Сокрушитель

— А он работает? — тревожно осведомился «Ольга».

Рогволод подошел к нему и потянул что-то вроде обрывка прозрачной микропленки.

— Цикл! — пробормотал «Ольга», рассматривая ленточку. — Без преобразователя? От него же корпус один!

— Да что преобразователь! Они его для красоты пристроили, — с досадой пояснил Рогволод. — Вот где узел!

Он указал на аппарат, отдаленно напоминающий кефирную бутылку метровой высоты с красивой и сложной крышкой.

— Это что же такое?

Взрослые подошли поближе.

— Я тоже не сразу понял, — признался Рогволод. — Это они напрямую состыковали списанный «Тайгер-3» и серийную «Тету».

— Позволь, что такое «Тета»?

— Игрушка. Для старшего и среднего возраста.

— А последствия? — быстро спросил «Ольга».

— Веер предположений! — раздраженно ответил Рогволод. — Половина связей в «Тайгере» разрушена, и во что он превратился с этой приставкой, я не знаю… Последствия… Микросвертка, видимо…

— Но отключить-то ты его сможешь?

— Цикл, — напомнил Рогволод. — Пока не вернется в нулевую точку, не стоит и пробовать.

Отроки и Мосин напряженно вслушивались в этот малопонятный разговор. Взрослые посовещались, потом Рогволод принялся объяснять ситуацию кому-то, на пустыре не присутствующему, а «Ольга» повернулся к ребятам.

— Тебя можно поздравить, Григ, — невесело усмехнулся он. — Не знаю, правда, каким образом, но ты, кажется, собрал действующую модель темп-установки.

У отроков округлились глаза, причем Григ был ошарашен больше всех.

— Мне хочется, чтобы каждый понял, что произошло. Во-первых, это не просто утечка. Это прокол. По счастью, игрушка ваша крайне примитивна, так что диаметр, я полагаю, невелик — микроны, в крайнем случае, миллиметры. Но давайте представим на секунду, что все не так. Представим, что установка работает на неизвестном нам принципе, и прокол можно использовать для коммуникации. Скажем, один из вас… — «Ольга» подождал, пока каждый осознает, что речь идет именно о нем, — ушел. Ушел туда. И не вернулся. И не вернется.

На детских лицах отразилось искреннее раскаяние. Никогда в жизни они не будут больше состыковывать списанный «Тайгер» с серийной «Тетой» и тем более подводить к установке энергию. Однако «Ольга» продолжал, и довольно безжалостно:

— Или противоположный вариант: кто-то с той стороны, причем даже не известно откуда, проникает сюда…

Он строго оглядел ребят и вдруг встретился глазами с Мосиным.

10

…Еще ни разу в жизни Сергей не делал такого стремительного спурта, и все же ему казалось, что он никогда не добежит до сирени, что огромный «Ольга» легко, в два прыжка, догонит его и ухватит за шиворот. Но за ним никто не погнался, только что-то предостерегающе крикнули вслед.

Мосин телом пробил сирень и вылетел во двор учреждения. Сначала он бежал по кратчайшему пути к дверям служебного входа, потом в нем сработал какой-то инстинкт, и Сергей резко изменил направление — видимо, хотел запутать следы. Остановиться он сумел, только свернув за угол. Загнанно дыша, вернулся, выглянул во двор. Сирень уже не шевелилась, но ему еще несколько раз мерещилось, что вот раздвинут ее сейчас огромные лапы и из листвы выглянет суровое лицо «Ольги».

Потом он сообразил, что ни Рогволод, ни «Ольга» в дыру не полезут, а детям тем более не разрешат. Прокол-то, оказывается, опаснейшая штука. «…и не вернется», — ужаснувшись, вспомнил Мосин слова «Ольги».

И вдруг ему стало нестерпимо стыдно. С кем связался? С кем обмен затеял? С малышами! Мосин был убит, опозорен в собственных глазах.

Сирень не шевелилась, и Сергей, страшно переживая, поплелся в лабораторию.

Там он достал из кармана «условный допуск». Что же это они ему такое подсунули? Ладно еще, если какую-нибудь пробку от бутылки… Сергей скрипнул зубами и с силой зашвырнул шарик в угол.

Хорош, нечего сказать! И кино помог снять, и оптикой разжился! А ведь не так уж трудно было убедить Дениса, что гусары без фотокамеры из дому не выходили…

Мосин извлек из «дипломата» сиреневый кругляшок, к которому когда-то отнесся столь пренебрежительно. Вот тебе и вся оптика. Черт его знает, что за штуковина.

Посмотрел через кругляшок на свет. На стекло от очков не похоже, да и что толку от одного стекла! Ага, тут еще какие-то металлические бугорки на ребре. Сергей ухватил ногтями один из них и осторожно сдвинул. То ли ему показалось, то ли кругляшок в самом деле изменил цвет.

Мосин подсел к увеличителю и, держа стекляшку на фоне чистого листа, принялся гонять бугорки по всем направлениям. Наконец отложил кругляшок и выпрямился.

— Спасибо, — сказал он. — Не ожидал.

Ему в руки попал изумительный по простоте и качеству корректирующий светофильтр для цветной печати.

Мосин выдвинул из корпуса увеличителя металлический ящичек, вложил в него кругляшок. Маловат, болтается… Убрал верхнее освещение и включил увеличитель. На белом листе зажегся интенсивно малиновый прямоугольник. Мосин ввел в луч растопыренную пятерню, пошевелил пальцами. Вне всякого сомнения — фильтр. Вытащил, передвинул бугорки. Теперь прямоугольник стал бледно-лиловым. Мосин полюбовался кистью руки в новом освещении и выключил увеличитель. И настроение упало. Хорошо, займется он «цветом». Добьется популярности. Посыплются на него заказы. Так ли уж это важно?

А вот интересно, отключили они установку или прокол еще существует? А что если пойти посмотреть? Осторожно, а?

«Сиди! — вздрогнув, приказал он себе. — Даже думать не смей! А вдруг они там ждут, когда преступник вернется на место преступления? Цап — и в дыру!»

Сергей достал жевательную резинку, машинально распечатал и отправил в рот. Вкус у нее оказался довольно неприятным.

Мосин расхаживал из угла в угол в жидком полусвете красных лабораторных фонарей. Да, наверное, не в оптике счастье. Нахватал какого-то барахла, каких-то безделушек… Правда, «Асахи» оплачен почти полностью, но ведь он бы и так его оплатил, без всяких межвременных проколов. Даже и не поговорил ни с кем как следует… А с кем говорить? К взрослым даже подходить страшно, а на отроков Мосин в обиде — они ему два дня голову морочили.

В таком случае из-за чего он расстраивается? Откуда эта подавленность? Сергей в задумчивости провел ладонью по лицу и тихо взвыл от ужаса: лица коснулось что-то мягкое и пушистое.

Бросился к выключателю. Лампы дневного света на этот раз верещали особенно долго, словно нарочно изводя Сергея. Вспыхнули наконец. И Мосин отказался узнать кисть правой руки. Она теперь напоминала лапу игрушечного тигренка: вся, включая ладонь, обросла густой и мягкой яростно-рыжей шерстью. Имелись также две серовато-фиолетовые подпалины.

— Нет! — глухо сказал Мосин. — Я же… Она же…

Он хотел сказать, что это бред, что десять минут назад рука была чистой. Именно десять минут назад он рассматривал ее в луче увеличителя, когда любовался тонами светофильтра. Тут до него дошло, что как раз в светофильтре-то все и дело — в том дьявольском кругляшке, который он принял за светофильтр.

Сергей остолбенело смотрел на свою волосатую лапу, потом ухватил клок шерсти и несильно потянул, надеясь, что он легко отделится от кожи. Получилось больно.

Но ведь не бывает же, не бывает такого невезения!

«Не бывает? — с неожиданной едкостью спросил он себя. — Очень даже бывает! Как, например, удалось Денису отрастить на своей розовой физиономии гусарские усы? И каким же надо быть дураком, чтобы до сих пор ничего не понять!..»

Кстати, где резинка? Он ее жевал, а потом… Проглотил, что ли? Совсем весело…

Да бог с ней, с резинкой! Ну, проглотил и проглотил — переварится. С шерстью-то что делать?!

И Мосиным овладело бешенство. «Растопчу! — решил он. — Вдребезги! В мелкую крошку!..»

Он двинулся к увеличителю, и, если бы не телефонный звонок, хитроумному изобретению потомков пришел бы конец.

— Поднимись, — сказал начальник. — Есть разговор.