Сокрушитель

Василий поиграл желваками и кивнул. Потом вдруг что-то, видать, сообразил и недоверчиво воззрился на собеседника

— А ты что? Никак приковаться мылишься? Последовавшее в ответ молчание было недовольным, но, вне всякого сомнения, утвердительным.

ГЛАВА 12

Вы такая эстетная, вы такая изящная…

День и впрямь вечерел. Нежные лиловые тона разливались по нижней и по верхней тверди, гигантские золотистые опоры побледнели и словно бы задышали. Глыба, на которой расположилась честная компания, в просторечии именовалась завалинкой. От компании, впрочем, осталось всего три человека. Остальные, должно быть, решили, что ушедший за добавкой Ромка упал где-нибудь у Пузырька, и, отчаявшись ждать, разбрелись кто куда. И колпачки побросали.

— А? Завалинка! — ликующе восклицал Леша Баптист, тараща глаза и хлопая тяжкой пятерней по гладкой молочно-белой поверхности. — Как на заказ, а? И прямо перед домом, главное!

Он, видно, очень гордился этой своей собственностью и неустанно внушал Ромке, что завалинка глыба неприкосновенная, что он, Леша, сам, собственноручно, в одиночку, с помощью лома и какой-то матери прикантовал ее к своей стене вплотную.

— Да с чего ты вообще взял, что это твой дом? — сказала Лика, покачивая ладной ножкой. — Можно подумать, на нем написано, что он твой!

Вообще, как заметил Ромка, позы она принимала сплошь рискованные, но изящные, словно ежесекундно ожидала щелчка фотоаппарата.

— Привет, а чей же? — оскорбился Леша. — Вон же вход. — Он ткнул растопыренной пятерней в сторону теневого овала. — Первый раз видишь, что ли?

Сверкающий и как бы скроенный из фольги балахончик Лики тоже просиял под вечер лиловыми и бледно-золотистыми тонами. Рядом с неопрятным толстым Лешей Баптистом девушка казалась Ромке особенно красивой. Пренебрежительно повела бровью.

— Да что вход! А выход? Выход-то чуть ли не на площади…

Выяснилось, что даже не известно, кто внутри какой опоры обитает. Действительно, снаружи все титанические резные колонны были весьма похожи друг на друга, а попав внутрь, местоположения тем более не определишь — по причине отсутствия окон. Но вот насчет самой завалинки Леша был прав: удобная глыба — как на заказ. Длинная, извилистая, вся в замечательных вдавлинах, словно предназначенных Для сидения. Мечта болтунов и лентяев.

— А чего вы в пятиэтажке не живете? — спросил Ромка, услышав про площадь. — Боитесь?

Как ни странно, но триумфатор вел себя несколько скованно. Посиделки затягивались. Ясно было, что Леша Баптист, пока все не выпьет, с завалинки не — снимется. И все призрачнее становилась надежда, что Лика не прочь уединиться с молодым человеком, блистательно развалившим в ее честь несколько непомерно огромных глыб. Ромка заметно приуныл. Каждый раз, стоило ему украдкой взглянуть на Лику, накатывало острое чувство собственной неполноценности. С девушками столь высокого класса Ромка дела никогда не имел и просто не знал, как себя с ними надлежит вести. Спиртное ударило в голову, но уверенности не прибавило.

Про пятиэтажку Ромка помянул так, к случаю, однако брошенный невзначай вопрос произвел неожиданно сильное впечатление. Леша вдруг надулся, нахохлился, а губы Лики изогнулись в двусмысленной и, кажется, язвительной улыбке.

— Так… это… — хмурясь и покряхтывая, ответил Леша, с излишней торопливостью нашаривая вскрытый бурдючок. — Чего, спрашивается, в тесноте-то жить? А так у каждого вроде как свой дом…

Сосредоточенно сопя, он разлил водку по колпачкам.

— Ну… с приездом, в общем.

Лика пить отказалась. Видя такое дело, отказался и Ромка. Леша с ухмылкой оглядел обоих поверх поднятого в тосте колпачка.

— Жива-ая… — мечтательно промычал он, уставив на Лику мутные охальные глаза. — Теплая…

А вот это Ромке совсем не понравилось. В стриженой лопоухой голове немедленно закопошились нехорошие подозрения.

Леша Баптист взглянул на изменившееся лицо юного собутыльника — и развеселился окончательно.

— Нет, но как вы, говорят, с ментом из «конуры» драли! — Леша хлопнул себя свободной рукой по коленке и разразился похожим на кашель смехом. Полупрозрачная пиалушка загуляла, запрыгала вместе с ладонью. — Я, пока слушал, чуть не помер… Да ты не обижайся! — Леша подался к выпрямившемуся было Ромке и похлопал по плечу. — Традиция, Ром, ничего не попишешь. Обычай… Думаешь, меня, что ли, не пугали, когда прилетел? Еще как! Веришь, в окно выскочил — с третьего этажа!

— И чего? — несколько ошалев, спросил Ромка.

— А ничего. Окна — это ведь те же скоки. В какое ни выпрыгни — бац! — и опять стоишь у первого подъезда… Но я — то ведь, когда прыгал, еще не знал!

— Ни фига себе! — подивился Ромка. — Мы хоть по лестнице… — Он снова вспомнил жуткую куклу Машу и невольно покрутил головой. — Да-а… от такой и в окошко прыгнешь…

Леша Баптист, успевший к тому времени поднести колпачок к оттопырившимся губам, вздрогнул, расплескав около трети содержимого пиалушки, и уставился на Ромку. Несколько секунд ел его глазами, потом насупился, крякнул и с самым мрачным видом вылил остатки зелья в рот.

— Когда Леша выпрыгивал из окна, — хрустальным голоском пояснила Лика, — куклы Маши еще в природе не было.

При этих словах у Леши водка остановилась в горле. Страшным движением кадыка загнав ее в пищевод, он воззрился теперь на Лику. Та, ничуть не смутившись, ответила ему безмятежным взглядом ясных серых глаз.

Ромка моргал, силясь понять суть происходящего. Пока было ясно лишь то, что Лика нарочно дразнит Лешу Баптиста и что это каким-то образом связано с безликой куклой Машей, которая, оказывается, завелась в пятиэтажке совсем недавно… В отличие от тупого мента Василия Ромка впитывал сведения с жадностью губки и в новую жизнь вписывался прямо-таки стремительно. Хотел выспросить о кукле поподробнее — и не успел. В каком-нибудь десятке метров от завалинки прямо из воздуха один за другим возникли два пушистых зверька. Завидев людей, замерли.

— Во блин! — изумился Ромка. — Так они что, тоже так умеют?

— Чего тут уметь-то? — сердито буркнул Леша. — Скок он и есть скок. Штука нехитрая…

— А вдруг они тоже… Ну… разумные?

Леша осклабился и тряхнул головой. Бодает, дескать. Потом развязал бурдючок и снова наполнил свою посудинку. Что-то, видать, затеял. Встал и осторожно двинулся к попятившимся лупоглазым побирушкам.

Поставил колпачок на пол, отступил. Зверьки, возликовав, кинулись к добыче, но вовремя учуяли сивушные масла и шарахнулись, вздыбив пушистую седую шерстку. Воздух взорвался гневным чириканьем. Леша Баптист, весьма довольный собой, назидательно воздел толстый указательный палец и оглянулся на Ромку.

— Во, — сказал он. — Понял? И сразу все ясно. А ты: разумные, разумные!

С этими словами Леша снова приблизился к пиалушке, поднял ее и торжественно осушил.

— А они кто? — спросил Ромка, указав глазами на возмущенных зверьков.

Леша закусывал — высасывал сиреневую капсулу и, стало быть, ответить не мог. Ответила Лика:

— А это, Рома, такие существа, — весьма мелодично вымолвила она, — что вот если станешь вроде Лешеньки, то с кем-нибудь из них обязательно поменяешься душами. Будешь в шерсти ходить и тюбики выпрашивать.

Леша Баптист чуть не проглотил капсулу. Вскочил и швырнул полупустую оболочку об пол.

— Ты знаешь что? — плаксиво закричал он. — Ты много-то на себя не бери! Ишь! Лучше всех она! Девочку, понимаешь, из себя строит! Ремешок этот кто тебе сплел?!

Беседа на глазах перерастала в ссору. Хмель — словно отшибло. Как здесь надлежит поступать в подобных случаях, Ромка не знал и поэтому растерянно оглянулся на Лику. Серые глаза девушки нежно сияли. Чуть ли не с любовью смотрела она на Лешу Баптиста.

— Рома, — все так же мелодично проговорила Лика и встала. — У тебя молоток твой рядом?