Струсил последние капли и стал заправляться. Тесёмки никак не хотели завязываться. Я несколько минут провозился с ними. Потом затянул пояс, поднял уже наполовину занесённый снегом лук и поспешил вперёд к остроконечной невысокой скале.