Страница 25 из 42
Незаметно в мой рассказ проникло иностранное слово. Так же незаметно – и уж точно без фанфар – это слово пришло из английского языка в русский как раз во времена первого спутника. А фанфары были бы уместны. SPUTNIK лишь выглядел победой государственного социализма, а реальной победой частного предпринимательства стал транзистор. Кристаллический заменитель электронной лампы изобрели американские физики в 1947 году, но в повседневный язык новое слово вошло в середине 50-х годов – одновременно с тем, как в повседневную жизнь вошли транзисторные радиоприемники. При этом с американскими изобретателями заслугу разделили японские предприниматели. Короткое название SONY ст amp;то на время почти синонимом научно-технической новинки.
Воздействие, которое оказало на земную цивилизацию это изобретение, затмевает все космические достижения. Да и космические успехи немыслимы без микроэлектроники. Переход от электронных ламп к транзисторам привел к уменьшению размера и веса радиоприборов в миллионы раз. Знатоки подсчитали, что если бы нынешний сотовый телефон захотели бы сделать на лампах, то это было бы сооружение размерами с трехэтажный дом. Ясно, что это значит для космоса, где каждый грамм на орбите буквально на вес золота.
Это много значило и на Земле. Выражение «карманный радиоприемник» было настолько удачной рекламной фразой, что компания SONY в 1957 году (в год спутника!) пошила специальную форменную рубашку для своих продавцов с такими карманчиками, чтобы в них помещался их приемничек. Именно первое поколение карманных транзисторных приемников – или просто транзисторов – положило в карманы компании SONY первое золото, а то и платину. И позволило ей в 1961 году стать первой японской компанией на Нью- Йоркской фондовой бирже.
Но какое нам дело до карманов японской компании, пусть и знаменитой? Особенно тем из нас, кого больше всего на свете интересует история науки?!
Дело в том, что история науки и история экономики соединились в триумфальном пришествии транзистора на планету. В отличие от космической программы, в транзисторной электронике социализму никогда не удавалось даже приблизиться к капитализму. Не потому, что при социализме электронные таланты не родятся. Одна из работ таких талантов, сделанная в 60-е годы, даже удостоена Нобелевской премии. Но путь от науки к жизни в советское время недаром обозначался словом «внедрение». Считалось, что сами исследователи- открыватели- изобретатели долж ны найти, в каком месте общественной жизни и каким образом внедрить свое открытие. Но раскрыть тайну природы и подыскать ей выгодное применение – два очень разных занятия, для которых требуются разные таланты. Редкость в квадрате, чтобы два таланта совместились в одном человеке.
Кроме того, второй талант – талант предпринимателя – при социализме совершенно не котировался и вознаграждался скорее тюремным сроком, чем жизненным успехом.
Другое дело – за границами мира «общенародной собственности», там, где правит частная собственность. Там предприниматель – почтенная древняя профессия. И форма вознаграждения – простая, понятная и старая, как мир. Уже то, что японские предприниматели подхватили американское изобретение и довели до массового потребителя, говорит о многом. И о том, как динамична мировая экономика, основанная на частной собственности, и о том, как важно разделение труда, когда исследователь исследует, а предприниматель «внедряет».
Но главное различие двух электроник определялось различием двух экономик. Любое крупное советское предприятие непременно имело – и очень уважало – отдел снабжения, а в мире частной собственности столь же уважаемое положение занимает отдел сбыта (или отдел продаж). Совсем простую формулировку того же различия предложил еще в 30-е годы Иван Иванович Сахаров – дядя академика А.Д. Сахарова: «При капитализме продавец гоняется за покупателем, а при социализме покупатель гоняется за продавцом».
Именно из-за этого различия соревнования между СССР и США в космосе и в электронике проходили столь по-разному. За ракеты готовы были платить только правительства. И хотя у американского правительства денег было гораздо больше, космические успехи обходились там дороже. Главная статья расходов там – оплата труда. При капитализме государство – не единственный работодатель, на рынке труда ему приходится конкурировать с другими – частными – работодателями. То ли дело при социализме, где государству не с кем конкурировать, какая ставка зарплаты установлена, той и рады, – государство-то общенародное, и ракеты общенародные.
Эти преимущества социализма и помогали некоторое время держать паритет в ракетно-космических делах, а поначалу даже и вырваться вперед. Тем первым рывком советское руководство «выставило» американцев на гигантские расходы по высадке на Луну. Расходы не надорвали американскую экономику, но после того как улеглись первые восторги и стало ясно, что и они не лыком шиты, прозвучал по американски деловитый вопрос: «А что мы фактически получили за наши деньги? Стоила ли игра свеч?». И космический пыл стал укрощаться трезвыми соображениями.
За достижения электроники, в отличие от ракет, готовы было платить не только правительства, но и широкие народные массы. Появление радиоэлектроники широкого потребления – от транзисторного приемничка до персонального компьютера – привело к тому, что суммарные инвестиции населения в развитие электроники стали сопоставимы с инвестициями правительства США. Колесницу научно-технического прогресса на Западе стали везти сразу два коня – государственный и потребительский. Каждый подросток, покупая новенький плейер, тем самым инвестировал сколько-то центов в развитие электроники. Умножим теперь на число подростков.
Колесница советской электроники побуждает вспомнить слова Пушкина: «В одну телегу впрячь не можно / Коня и трепетную лань». Советскую телегу тащил один государственный конь. Причину этого, однако, Александр Сергеевич вряд ли понял бы. Ведь он, боюсь, не знал, что живет еще только при феодализме. И при всем его чувстве юмора вряд ли бы он оценил популярный при социализме вопрос Армянскому радио: «Будут ли деньги при коммунизме?» с ответом «Будут. Но не у всех».
Впрочем, и типичный обитатель социализма сделал бы большие глаза, если бы ему сказали, что денег нет уже при социализме. Речь не о бумажных прямоугольниках с денежными надписями. Напечатать бумажки – дело нехитрое. Но вот в США (как и во всем несоциалистическом мире) можно было сказать, во сколько раз транзисторный приемник дешевле баллистической ракеты. Число большое, но вполне определенное. А в соцлагере такое число было мнимым – сопоставление было невозможно. Радиоприемники и прочий ширпотреб измерялись наличными деньгами, а баллистические ракеты и прочий госпотреб – так называемыми безналичными. Два вида денег не конвертировались друг в друга, уж не говоря о других мировых валютах, а стоимость приемников и ракет (в наличных и безналичных) устанавливалась и менялась по приказу правительства. Потому в советско-русском языке главным синонимом глагола «купить» был «достать». И потому трепетная лань – подростки и прочие любители бытовой радиоэлектроники – в советскую телегу научно- технического прогресса не впрягались.
Почему так устроили советский социализм, спросите его архитекторов. Могу себе представить революционера, которого познакомили с системой кровообращения человека. Узнав, что один и тот же кровепровод обеспечивает и самую возвышенную часть организма – голову, и самые его низменные части (которые при социализме не полагалось называть вслух), революционер предложил бы свое решение: организовать отдельную научно-улучшенную спецсистему кровообращения для головного мозга. И приставить к этой спецсистеме соответствуюшую охрану. Тогда, что бы ни случилось с менее важными частями организма, самая важная часть будет обеспечена всем необходимым. Нечто подобное сделали с экономическим организмом страны.