Страница 6 из 42
К сожалению, в России за проблематикой «потребления» тянется дурно пахнущий шлейф советской схоластики. Но разве это устраняет саму проблему? Хотим мы того или нет, за последние несколько лет мы все стали потребителями, но это совершенно не привлекло внимания исследователей.
Сегодня мы потребляем, но не думаем об этом – опасный симптом того, насколько оголтело наше потребление (может быть, и по причине его относительной скудости).
Важно понять, что потребление сегодня, в условиях постиндустриального общества, связано не столько с богатством и роскошью, сколько с социальной конструкцией идентичности человека, с тем, как он создает образ самого себя. Потребительское общество, в которое вваливается Россия, это просто новая система социокультурных связей, при которой социальная идентификация (относительно связные представления людей о себе и о том, как их воспринимают другие) построена уже не на системе распределения труда и производства (я – рабочий, фермер, клерк), а вне рабочего места: дома, в развлечениях, спорте, в одежде и интерьере квартиры – то есть на способе потребления. Это не проблема «богатых» в их отличии от бедных. В потребительском обществе потребляют все – и бедные, возможно, больше; во всяком случае, их неутоленные желания не менее настойчивы, чем у «богатых».
А поскольку потребление сегодня направлено прежде всего на желание, а не просто на потребность, оно работает преимущественно со знаками и символами (так, например, утверждает французский философ Бодрийар) и поэтому не может не интересовать социологов, философов и, шире, культурологов. Желание потреблять то, а не это, диктуется специфическим набором культурных символов и ценностей. Эго нечто вменяемое культурой, это желание, приобретаемое через социализацию. Идеология потребительского общества гораздо более утонченна, чем прямые призывы покупать; «культурная логика позднего капитализма» есть комплекс теорий, выработанных в высокой культуре «яйцеголовыми».
Сегодня мы оказываемся в новом типе общества, в котором идеология потребительства накладывается на пресловутую «российскую специфику». Это и свой, особенный набор культурных символов, ценностей, кодов. Это и резкое различие в формах проявления нового между крупными городами и остальной частью страны; между сравнительно малочисленными социальными стратами и основной массой населения. Наконец, в 50-е и 60-е годы потребительское общество в Америке и Европе формировалось на фоне экономического подъема, наше же формируется на фоне экономического спада, а не подъема.
На нашей почве тема приобретает много особо интересных поворотов. Как связана сфера идей со сферой потребления – например, как связано «потепление» советской идеологии в 60-х и тот факт, что именно в эти годы происходило массовое жилищное строительство, практически в каждой семье появились холодильник, стиральная машина и телевизор, а во многих и автомобиль?
«Последние новости дня» (в%н числу опрошенных в каждой стране; порт 1995 г.)
Возможно, это потепление идеологии было вызвано развитием производительных сил, а не наоборот?
Наконец, еще одна, личная причина моего интереса к этой теме. Все свое отрочество я был прилежным и страстным «потребителем» научно-фантастической литературы, огромную часть которой составляла американская фантастика. В моей памяти сложилось три блока, три периода американской фантастики. Первый – «фантастика машины, механизма»: звездолеты, бластеры, ламповые ЭВМ размером со штат или даже планету и т.п. Второй период – социальные антиутопии: общества победивших торговцев, рекламомейкеров, общество одноразовых предметов, власти телевидения и т.п. И третий – фантастика компьютера и киберпанка. Все это (точнее, кое-что из этого) переводилось на русский с 25-летним запаздыванием (по конвенции об авторских правах, таким хитрым образом соблюдавшейся СССР). Второй период, фантастика антиутопии, пришлась в Америке на 50-60-е годы – период становления общества потребления – и вся наполнена реалиями этого периода. Но в СССР этот пласт стал выходить в середине 70-х и продолжал публиковаться до середины 80-х – как раз в те десять лет, когда я прилежно читал всю попадавшуюся мне фантастическую литературу. Так все мое отрочество (время, принципиально важное для каждого) я читал о становлении консюмеризма, не понимая, конечно, прочитанного даже до середины, поскольку жил при совершенно другом типе общественного устройства. И вот теперь, когда я вместе со всеми переживаю это становление уже на своей шкуре, непосредственно на личном опыте, во мне оживают призраки прошлого и я ретроактивно до-осознаю прочитанное много лет назад.
Потребление бывает не только материальное, физическое; наименее уважаемое во всей христианской культуре, но и духовное; и тут, как мы привыкли считать, России нет равных: страна самых читающих людей, массовых почитателей искусства и науки, активных поглотителей информации, в высшей степени поглощенных поиском смысла жизни. Этот широко распространенный миф о самих себе был беспощадно разрушен социологами, которые в 1995 году провели международное сравнительное исследование досуговых интересов населения 43 стран мира. Опросы охватили не только старую культурную Европу и США с его, как известно, наибольшим числом лет обучения на каждого американца; они проводились и в Турции, и в Латинской Америке. Индекс интереса к тому или иному занятию на досуге определялся так: из числа людей, объявивших данное занятие «очень интересным» для себя лично (в %), вычиталось число людей, заявлявших, напротив, что это занятие их «совершенно не интересует». Россия почти по всем темам проваливалась «в минус», упорно занимая последние места в списке – во всем, кроме… интереса к оккультизму, НЛО и прочим чудесам… Мы приводим данные этого исследования по десяти странам и по некоторым видам занятий на досуге. Графики показывают, насколько на самом деле мал пиетет россиян по отношению к науке, насколько чужд им интерес к другим странам и чужим культурам, и насколько велико в наших современниках напряженное ожидание чуда.
Проблема потребления родилась не сегодня и стала проблемой намного раньше, чем появились не только сегодняшние общества, но и современная наука. Начало современному типу потребления было положено еще пуританизмом XVIII века – хотя бы и «негативно», как свод строгих правил, ограничивающих его. Первые феномены потребления как значимого социального процесса связаны с новыми богатыми в США в конце XIX века и жителями европейских мегаполисов того же времени. Эти процессы исследовали Торстин Веблен и Георг Зиммель. Не останавливаясь на них подробно, упомяну только, что к первым Веблен применял понятие concpicuous consumption (роскошное потребление) и отмечал подражание европейским образцам роскоши. Вторые, по Зиммелю, потребляли, чтобы противостоять подавляющим силам мегаполиса, – «отличаться, чтобы быть замеченным».
Подлинный переворот в потреблении связан с «фордизмом», созданным Фордом типом промышленного производства, основанного на конвейере, высоких зарплатах рабочих и низких ценах на продукцию. С этой поры потребление становится массовым, а потребителями – не только самые богатые, но почти все. И все же общество потребления в своих развитых формах окончательно устанавливается только после Второй мировой войны. В 50-е годы практически все слои населения в США и Европе становятся потребителями: как предметов, так и опыта (например, тех или иных видов отдыха). Теперь принадлежность к той или иной группе определяется в зависимости от потребления той или иной одежды, обуви, музыки и так далее, особенно это характерно для молодежи от 14 до 30 лет.