Путешествие вверх

Анмай смутился. Она улыбнулась.

— Извини. В общем… ты прав. Наш мир действительно искусственно ограничен, — затем, чтобы мы занимались, в основном, своими детьми. Впрочем, всё, что я тебе рассказала, — это новое. Знание прошлого утрачено, оно ушло вместе со временем, которому служило.

Аютия задумалась.

— Нам трудно понять наших предков. Ведь на самом деле мы совершенно не знаем их жизни. Легенды… что легенды? Они, по сути, наши собственные мечты. Мы все хотим чистого счастья, и мечтаем о том, другом мире, где оно обитает. Но где этот мир? В будущем? Но ведь мы уже в будущем, — в нашем настоящем, — тут нет ничего, кроме машин, квантовых бездн, и бездн Вселенной. Тут, в конечном счете, нет места хрупкому любящему телу. Наше будущее, — мир симайа, которые, в лучшем случае, будут помнить, что когда-то они были живыми. В прошлом? Но в прошлом мы жили хуже, чем сейчас. Там меньше возможностей. Там просто скучно. Но в самом начале нашей истории мы видим нечто удивительное, — чистоту отношений, ещё не замутненную ничем.

Конечно, мы не можем увидеть прошлое. Оно может жить только в наших мечтах. Его нельзя вернуть. Но можно попытаться… и Йэннимур, — воплощение такой мечты. Практически это было… довольно сложно… и разве это можно назвать возрождением прошлого? На самом деле мы ведь не хотим дикой жизни. Мы думаем, что живем в мире, где техническое могущество и безопасность будущего сочетаются с простотой отношений и ясностью прошлого, с его чистотой и яростью чувств. Но ведь так не может быть! Это лишь идеал, к которому мы должны стремиться, и который так же недостижим, как… как любая истинная мечта. Но кем бы мы были без такой мечты? Если бы не мечтали о… недостижимом? Раз наши мечты могут жить только в нашей душе, то она должна соответствовать им. Только так наши мечты смогут стать реальностью — если мы сами станем теми, о ком мечтаем. Правильно?

Анмай молча склонил голову. Всё же, самое первое его впечатление о золотых айа, — лучшие из всех, — оказалось верным. Но он опять узнал слишком много…

— Мне надо подумать, — сказал он. — Надеюсь, ты позволишь мне побыть одному?

Она вспыхнула и отвернулась.

— Прости, — наконец, сказала она. — Я не твой тюремщик, и не стану держать тебя в плену, даже с помощью своего тела, — хотя и могла бы! Я знаю, что причинила тебе боль, но мне нужно было узнать, понять тебя… и ты знаешь, как бывает, когда парень и девушка нравятся друг другу, — это естественно, и в этом нет ничего постыдного. Но я не хочу вставать между тобой и твоей любимой. Если скажешь, я никогда больше не попадусь тебе на глаза.

Вечером, когда Анмай уже лежал в своем гамаке, его настиг неожиданный приступ тоски. Собственно, вечера не было, — просто наползли тяжелые тучи, стемнело, и пошел дождь, углубляя и без того мрачное настроение.

Хьютай, что я наделал! Я дал себя соблазнить без малейшего сопротивления, и даже с радостью. А ведь я по-прежнему люблю тебя, а не её!

Анмай нахмурился. А так ли это? Нужна ли ему Хьютай, или просто кто-то, дающий утешение? Он испугался, поняв, что просто не может решить это. Впрочем, думать о собственной участи было не веселее. Он слишком хорошо знал, что даже самые добрые намерения легко могут обернуться злом. А он совершенно беззащитен, растерян, испуган, и в руках симайа, — он лишь игрушка. Интуиция говорила ему, что ждать хорошего не стоит.

В хижине стало темнее. Обернувшись, он увидел в проеме гибкий силуэт Аютии.

— Анмай? — спросила она.

— Я здесь.

— Иди сюда.

Когда они добежали до скрытых в лесу зданий, там на праздник, — кажется, просто в честь грозы, — собралась уже вся молодежь селения и дети, — они тащили огромные охапки причудливых, ослепительно ярких цветов. Парни и девушки плели из них венки и надевали их друг на друга.

Анмай подумал, что его пригласили лишь посмотреть на это, действительно красивое, зрелище, — но Аютия без всяких колебаний втянула его в общую кучу, и нахлобучила на голову венок. Когда неукрашенных не осталось, пары, чинно взявшись за руки, пошли по широкой улице, стиснутой в ущелье высоченными каменными зданиями и ещё более высокими деревьями. Деревья трещали под порывами шквала, в небесах стремительно неслись разорванные темные тучи, сверху с ревом рушился горячий ливень, — а юные айа смеялись, размешивая босыми ногами жирную грязь, ухитряясь не терять удивительного, естественного изящества движений.

Когда они вышли на площадь, начались танцы, — сначала танцевали девушки внутри широкого круга парней, потом юные айа разбились на пары. Все они двигались на удивление согласованно, словно единое живое существо, — ни одного неверного движения, и от красоты увиденного Анмай невольно приоткрыл рот. Ему показался диковатым этот танец под дождем, под сверкание молний и бешеные порывы ветра, несущего тучи водяной пыли среди угрюмых серых стен каменных громадин. Здесь все были красивы, они смеялись, отбрасывая с глаз длинные мокрые волосы, — а из-за стволов, с откосов наклонных глухих стен на них с восхищением смотрели дети, — тоже в венках из цветов. В их желании стать столь же красивыми, собственно, и состоял смысл праздника.

Аютия улыбалась, держа его за руки. Пары кружились, — и в их движениях была страшноватая грация.

Отвесные края пропасти, укрепленные сталью, уходили вниз, насколько хватал глаз. Дальний край, — до него было всего метров пятьдесят, — мчался мимо них с огромной скоростью.

Расщелину между ними заполняло силовое поле, мешая столкновениям циклопических плит. Оно гигантским невидимым валом выпучивалось вверх, и лишь с помощью симайа их дети могли попасть с одной плиты на другую. Анмай уже знал, что плиты-плоты вращаются быстрее орбитальной скорости, так что к земле его прижимала центробежная сила, а не естественное тяготение. Айа знали также, что к центру их мира плоты становились всё меньше, а разница в их скорости — больше. У внешнего края размер каменных квадратов достигал тысячи миль. Здесь они были куда меньше, и он с Аютией после нескольких часов быстрой, безостановочной ходьбы, — юные айа не знали никакого транспорта, кроме своих неутомимых босых ног, — достиг ближайшего разделительного рва.

Анмай откинулся на силовое поле, чувствуя его несокрушимую упругость, и посмотрел на девушку. Уже больше месяца они жили вместе. Если он не сбился, до гибели Эрайа оставалось всего восемьдесят дней. Но, похоже, никого, кроме него, это не волновало, и даже его самого, — всё меньше. Хотя Аютия и относилась к нему, как к старшему брату, её любовь была совсем не братской. Вместе с ней думать вообще было невозможно, — разве что потом, когда сил не оставалось уже никаких, и хотелось лишь без конца лежать, вытянувшись. Даже случайный взгляд на какую-нибудь совершенно невинную часть Аютии, — например, на её голую лодыжку, — сбивал его мысли в неприличном направлении, а уж её губы окончательно лишали его возможности соображать. Потом они ели, купались, бродили в окрестностях селения, болтали обо всем, — и так день за днем. Порой Аютия сосредоточенно и подолгу что-то рисовала, усмехаясь неизвестно чему, и не показывая ему рисунков. Анмай быстро привык к здешней жизни, — привык без смущения смотреть на красоту золотых айа, привык видеть каждое утро рядом иное лицо, не похожее на лицо Хьютай… Казалось, что он вернулся в свое детство, — точнее, в мечты о том, каким оно могло быть…

Порой он мог провести целый день на пригорке над детской площадкой, — на детей золотых айа можно было смотреть бесконечно. Анмай знал, что это, — самое прекрасное зрелище, какое только может быть во Вселенной. Если бы он родился здесь…

Но далеко не всё здесь совпадало с его мечтами. Юные айа были на удивление красивы, и красота эта почти не скрывалась, — они ходили босиком, в несложных украшениях, а весь их наряд составляли набедренные повязки, как у парней, так и у девушек. Смотреть на это Вэру нравилось, а вот манеры молодежи нравились не очень. При любом удобном случае мальчишки-айа садились в кружок и обсуждали вечную тему — девчонок. Вэру порой казалось, что речь у них идет о контакте с какой-то негуманоидной формой жизни. Девчонки-айа, стоило им собраться в количестве больше одной, тоже говорили о мальчиках, — и с такой же увлеченно-недоуменной интонацией. Можно было подумать, что мальчишки живут, как минимум, в параллельном измерении. По мнению Вэру, это время куда как полезнее было бы потратить на прямое общение, — но юные айа часто самым диким образом стеснялись и избегали друг друга. Гораздо больше ему понравился обычай устраивать праздники во время гроз, впрочем, нечастых здесь, — он пока видел лишь один, и воспоминания об этом параде красоты грели его душу.