Олимпийское спокойствие

— Однажды на моё стадо напали разбойники, и я их всех победил.

— Вот как? — переспросил незнакомец без удивления, без недоверия, без зависти и даже без интереса. — И много их было?

— Двадцать, может пятьдесят. Я не считал, знаете ли.

— Знаю, — так же спокойно и без выражения ответил незнакомец. — И сколько их было я знаю, просто хотел сверить наши наблюдения. Хорошо, что у тебя есть развитое воображение. А теперь покажи, как ты дерёшься.

Парис, не понимая, чего от него хотят, раздвинул ноги и выставил перед собой кулаки.

— А вы кто? — решился наконец спросить он.

Незнакомец деловито осмотрел Париса, ногой подвинул его ступни, наклонившись, поправил положение коленей, за плечи повернул его корпус.

— Твой тренер, — буркнул он. — А теперь ударь меня.

Такой просьбы Парису ещё слышать не приходилось. Он плохо представлял себе, как можно ударить такого солидного и наверняка благородного господина, но и отказаться он не мог, и сперва не очень сильно стукнул тренера в плечо. Тренер не вздрогнул и, казалось, вообще не заметил, что его ударили. Тогда Парис, замахнувшись сильнее, ударил его в другое плечо, но тренер и на это никак не отреагировал, и тогда Парис решился ударить его в лицо, но кулак налетел на ладонь тренера, который подставил её так быстро, что Парис даже не понял, откуда она взялась.

— Не очень плохо, — сказал тренер, — но всё это надо делать гораздо резче, — тут он так дёрнул Париса за руку, показывая, как резко надо бить, что чуть не оторвал её. — И запомни, как надо стоять — это самое главное, остальное само получится. Противников у тебя будет, правда, не пятьдесят и не двадцать, но это и не сельские разбойники, так что соберись как следует.

— Да вы что! — закричал Парис и бросился к выходу, но тренер, не сдвинувшись с места, поймал его и вернул обратно.

— Ты же пришёл за быком, — по-прежнему бесстрастно сказал он. — Ты думаешь, его отдадут тебе даром?

— Нет, вы не поняли, — забормотал Парис, — это недоразумение, я только посмотреть пришёл. Отпустите меня на трибуну.

Но было уже поздно: одна из стен комнаты вдруг раскрылась и Парис увидел залитую солнечным светом арену стадиона. Какая-то сила толкнула его туда, и он, обгоняя собственные ноги, выбежал на середину арены. Над взревевшим стадионом раскатисто прозвучало его имя. Негаданно пастушок искупался в славе как щенок в холодной воде. Но не успел он этого осознать, как стадион взвыл ещё громче, и над ним прогремело другое имя: «Деифоб!»

Это был сын царя Приама, один из самых славных воинов Трои. «Всё!» — подумал Парис, пожалев о своём последнем дне рождения и о том, что не послушал вчера мудрую Энону.

Царевич подошёл к нему, презрительно осмотрел и насмешливо спросил: «Тебя сразу убить или сперва помучить?» Парис ничего не ответил и только принял стойку, которой его только что учили.

Первый удар попал по локтю Париса, который тот неизвестно как успел подставить на пути кулака противника, от второго удара Парис отклонился так резко, будто его дёрнули за ухо. Время для него вдруг замедлилось, и то, что для зрителей продолжалось пару секунд, для него тянулась томительными минутами. Его кулак судорожно дёрнулся и налетел на щёку Деифоба. Удивление отразилось на лице богатыря. «Да ты ещё и дерёшься!» — вскричал он и тут же получил новый удар в челюсть. Удивление сменилось яростью, но после третьего удара лицо противника стало равнодушным и задумчивым, Деифоб потерял интерес к происходящему, он посмотрел сквозь Париса и повалился на спину. Стадион взвыл. Подбежавшие служители унесли Деифоба.

Не успела ещё отхлынуть волна славы, внезапно обдавшая безвестного пастушка, как над стадионом прогремело ещё более страшное имя: «Гектор!» При этом слове стадион заревел ещё громче, а Парис снова попрощался с жизнью. Гектор был старшим сыном царя Приама и самым могучим героем Трои, а, может быть, и всего мира. Победить его не удавалось ещё никому. Вот когда бы Парису пригодился подарок, который ему предлагала Афина. Но теперь на помощь Афины ему не приходилось рассчитывать. Он просто встал в преподанную ему стойку, закрыл голову локтями и зажмурился.

Из оцепенения его вывела резкая боль в кулаках. Открыв глаза, он увидел, как красивое и мужественное, будто высеченное из мрамора лицо Гектора теряет форму и превращается в неэстетичное кровавое месиво под ударами его кулаков. Но Гектор был настоящим богатырём: получив столько ударов, сколько хватило бы, чтоб убить пятерых, он не только не умер, но даже остался на ногах, правда защищаться уже не мог. Увидев это, царь велел прекратить бой и поспешно подбежавшие работники подхватили и унесли со сцены главного героя, за несколько секунд превратившегося в реквизит.

Остальных героев Парис уже не боялся. Поняв, что в драке ему ничто больше не грозит, он уже не закрывал глаза, отважно встречал всех, кто выходил к нему на бой, и быстро укладывал их на арену, позволяя себе даже иногда покуражиться: попрыгать вокруг противника или исполнить какой-нибудь дурацкий танец, уворачиваясь от ударов.

Наконец, когда противников больше не осталось, он издал победный клич, потонувший в рёве зрителей, и заплясал посреди арены, размахивая кулаками над головой. Но радость его быстро была прервана. На арене вдруг снова появился пришедший в себя Деифоб, на этот раз в руке его был меч. «Я тебе покажу, скотина ты безродная, как царских детей бить!»

Без перерыва и без объявления началось соревнование по бегу. За мчавшимся по арене Парисом бежал Деифоб, к нему присоединились и другие избитые пастухом герои, желавшие отыграться за свой позор. Но превзойти в беге Париса, улепётывающего от толпы озверевших героев, никто в мире не смог бы. Им только и оставалось, что браниться, глотая пыль, поднятую его пятками. Парис так увлёкся, что даже не услышал, как царь Приам объявил конец гонки. Дисциплинированные герои тут же остановились, а Парис продолжал бежать, пока не закончил круг и в силу неумолимых законов геометрии не налетел на своих преследователей, и тут уж от неизбежной расправы его спас только царь, велевший героям отпустить его и на весь стадион провозгласивший: «Победил Парис!»

Шатаясь, пастух подошёл к царю и низко ему поклонился, а когда он поднял голову, на ней лежал венок победителя.

— Сколько тебе лет? — улыбаясь спросил его царь Приам.

— Сегодня восемнадцать стукнуло, — ответил Парис, сделав ударение на слове «стукнуло».

— Восемнадцать, — повторил Приам уже более серьёзным тоном. — Так у тебя сегодня день рождения? А кто твои родители?

— Я подкидыш. Агелай мне вместо отца. Это он меня нашёл.

— Агелай? — теперь уже совсем сурово переспросил царь и вдруг, улыбнувшись, хлопнул Париса по плечу и сказал: «Иди со мной во дворец — отметим твою победу и день рождения, и Агелая позовём».

«Агелая ко мне!» — уже без улыбки велел он своим слугам.

Всю дорогу до дворца Деифоб шёл рядом с царским паланкином и гундел:

— Что же это, папа! Ты простого пастуха победителем объявил. Он детей царских бьёт, а ты его победителем. Это ж стыд какой!

— Конечно, стыд, — спокойно отвечал Приам. — Царские дети позволяют себя бить какому-то пастуху.

— Я не позволю, — ворчал Деифоб. — Зарублю его за это. Можно, а?

— Зарубишь, сынок? Это на каком же основании?

— На том основании, что я царский сын, а он пастух.

— Ошибаешься. Это вчера он был пастух, а сегодня он победитель. Он сегодня от меня приз получил, а что ты от него сегодня получил — сам знаешь.

— Папа! Дай мне утешительный приз: позволь его зарубить, и я сразу утешусь.

Приам в ответ только рассмеялся, и в продолжении недолгого пути Деифоб к нему больше не приставал.

Во дворце Приам провёл Париса к своей жене и дочерям. Как только они вошли, Кассандра вскочила и закричала, показывая пальцем на пастуха:

— Убейте его!

Приам осуждающе посмотрел на Деифоба, с готовностью выхватившего меч, и строго сказал дочери:

— Ты бы хоть посторонних постеснялась!