Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 26 из 43

Мишка отправил Алле Глебовне пароль. Было обидно. Зачем ему какие-то помощники, которым, наоборот, он должен помогать. Ладно ещё Ярдыков, бывший сосед. Но ещё и Катушкин… К Мишке снова пришло чувство, что его обманули. И он снова не мог понять, кто его обманул и в чём. И когда он опять стал решать задачу, это чувство какое-то время оставалось с ним. А потом прошло.

К вечеру он вспомнил, что не говорил сегодня с Киркой. Позвонил ей — она отозвалась манерно, тренированно:

— А, это ты? Что случилось?

— Ничего, — растерялся он.

Она спросила:

— А что тогда звонишь?

Через два дня Мишка пришёл в лицей и увидел, что за столом рядом с ним снова сидит Ярдыков. Кирка пересела назад к Ленке Сурковой. Мишка сказал себе: «А, значит, вот как… Из-за борща…» А после подумал, что, может быть, то, что она борщом облилась, и не важно было. А главное — то, что она увидела, как он живёт. Случилось именно то, чего он боялся. И даже хуже ещё, потому что и Киркин папа увидел его! И теперь они больше никогда не позовут его жарить шашлыки, или смотреть старинные дома. Или в купеческий музей. И ему снова не важно станет, куда все едут в выходные. А главное — Кирка на переменах станет смеяться и разговаривать с кем-то, но ему до этого тоже не будет никакого дела. Не должно быть. Подумаешь — мажорка. Он очень постарается, и ему не будет плохо, не будет плохо, — так говорил он себе.

На перемене она подошла к нему с каким-то пакетом. Отдала молча. Он с опаской заглянул. Внутри был мамин махровый халат.

Мишка не знал, что в тот самый вечер, когда Киркин папа привёз Кирку домой в этом халате, он рассказывал её маме за ужином:

— Я этот голос ни с чем не спутаю. Глухой, хрипатый такой. И сквозь эту хрипотцу писклявые нотки прорезываются, как сквозь дыры в стене…

Киркин папа был по образованию архитектор, и иногда он сравнивал звуки или цвета с разными постройками и сооружениями. Мама не вполне понимала его сравнения.

— Помнишь, я рассказывал, что приходила такая ко мне, — оживлённо говорил он. — Помогите, говорит, а то, мол, помирает…

— Кто, она помирает? — вставила Киркина мама.

— Да нет, муж у неё! Работал, оказывается, он у нас когда-то, и вот она вспомнила об этом. Окажите, мол, спонсорскую помощь, — легко говорил отец. — Стал я вспоминать, когда работал у нас некий Прокопьев. Оказывается, чуть ли не три года назад…

— Три года? — излишне удивлённо переспросила Киркина мама.

А Кирка хмуро вставила:

— Мишкин папа умер три года назад.

Её папа махнул рукой:

— Так и она давненько у меня была. Три или четыре года прошло, видно, ещё живой был. И всё равно сразу вспомнил я её, как в телефоне услыхал. Такую ни с кем спутаешь.

Кирке на секунду показалось: папка рад был, что может рассказать за столом что-то новое, интересное и ей, и маме, что-то, чему можно удивиться всем вместе. Он усмехнулся:

— Муженёк её у нас работал и того раньше, бог весть когда. Этот, Прокопьев. Я тогда сразу и не вспомнил, что был такой. Спрашиваю, долго ли он проработал. А она потупилась и отвечает: «Два месяца». — «И что же, — спрашиваю, — ушёл он от меня?» — «Да вот, говорит, в мастерскую перешёл. Там посвободнее, а ему, мол, учиться надо».

— И что же она в мастерскую не пошла? — спросила отца Киркина мама.

Он кивнул:

— Вот и я о том же ей: иди, мол, в мастерскую. А она мне: «Я везде пойду. Денег, мол, много надо, на лечение. Не дайте помереть. А то, говорит, вот она я, как есть. Трое детей у меня и четвёртого жду…»

В этом месте Киркина мама хмыкнула:

— А что ждать-то четвёртого? Если с тремя такая убогая, так и четвёртый нужен?

Тут она запнулась и с опаской поглядела на Кирку.

Та сказала обиженно:

— Мам, я что, маленькая? Про планирование семьи ничего не читала?

Мама легонько наподдала ей ладонью по макушке и, всё ещё улыбаясь, спросила у отца:

— И что, дал ты ей денег?

— Дал сколько-то… — ответил отец.

И добавил себе в оправдание:

— А то ведь без конца слышишь, что в бизнесе работает сплошное зверьё… С копытами. Мол, помирать будешь — и не помогут копейкой…

— Нам-то кто-нибудь помогал? — спросила мама.

И ответа на этот вопрос никому не требовалось. Ясно было, что Киркиному отцу никто не помогал. Кто хочет работать — работает, строит свой бизнес. А кто не хочет — тот рожает на свет четверых детей, а потом просит у нормальных людей денег и выставляет себя на посмешище.





Отец хохотнул:

— А я после спросил у ребят, с кем он работал. Говорят, вообще никчёмный был работничек, только деньги бы ему получать… Сами, мол, сказали ему: «Уходи», а вовсе не из-за учёбы уволился.

— И что же, помогли деньги ему потом, помирающему? — перебила мама.

Папа пожал плечами:

— Да я не узнавал…

— Не помогли, — отозвалась Кирка.

И напомнила:

— Отец умер у них.

— А ребёнок? — продолжала спрашивать мама. — Ну, этот её, четвёртый?

— Ребёнок родился, девочка, — ответила Кирка и почувствовала, что улыбается, потому что ясно представила, как Сашка, громко кряхтя, забирается к ней на коленки. «Живая кукла», — подумала Кирка. И сразу поправила себя: «Нет, не кукла. Слишком увесистая для куклы».

И тут же она увидела, что мама на неё смотрит тоже с улыбкой — насмешливой, ироничной. Как если бы смотрела на Мишкиного отца или на маму, будто она, Кирка — одна из этих людей, никчёмных, просящих милостыню.

Кирка смешалась и сказала точно себе в оправдание:

— Там, вроде, больная девочка. С нервами что-то.

И пожаловалась маме:

— Она пролила борщ мне на юбку.

Мама поморщилась:

— Вещи не забудь Светлане отдать, в стирку, а то загниют в пакете.

А папа всё не мог успокоиться. Кирка и не помнила его таким многословным. Он уже пересказал маме сегодняшнюю историю, и теперь зачем-то начал её ещё раз.

— Я как её голос в трубке услышал, думаю: нет, не может быть! Не поленился, решил съездить, проверить. И точно. Трущоба у них, а в этой тущобе — ну да, она сама, болезная, — отец хохотнул. — И выходит с ней меня поприветствовать наш вундеркин, надежда родной математики…

Он кивнул Киркиной маме:

— Если бы я вместо тебя на собрания ходил, я бы давно уяснил, чей это мальчик!

— Да ведь не ходит она на собрания, — отозвалась мама. — На одном только её и видели, а больше ни-ни…

— Потому и не ходит, что, видно, совестно, если её узнают, — сказал отец. — Парню тогда как учиться, если папаша у всех родителей в классе успел показать себя? И мамка потом успела у всех отметиться, подавить на жалость.

— Неужто у всех? — переспросила мама в чуть преувеличенном удивлении.

И папа стал загибать пальцы:

— У меня работал он, и у Суркова, в его мастерской. А там Ленка, Киркина одноклассница. И у Иванова Петра Афанасьевича с ними внук учится… Всем Саша Прокопьев знаком…

Мама поморщилась:

— Ты так о покойнике…

И папа едва заметно смутился:

— Я сейчас о сыночке. О воздыхателе Киркином.

Кира погладела на папу жалобно, а тот весело кивнул ей:

— Вовремя выяснили, что там за Мишка.

— А что — Мишка? — быстро спросила Кирка и сразу осеклась. Раньше, если папа брался ей что-нибудь объяснять, всё делалось понятным. А теперь она глядела на своего папу в изумлении. Выходит, вот почему Мишкина семья показалась ей такой необычной! Они и впрямь не такие, как все. Потому что они — нищие. Мишкина мама, которая обнимала её, когда-то ходила к отцу унижаться, просить денег и плакать.

Мишка из семьи нищих. Кирка сидела ошеломлённая. Что будет, если над ним станут смеяться в классе, как над Хичей смеются, или ещё хуже? А за одно и над ней, над Киркой — все знают, что она Мишкина подруга. Что будет, если узнает Локтева?

Кирка в панике глянула на отца, а тот кивнул ей и улыбнулся — мол, ничего страшного нет. И ей сразу стало немного спокойней. Отец всегда знал: с ней, Киркой, в любом случае всё должно быть хорошо.