Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 24 из 42

Граздо лучше AGITPROP поработал со словом, которое ворвалось в английский язык с подлинным триумфом в 1957 году. То было новое слово советской науки и техники – SPUTNIK.

Это стало многолетней сенсацией в Америке – вплоть до высадки американцев на Луну. В январе 1958 года журнал «Time» объявил Хрущева человеком года, а символом года стал SPUTNIK. На обложке журнала лысину советского лидера венчает корона в виде Кремля, а в руках – вместо скипетра и державы – шар спутника с четырьмя прутиками антенн.

Сейчас, когда время открыло многие карты, прояснилась историческая проза, стоявшая за этой глянцевой обложкой. Ясно, что Никита Сергеевич Хрущев, по велению которого запустили первый в истории искусственный спутник Земли, заботился не о покорении космоса, а о том, как бы капиталисты не покорили первую страну социализма.

Перед советским руководством, даже после успешного испытания собственной атомной бомбы, стоял прозаический военный факт. Никакого военно-стратегического равновесия с США не может быть, пока у СССР нет возможности доставить свою бомбу по назначению. Американский мощный флот стратегической авиации, который действовал уже во время Второй мировой войны, мог устроить на территории СССР сотни хиросим. Точнее, нагасак – плутониевая бомба, разрушившая второй японский город, оказалась намного дешевле. Такой вот факт экономической истории.

Быстро догнать страну с самой мощной экономикой и не разрушенной войной, создать равномощный флот стратегической авиации – было непосильной задачей, при всех преимуществах социализма. И даже при нечаянной помощи американцев – во время войны несколько их стратегических бомбардировщиков совершили вынужденные посадки на территории СССР и стали образцом для подражания (советскую версию американского В-29 назвали Ту-4).

Но, как учит русская пословица, голь на выдумки хитра. Если нельзя догнать количественно, то почему бы не перегнать качественно? Достаточно пригрозить Америке всего несколькими хиросимами, чтобы унять агрессивные замыслы капиталистов.

Такая логика стояла за решением т. Сталина направить внушительные ресурсы на ракетную программу – внушительные, но не столь огромные, как нужны были бы на создание сопоставимой с США авиаиндустрии. Ресурсы было кому дать в руки – в социалистическом ГУЛАГе погибли не все талантливые инженеры, увлеченные мечтой Циолковского о космических полетах.

И только когда обозначился успех в военно-ракетной программе, правительство разрешило увлеченным инженерам отвлечься на «мирное освоение космоса».

Уже когда в космосе побывали два советских гражданина, Хрущев пояснил самым непонятливым из капиталистов: «Если мы могли Юрия Гагарина посадить и посадить Германа Титова, то мы могли бы заменить Юрия Гагарина и Германа Титова на другие грузы и посалить там, где мы бы захотели посалить их».

«Посадить» для советской власти вообще никогда не было проблемой. Но Никита Сергеевич уточнил: «У вас еще нет 50-миллионных и 100-миллионных, а у нас есть еще и больше 100- миллионных».

Тут он приврал, хоть и для пользы дела, – для дела мира во всем мире. Одну 50-мегатонную бомбу взорвали в СССР, но других не было.





Вранье или, научнее, дезинформация всегда играла важную роль в политике. В советской политике эта роль была особенно велика. Неожиданное подтверждение этому дает английский словарь, согласно которому слово DISINFORMATION имеет русское происхождение и проникло на Запал как раз в хрущевские годы. Не то чтобы у англосаксов не было своего научного слова для вранья. Было, но другое – MISINFORMATION. Внесло свою лепту, возможно, хрушевское разоблачение тайных сталинских деяний. Запад увидел, до какой степени может доходить государственное вранье. Наша ДЕЗИНФОРМАЦИЯ оказалась настолько круче их MISINFORMATION, что новому слову дали постоянную прописку в английском языке.

Сейчас понятно, что хрущевская дезинформация имела уважительные причины. Он, в самом деле, верил, что исторически неизбежное светлое будущее человечества – коммунизм. А его главный оппонент – американский президент Эйзенхауэр – никак не мог в это поверить. Надо отдать им должное – даже при этом расхождении в верованиях оба поняли, что военным путем их разногласие относительно будущего разрешить невозможно без уничтожения самого будущего. И оба поняли, что взаимное глубокое недоверие угрожает превратить разногласие в войну.

Чтобы преодолеть разногласие, они предложили в 1955 году два разных рецепта: Хрущев – всеобщее и полное разоружение, Эйзенхауэр – открытое небо. Первый рецепт можно не пояснять – призыв перековать мечи на орала известен со времен пророка Исайи. А второй означал, что СССР и США разрешат разведывательным самолетам другой стороны свободно летать над своей территорией и своими глазами видеть, что никакой зловещей подготовки не ведется.

Хрущев не мог на это согласиться. Ведь американцы бы сразу поняли, что грозные советские слова о передовой мощи страны в большой степени DISINFORMATION. Недаром молва приписывала Хрущеву предложение укоротить сталинский лозунг «Догнать и перегнать страны капитализма!»: достаточно «догнать», а то если перегоним, то они увидят заплаты на наших штанах сзади. И кто знает, чем это обернется.

Теперь встаньте на место американского президента. Что на уме у руководителей огромной страны, которые верят в такую странную вешь, как коммунизм, но не верят в Бога, не выпускают своих граждан из страны, а впускают в нее только избранных, да и с тех не спускают глаз ни на минуту? Не удивительно, что Эйзенхауэр решился осуществить свою идею открытого неба без разрешения. Шпионские самолеты U-2, летавшие на недосягаемой, казалось, высоте, должны были следить, стоит ли советский бронепоезд все еще на запасном пути, или начинает разводить пары. Это длилось до тех пор, пока успехи советской ракетной программы не сделали (в 1960 голу) U-2 досягаемым.

И, тем не менее, именно советский космический рывок приблизил осуществление идеи Эйзенхауэра об открытом небе. Спутники по самой своей небесно-механической – баллистической – природе знай себе обращаются вокруг планеты и не обращают внимания на пограничные линии, которые люди чертят на ее поверхности. Лишь делом техники было разглядеть, что делается внизу. Техника не подкачала.

Во всяком случае, к 1972 году, когда в одной из подмосковных частей ПВО пишущий эти строки после окончания МГУ встал на стражу мирного неба над Москвой, повседневной заботой (и причиной выговоров) было тщательно зачехлять изделия, боеготовность которых я проверял. Чтобы американские спутники не увидели их. Сейчас я думаю, да пусть бы видели – и понимали, что лучше не соваться. Так или не так, а за два года моей службы ни один американский бомбардировщик так и не сунулся к Москве.

Тогда я многого не знал. Не знал, что служу на первой зенитно-ракетной системе, созданной по приказу Сталина. Не знал, что Эйзенхауэр первым из политических лидеров сказал об опасности уничтожения всей цивилизации в ядерной войне – сказал в декабре 1953 года, спустя несколько месяцев после успешного испытания сахаровской водородной бомбы. Не знал об идее открытого неба и о том, что именно Эйзенхауэр, бывший генерал и первый главнокомандующий сил НАТО, первым употребил выражение «военно-промышленный комплекс» и всенародно предостерег против его непомерного влияния.

Всего этого я не знал. То ли западный агитпроп плохо работал – мой сосед по офицерскому общежитию, бывалый капитан, держал свой старый приемник постоянно настроенным на вражьи голоса. То ли родные глушилки работали слишком хорошо и давали слушать только самые глупые передачи (изрядно мешавшие мне заниматься мирной наукой – всемирным тяготением). Но холостые офицеры в других комнатах слушали свои транзисторные приемнички и потом нередко обсуждали новости из- за бугра без видимого ущерба для своей боеготовности. Не знаю, были тогда народ и партия так едины, как утверждалось на плакатах, но армия и партия в основном были едины. Правда, глушилки молодым радиотехническим офицерам не нравились. Поэтому говорили о приемных способностях разных транзисторов и обсуждали, как преодолеть глушение. Например, собрать в одной комнате несколько транзисторов и настроить их на одну и ту же передачу, но в разных диапазонах волн. Вряд ли они этот проект осуществили, это бы уже смахивало не столько на экспериментальную радиотехнику, сколько на антисоветскую сходку…