Страница 43 из 62
В тишине зашкреблись когтищи по стене. Вот тебе и ведьменская защита тылового редута – как раз со двора и подбираются! Хома выбрал пистолет, Хеленка для пробы взмахнула молотом – от рукотворного вихря затрепетала расхристанная солома кровли.
— Да сидите, заполошные, — проворчала пани Фиотия.
На крышу выбрался кот – с опаской глянул на дивчину с занесённым молотом и пополз на пузе к ведьме. Та взяла рыжего гада на руки, принялась гладить – донеслось чуть слышное «м-рр».
Хома подумал что кошаки – на диво тупая живность – молота он боится, а на пистоль и усом не шевельнул. А ведь чуть пулю в пузо не словил. Тьфу, к ведьме всякая хвостатая дрянь так и льнет, так и льнет…
Казак вытер взмокшую ладонь о штаны. Вот, жди теперь опять…
***
Первого маззикима увидели все разом: согнутая тень, нелепо выставляющая длиннющие колени, прокралась вдоль хаты, стоящей на противоположной стороне улицы, по-паучьи подпрыгнула на стену, на миг замерла, то ли прислушиваясь, то ли принюхиваясь у закрытой ставни. Упала на землю, оборотила уродливую башку к шинку. Хома для пробы прицелился – не-не, далековато ещё. Вот бы мушкет имелся – другое дело. Но не из пистоля целить…
Из темноты вынырнул еще один маззиким, в тот же час заволновались лошади на конюшне – видать, и оттуда заходили недруги.
— Не тронут лошадей, — прошептала ведьма, кот соскользнул с её рук, гордо задрал-распушил хвост. Тоже вояка облезлый.
Если рассуждать в философическом плане, так Хома смирился бы с потерей лошадей. Пусть бы их жрали, жизнь она ведь такая – рано ли, поздно, любого сожрёт. Но это если с философской стороны, а так конечно жалко Гнедка с Каурым. Могут и осиротеть добрые коники.
На улице скопился с десяток демонов, топтались, бродили, принюхивались. Потом сдвинулись всей гурьбой к воротам.
— Уловили, пакостники, — прошептала ведьма. - Сдвигайся и в прицел бери. Но до команды не пали. Главного будем ждать. Если он, конечно, на золото купится.
— А где ж золото? – уточнил Хома, ёрзая пузом по соломенной кровле с двумя пистолями в руках.
— Так в колодце, дурья твоя башка, — разъяснила хозяйка. – В воду они не занырнут, а отойти им жадность не даст. Бить можно, что тех мух, на выбор.
— На выбор, то хорошо. А золото как же? – обеспокоился казак. – Нам самим потом как за ним заныривать?
— Да меня на веревке опустите, не страдай, — пообещала панночка.
Вот что тут «не страдай», когда никто и не страдает? Этак запросто и в жадности заподозрят. А где жадность? Разумное беспокойство на предмет будущего запаса золотых пуль и добротного завтрашнего обеда! Да и что за выгода на крышах ночами сидеть, ежели и добычи нет?
Маззикимы окружили колодец, заглядывали во влажную темень, что те бараны у водопоя. Пихались голенастыми ногами. Один, видать, что поразумнее, потянул веревку с ведром, было слышно как полилась вода. Демоны заглянули в ведро – золота там не нашлось.
Хома надеялся, что алчность своё возьмет – полезут внутрь, да и потонут сами собой. Но поганое демонское сообщество оказалось не так простодушно – топтались, озирались, но не лезли. Меж тем, к колодцу подошло еще три-четыре нечестивых создания. По всему выходило, крепок запах злата. Ещё бы, такие деньжищи! Тут и человек локти кусать начнет…
Хому дернули за сапог. Анчес показывал на улицу – на углу у хаты, прикрытая плетнем, замерла смутная тень – вовсе обличия не различишь, но раза в два крупней рядового муззыкима. Неужто шедим и есть? Вышел бы под луну, что ли?
— Далеко? – прошептала ведьма.
— Из добротного мушкета можно бы и хлопнуть попытаться. Но без всякой верности, — пояснил Хома.
— Давайте я соскочу, да башку ему разобью? – предложила безалаберная Хеленка.
— Сиди, дура! — в один голос зашипели хозяйка и старший гайдук.
Панночка обидчиво надула губки.
Меж тем, демоны начали разбредаться от колодца, движенья их стали нетерпеливее – искали что-то ушлые маззикимы.
— Что ж, бей кого потолще, пока стоят на виду, — приказала Фиотия.
— А может так обойдется?
— Не обойдется. Они сейчас людей искать будут, дабы в колодец лезли и злато вынули.
— Да пущай ищут. А мы время потянем.
— На редкость тупой гайдук пошел. Кто тут из людей к демонам поближе?
— Кто?
— Ты, дурень.
— Да отчего ж я?! – возмутился казак и осёкся. Оно ж и верно. Шинкаря с дочкой и прислугой уж давно не слыхать – утекли в церкву укрываться. Анчес с хозяйкой за людей не особо сойдут, Хеленка тоже вряд ли…
— Да, надо бить! – признал Хома.
Э, какой же из демонов потолще? Как на подбор сухопары будто щепки. Вот же жидовская коварная нечисть – и выцелить некого.
Хома нашел у колодца демона видом чуть позначительнее, навёл оружье, потянул крючок спуска. Сердюкский пистоль осечки не дал – жахнуло знатно – пуля тюкнула в сруб колодца. Напуганные демоны поприседали на месте.
Промазал казак. Чуть-чуть левее надо бы наводить
— А доводилось ли тебе, лихой гайдук, ранее из пистолетов палить? – ехидно спросила ведьма, подавая заряженный пистоль.
— Поправку дам. Чужое вооруженье, да и рукоять чудная. На два пальца довернуть надобно.
— Ты доверни. Пока на месте пальцы. Каким глазом целишь?
— Так правым, как христианам и положено! Щас я вмажу…
— Да постой, — хозяйка схватила за плечо, и казак охнул – поганая ведьма взяла да и плюнула прямо в правый глаз.
— Ах ты, карга старая… ежели я… да я тебя… — Хома в праведном гневе тёр заплёванное око рукавом.
— Потом доскажешь. Ну-ка…
Казак преодолел великое искушенье разрядить пистоль прямиком в ведьмин противный лик — потом с ней будет разговор. Ох, будет!
Навскидку поймал ворочающую головой фигуру демона.
Бах!
Сквозь пелену дыма было видно, как тяжелая пуля сшибла маззикима, будто еловую чурку, тот заскрёбся по земле, уползая…
А ничего, метко вышло.
Хома еще раз вытер клейкий глаз, подхватил поданный пистолет – на этот раз тощий и неудобный – от безрукого чёрта даденный.
Щелк! Осечка! А ну, еще раз…
Бах!
Басурманский пистоль всё ж подвел – пуля отклонилась ниже, но и то вышло недурно – маззиким рухнул с начисто отстрелянной ногой, подхватил верхней лапой отбитую тощую конечность и ползком подрипался за колодец.
— Разбегаются! – с торжеством возвестил стрелок, возвращая опустевшее оружье, и несколько удивляясь: Фиотия на диво шибко заряжала пистолет – на три руки выходило куда как скоро – Сух-Рука, пристроенная на стропиле, содействовала с уместной самостоятельностью, орудуя шомполом с этакой лихостью, что любо-дорого глянуть...
…Далее пошло, конечно, не так гладко. Демоны углядели, где таится опасность, и взялись идти на штурм. Со двора не лезли – заклятье пока оборону держало стойко. Но и так приходилось лихо: десятками тянулись-вздымались тонкие когтистые руки, цеплялись за крышу и стены. Панночка плющила загребущие лапы молотом, но, поди, успей бегать по всей немаленькой крыше. Перепуганный Анчес пищал предупрежденья, но всё равно приходилось вертеться как грешникам на сковородке. Оно и выходило вроде адского лубка: летела солома, клубился вонючий дым, металась со своим молотом Хеленка в подоткнутой юбке, хекала, сокрушая лапы и бошки. Ведьма и Сух-Рука трудились как заведённые, Хома клал пули с удивлявшей самого себя хладнокровностью и точностью.
Беда была в том, что проклятые маззикимы оказались навязчивы до последней крайности. Свинец и удары молота их, по большей части, калечили и сшибали вниз лишь на время. Под стеной демоны приходили в себя, заращивали лапы и головы и вновь взбирались на героический редут-шинок. Иной раз панночке удавалось удачным ударом напрочь отшибить желтоглазую голову. Но тут требовалось умудриться и изловчиться, что сложно, когда у оружия убойная лишь одна половина, да и та не в полной безупречности. Эх, вот не надо было золота на инструмент жалеть! То же самое шло и с огнестрельным поражением – свинец демоны, хоть и с трудом, но сглатывали. Вовсе иное дело золотые пули – их ювелирность разрывала безмозглые черепа маззикимов с неотвратимостью Страшного Суда. Но опять же, тут точно в лоб пулю всадить нужно. А золотой запас на счёт идет. Хома неизменно берёг за кушаком один из заряженных рагузских стволов, и пускал пулю лишь в самом верном случае. А то уж скакал тут докучливый демон, со снёсенным золотом плечом, но всё одно беспокойный. Приходилось и рубиться – иной раз лезло врагов по десятку, да ещё норовя с разных сторон. Сигизмундовка не пришлась по руке казаку, топор мигом затерялся, а вот ятаган, хоть и чуждое христианской душе ухищрение, но руку так и радовал.