Страница 16 из 42
– Наверное, проблема еще и в разных взглядах на мир у палеонтологов-эволюционистов и биологов-экспериментаторов?
– Люди, которые занимаются теорией эволюции в геологии и биологии, напоминают ученых XVIII века, склонных к натурфилософии. Они работают в довольно странной, с точки зрения нормального человека, ситуации. Самый главный объект их исследования – эволюция крупных групп организмов – принципиально ненаблюдаем, поскольку охватывает времена, несопоставимые не только с жизнью конкретного наблюдателя, но и всего человечества. Натурфилософ может иной раз посмотреть и на эксперимент, а вот экспериментатору претит любая натурфилософия, поскольку он имеет совершенно другое мировоззрение, другую идеологию и работает на других отрезках времени.
– Так как же впрячь в одну телегу коня и трепетную лань?
– Знаете, не все зависит от того, кто пытается сдвинуть с места эту телегу. Изобрести что-то – это половина дела. Самое главное – довести свои идеи до состояния, когда они хотя бы войдут в научное сообщество. В науке бывают две категории результатов: иногда благодаря исследованию удается сделать вещь, а иногда – создать элемент нового мировоззрения. Но в любом случае ученый заинтересован в том, чтобы его деятельность была доведена до сознания общества.
И вот тут очень важно, чтобы наука доходила до уровня научно-популярных изданий, тогда она работает и на потребителя, который сам наукой не занимается: человеку полезно иметь мировоззрение. Кроме того, общество не оплачивает исследований, смысла которых оно не понимает. Не хотелось бы только, чтобы среди потребителей интеллектуальной продукции снова возникали предположения, что если художник пишет картину маслом, то, может быть, это масло удастся еще и намазать на хлеб!
Рафаил Нудльман
Путеводитель по времени: знакомство
Наш давний автор Р. Нудельман составил ни много ни мало, а самый настоящий путеводитель по времени. Ясно, что путешествие по этому огромному понятийному континенту потребует немало ваших усилий (и времени), и мы решили их сэкономить, представив сперва только введение в тему, кратко знакомящее с предысторией вопроса.
Глянем на циферблат наших часов. Что мы видим? Правильно: секундная стрелка бежит, минутная за ней неторопливо поспешает, часовая ступает степенно и размеренно. Все при деле, никто на месте не стоит. А ведь если вдуматься, это как-то странно. Ведь мы-то знаем, что есть такая вещь, как «настоящий момент». Сколько раз приходилось слышать, к примеру: «В настояший момент денег нет и не предвидится!».
Нас нет ни в прошлом, ни тем более в будущем, мы – вот они, здесь и сейчас. Где же это настоящее? Куда оно запропастилось, почему наши стрелки его не показывают?
Надо полагать, что оно очень коротенькое, это настоящее, если даже секундная стрелка мимо него проскакивает, будто его и нет. Мы и сами это знаем: не успеешь оглянуться, а время уже прошло. Но вот чего мы не знаем, так это ответа на вопрос: сколько же, интересно, оно длится, это неуловимое «настоящее», в нашем мозгу? Какую длительность мы еще ощущаем, как «настоящее»?
Как ни странно, но до недавнего времени даже господа уважаемые ученые этого не знали. Ответ на этот жгучий вопрос впервые принесло… кино. В ранних фильмах, как известно, кадры дергались и прыгали, простым глазом видно было, что это последовательность статичных фотографий. Но потом киношники подогнали скорость перемотки так, чтобы глазу (а точнее, нашему мозгу) казалось, что события на экране происходят так же плавно, «как в жизни». И оказалось, что для этого нужна скорость в 24 кадра в секунду. Выходит, что одну двадцать четвертую долю секунды и меньше наш мозг воспринимает как неделимую частицу времени, как «настояший момент».
«Ну, вот это и есть длительность «психологического настоящего!» – радостно воскликнули некоторые ученые, но не тут-то было. Немедленно появились другие ученые, которые выложили на стол другие факты. «Посмотрите на пианиста, – сказали они, – как у него пальцы по клавишам летают. разве это одна двадцать пятая секунды? Это ж куда меньше! Или, к примеру, едем мы в своем «мерседесе», и вдруг нам под ноги старушечка какая-нибудь кидается – вель мы же иной раз за тысячную долю секунды успеваем на тормоз нажать! Нет, господа коллеги, никак не может быть, чтобы настоящий момент продолжался так долго – 1/25 секунды. Он явно короче, господа».
«Нет, длиннее!» – раздался из угла чей-то диссидентский голос. Принадлежал он затесавшемуся среди ученых чешскому поэту Мирославу Голубу. Он тоже не лишен был научных склонностей и, заинтересовавшись особеностями немецкой поэзии, обнаружил такой поразительный факт: 73 процента строчек в немецких стихах, если читать их вслух, длятся от 2 до 3 секунд, а если дольше, то в них присутствует незаметная внутренняя пауза.
Такое впечатление, что слух, в отличие от зрения, воспринимает как «неделимое настоящее» не 1/25 секунды, а куда больший отрезок времени. А ваг выученные до инстинкта движения, вроде мелькания пальцев по клавишам или удара по тормозам, длятся, наоборот, много меньше l/25-й.
Представляется, что согласовать все эти данные можно только одним путем – признать, что разные отделы нашего мозга и даже разные его уровни деятельности имеют «свое» время и в каждом из них «настоящее» имеет разную длительность. Нашей речью (и, стало быть, восприятием стихов) заведует, как считается, левое полушарие, а музыкальным восприятием, как считается, – правое, и мы видим, что «единицы времени» у них действительно разные. Наши сознательные действия управляются сознанием, а инстинктивные – подсознанием, и у этих уровней тоже свои единицы «настоящего».
А ведь есть еще такие состояния, как медитация или, по-простому, глубокая и сосредоточенная задумчивость, и что тогда? Об этом задумался известный врач-психиатр Оливер Закс, автор замечательной книги о психических расстройствах «Человек, который принял свою жену за шляпу», и задумался так глубоко, а было это в плавательном бассейне, что когда он вылез оттуда, весь окоченевший, оказалось, что прошло несколько часов, но ему самому показалось, что миновало всего четверть часа.
Вот вам размах нашего восприятия «настоящего» – от тысячных долей секунды до нескольких часов. Не случайно двое ученых, Пенелопа Льюис и Винсент Уолш, опубликовавшие недавно в журнале «Current Biology» обзор по истории изучения человеческого восприятия времени, так подытоживают важнейший результат соответствующих исследований: «Можно думать, что в нашем мозгу существует множество различных нейронных «часов». Измерение интервалов различной продолжительности или связанных с различными типами поведения, по-видимому, производится расположенными в разных местах и по- разному действующими нейронными сетями».
Теперь мы можем задуматься над еще более интересной загадкой: а как воспринимают время не разные участки, а разные мозги? Одинаково или по-разному? От чего это зависит?
Вопрос этот давно волновал широкую общественность, отражением чего стали многочисленные рассказы о всякого рода существах с особым течением времени. Например, некий геолог якобы обнаружил в приднепровской степи три огромные неподвижные фигуры из камня – мужчина, женщина и ребенок – и отколол от ноги ребенка каменный кусочек, а через год снова побывал там и увидел, что фигуры изменили положение: родители склонились к раненому сыну. Через год!