Сламона

— Вот будет беднягам работы — убирать этот бардак, — с сожалением проворчал Теварец.

Но Дэви смотрел не на бесстрашных маленьких домовых, пробирающихся сквозь хаос четырех стихий к своим домам. Он снова уставился на расколотое хобо — и вдруг в голове у него шальным зигзагом молнии промелькнула невероятная, невозможная, но почти наверняка правильная догадка!

— Теварец… — замирающим голосом проговорил он. — Так это ТЫ вытащил нас с Вороньего Пика?! Ты, а не падающая звезда?

— Только не надейся, что у меня еще когда-нибудь получится этот трюк, — хмуро отозвался Теварец. — Если снова вляпаешься в такую паскудную переделку — будешь выляпываться из нее сам, понял, М-маг Стрелы?

Дэви вцепился в обгоревшую брючину Великого Мага и сбивчиво забормотал:

— Но… Но… Закон Дверей… И Закон Хобо… И Немая Гора… Это же невозможно! КАК?!

Теварец взглянул на него и тут же отвел глаза.

— Я же говорил — слабость каждого заключена в его силе, — нехотя проворчал он. — Но иногда бывает и наоборот… Слабость может дать человеку исполинскую силу!

С бешено бьющимся сердцем Дэви ждал, что сейчас Теварец скажет: «А моя слабость — это ты, Дэви!», но вместо этого Великий Маг сказал совсем другое:

— Охэй, а где твой шелопутный дружок?

— Остался в пещере на Китовой Скале. Знаешь, Теварец, там тако-ое было!

— Ладно, после расскажешь, что там у вас было, — Теварец зевнул и уронил на пол только что сотворенную сигарету, не донеся ее до рта. — Сейчас хорошо бы поспать…

— Конечно, спи! Но представляешь, Теварец, Рон все-таки вспомнил, куда задевал трубу! Правда, он уже снова успел ее потерять, но зато…

— Все — явился мой ученик. Настал конец спокойной и тихой жизни!

— Представляешь, теперь он больше не заморок, а несколько тысяч негодяев пошли на корм акулам у Китовой Скалы…

— Вали отсюда, ты мне надоел!

Дэви улыбнулся, закрыл глаза и прислонился головой к колену Великого Мага.

И почувствовал, как на его макушку неумело опустилась тяжелая горячая рука.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. Предел, Запределье. Возвращение Черной Королевы

Бывают дни, когда жизнь прекрасна по обе стороны Края Света! И бывают такие вечера!

Джон вприпрыжку бежал по коридору жилого корпуса, и в его душе торжествующе распевал голос волшебной трубы.

«Негодяям конец, тири-рам, тири-рам!»

Негодяям конец, и скоро будет праздничный ужин с сюрпризами в честь первого учебного дня, а после ужина он рванет на Иннэрмал — рассказать Яниссе и остальным обо всем, что случилось (то-то будет расспросов, восторженных воплей и аханья!), а назавтра они с Роном разыщут на дне у Китовой Скалы волшебную трубу и добьют всех еще недобитых негодяев Запределья!

Тири-рам, тири-ра-рам!

Но даже если труба не найдется, они все равно расправятся с негодяями, хоть мечом, хоть кулаками, хоть волшебством… Так будет даже еще интереснее. В любом случае дело негодяев — труба, тири-рам!

И — Теварец любит его, охэй!!!

Джон на ходу перекинул ремень сумки с правого плеча на левое и ойкнул от боли.

Осторожно зыркнув по сторонам — не смотрит ли кто из ребят? — он остановился, оттянул воротник рубашки и скосил глаза на свое плечо.

О-го!

Под белыми точками на ключице (вчерашними следами когтей Великого Мага) багровело большое пятно — там, куда впились челюсти сторожевого паука… Со стороны спины, над лопаткой, тоже ныло, значит, там второе такое же пятно — ого! Наверняка пятна исчезнут дней через пять, не раньше, как и все прошлые памятки о его запредельских приключениях. А ведь завтра занятия в бассейне! Надо придумать, что бы такое соврать, если учитель и ребята начнут спрашивать, откуда у Мильна эти пятна…

А вот интересно, если его когда-нибудь прикончат в Запределье, что станется с его двойником в Мурленбурге?

Но эта мысль лишь мимоходом промелькнула в голове Дэви, когда он подхватил сумку и снова весело заскакал по коридору. Зачем ломать голову над тем, что никогда не случится! Его же никто никогда не убьет, тири-рам!

Джон как раз собирался распахнуть дверь своей комнаты, как вдруг она открылась сама, и на пороге возник господин Джоунз.

— Джон, наконец-то, где ты был? Неважно — положи свою сумку и пойдем, тебя хочет видеть господин директор!

Труба, распевавшая в душе Джона, жалко пискнула и умолкла. Наверное, у него сделался такой испуганный вид, что учитель поспешно сказал:

— Да нет, ты ничего не натворил, не бойся! То-есть, может, и натворил, но начальству об этом пока ничего не известно… Директор просто хочет с тобой поговорить. Неужели он такой страшный?

Ха, вот вопросик! Джон Мильн часто видел директора школы в столовой, в библиотеке, в школьных коридорах — и пару раз в ответ на тихое «здрасьте» самого нелепого своего ученика директор не только отвечал: «Здравствуй, Джон!», но и начинал задавать обычные дурацкие вопросы взрослых: как живешь, как учеба, то-се… А когда Мильн угодил в больницу после своей ночевки на козырьке приютского крыльца, директор притащился с разными вопросами прямо к нему в больничную палату, напугав Джона до полусмерти! Тогда все кончилось хорошо, Мильну даже больше не пришлось возвращаться в приют, и его поселили в недостроенном жилом корпусе школы…

Но еще ни разу его не вызывали в директорский кабинет! Туда вообще редко кого-то вызывали.

В самом конце прошлого года в кабинет директора поволокли пятиклассника Микки Норланда, после того как он прошел по карнизу вокруг всего главного здания — этот день стал последним днем пребывания Микки в мурленбургской спецшколе. То же самое случилось с химическим гением из восьмого класса, взорвавшем на уроке самодельную гранату. Но он-то, Мильн, ничего такого не делал! (Истребление сторожевых пауков, колдуна Конрада и нескольких тысяч  людей — не в счет, да директор об этом ничего и не знает). Так о чем с ним может «говорить» господин Тернер?!

Мильн в панике размышлял об этом всю дорогу до второго этажа главного корпуса, а когда господин Джоунз распахнул перед ним обитую кожей дверь, сердце у Джона заколотилось так сильно, словно ему предстояло опять сунуться в Немую Гору, в лапы сторожевым паукам!

— Заходи, заходи, смелей! — сказал учитель, подталкивая его вперед.

Чтобы поскорее сбрость со своего плеча чужую руку, Джон торопливо шагнул в комнату и, не поднимая головы, тихо пискнул:

— Здрасьте, господин директор…

— Здравствуй, Джон, проходи, — пробасил директор, но Мильн замер, как вкопанный.

Еще на пороге он почуял душный сиреневый аромат, а когда чуть-чуть приподнял голову, увидел черные, завитые на концах волосы женщины, сидевшей спиной к двери у директорского стола… Нет, конечножн, это не она! Не может быть, чтобы это была она!