Страница 56 из 61
- Например, у меня, - она, незаметно, положила руку на шелк платья. Никто ничего не увидел. Тетя Сидония, после Рождества, когда Марта привезла Горовицей в Лондон, улыбнулась: «Ты вся цветешь, милая».
- Может быть, мальчик опять? - Марта рассматривала в зеркале румянец на своих щеках, блестящие, зеленые глаза, пышные бронзовые волосы. Зубы у нее были крепкие, белые. Ногти росли так быстро, что приходилось почти каждый день орудовать серебряной пилочкой. Живот был совсем небольшим.
- Я помню, - Марта лежала в своей спальне на Ганновер-сквер, - с девочкой можно подурнеть, - она приподнялась на локте, и полюбовалась веснушками вокруг носа, - а у меня наоборот. Мальчик тоже хорошо, - она вспомнила недовольный голос его светлости:
- Ладно, мадам Гаспар, поезжай в свою Америку, навести родных, а осенью, - Джон похлопал по суконному чехлу, что закрывал машину Бэббиджа, - жду тебя здесь. И Бэббидж ждет. Он с тобой заниматься собирается, если ты за шифры будешь ответственна.
- Ничего страшного, - сказала себе Марта, идя обратно в Мэйфер, - Джон меня пока никуда посылать, не собирается, а обрабатывать данные я с детьми на руках могу. Тем более Петя в школе.
Оказавшись в Англии, она, вместе с Питером, съездила в Итон, к мальчишкам. В комнате у них было чисто. На столе Пети она увидела тетради с упражнениями по русскому языку, книги Пушкина, Тургенева и Достоевского.
- Только бы Федор Михайлович на хорошей женщине женился, - попросила Марта, - на той, что любит его, и понимает.
Там стоял и образ Богородицы. Марта показала сыну аффидавит, подтверждающий его дворянство. Она пообещала, гуляя с Петей по школьному саду: «Когда подрастешь, мы обязательно в Санкт-Петербург съездим. Познакомишься со своим дядей, с кузенами…».
- С дядей, - мрачно повторила Марта, вспомнив холодные, голубые глаза Федора Петровича: «А что делать? Это самые близкие наши родственники. Дети его точно ни в чем не виноваты».
Она с Горовицами проехала всю Европу, в Брюсселе увидев тетю Джоанну и дядю Поля. Он уже не ходил в контору:
- Продал, дорогая моя, - подмигнул месье Мервель, - мне шестьдесят пять. Хочу на старости лет отдохнуть. Тем более, у нас правнук появился. И внуков еще двое. Мы на Рождество в Лондон ездили, в замке гостили, у Джона и Полины.
О Максе ничего слышно не было. Джоанна развела руками:
- Он взрослый человек, дорогая моя. Я знаю, что он в Женеве диссертацию защитил, когда из Америки вернулся. Об этом он написал. А потом…, - она стряхнула пепел, - у него, наверняка, задания есть, -Джоанна указала пальцем на потолок гостиной, - от Интернационала. Может быть, он в России, в Польше, в Германии…
Марта, осторожно, поинтересовалась, не приходило ли письмо от каноника, но ей стало понятно, что Аарон Джоанне так и не написал.
- Заставлю его, - разозлилась Марта, - как это, не знать, кто у ребенка отец? - она поняла, что покраснела и грустно подумала: «Надо будет потом девочке сказать, что он умер. Так лучше. Не стоит Дмитрия Ивановича во все это вмешивать. Он женатый человек».
В Париже Юджиния радостно показала ей письмо от присяжного поверенного Арсеньева, из Санкт-Петербурга. Дело о разводе действительного статского советника Воронцова-Вельяминова пошло в производство, в консистории: «Поскольку Федор Петрович является пострадавшей стороной, и вы не оспариваете факта вашего прелюбодеяния, то я предполагаю, что все необходимые документы будут оформлены в течение года».
- Обвенчаетесь с бароном де Лу, - весело сказала Марта, поцеловав ее в щеку, - будешь у нас баронессой.
Они сидели под каштанами на площади у церкви Сен-Сюльпис. Маленький Пьер бегал вокруг скамейки, играя с обручем.
- У вас еще дети появятся, - Марта взяла руку Юджинии, - обязательно. И у твоего брата тоже. Пока они в пустыне, - Марта помолчала, - это трудно, но, когда канал закончат, у них кто-нибудь и родится. Будешь еще раз тетей.
Анри повел Джошуа и Бет в мэрию пятого округа. Бет легко получила французский паспорт, как дочь уроженки Мартиники. Марта, рассматривала свидетельство о браке: «Вот и хорошо, мадам Горовиц. Помни, вашим детям вы все расскажете. Всем остальным об этом знать не обязательно».
Бет замялась: «Мои фотографии во всех газетах американских печатали, Марта. Люди меня узнают».
- Ничего страшного, - уверила ее женщина, - ты теперь еврейка. После войны все изменится, обещаю вам.
Летом Джошуа ждали в Чарльстоне. Община его помнила. Председатель, мистер Толедано, узнав в Нью-Йорке, что Джошуа возвращается в Америку, предложил ему работу.
- Там Александра могила, - сказал рав Горовиц жене, - будем за ней ухаживать. Этот Толедано, -Джошуа поморщился, - конечно, бывший рабовладелец…, Но, думаю, они там другими людьми стали. Синагога хорошая, - он привлек Бет к себе, - тебе понравится. Будешь преподавать девочкам, за миквой наблюдать, книгу свою писать…, - Бет, из Парижа, дала согласие издателю на цикл очерков о Святой Земле.
- И в Чарльстоне меня никто не видел, - рассмеялась Бет, - я в подполе сидела. Слушала, как ты книгу Эстер читаешь, - она откинулась на подушки. Джошуа, целуя ее, шепнул:
- А сейчас послушаешь из зала. Впрочем, на Пурим мы еще в Филадельфии будем. Летом приедем в Чарльстон, иродится Авраам, - он прикоснулся губами к еще плоскому животу: «Или Батшева. Спасибо тебе, спасибо, милая…, - Бет закрыла глаза и вздрогнула. Она опять услышала гудение огня, и отчаянный, горький детский крик.
- Это просто камин, - сказала себе Бет, - зима ведь. Тебе привиделось.
Марта поцеловала Бет в покрытую шелковым капором голову и распрямилась:
- Вот и они. Второй гудок дали, Питер, - со значением сказала Марта, - или ты хочешь в Америку отплыть?
Он хотел. С тех пор, как Марта вернулась в Лондон, сияющая, немного пополневшая, с мягкой, безмятежной улыбкой на губах, с тех пор, как Питер услышал, что кузина собирается после Пасхи в Америку, он каждый день велел себе: «Объяснись. Предложи руку и сердце, прямо сегодня».
Марта ходила с Горовицами в Британский музей и Национальную Галерею, катала их на подземной железной дороге. Они отправились на день в Банбери, повидаться с Полиной и детьми. Каноник приехал в Лондон, с Марией, и вместе с Горовицами отобедал у главного раввина Британии, рава Адлера. Марта пошла с Аароном и его внучкой в зоологический сад. Питер смотрел на нее, любуясь румянцем на белых щеках, бронзовыми волосами, низко вырезанными платьями. Декольте прикрывали кружева, однако Питер все равно видел белую, цвета лучших сливок, нежную кожу, и крохотные веснушки у нее на ключицах. Он клал руку на свой маленький, играющий алмазами крестик: «Завтра. Непременно завтра».
Марта целые дни проводила на Ладгейт-Хилле. Она заметила Питеру:
- Когда я из Америки вернусь, буду на правительство работать. Подыщу себе какой-нибудь особняк, небольшой, в Блумсбери. Тихое место, хорошо будет…, - она, внезапно осеклась, рассмеявшись: «Нельзя вечно кочевать по гостевым спальням».
Ночью он ворочался, представляя Марту рядом, забываясь тяжелым, беспокойным сном. Он вспомнил люк в крыше особняка Холландов. Джон так его и не заделал. Питер горько усмехнулся: «Хоть по крыше к ней беги…, Не тяни, - разозлился Питер, - она в Америке может встретить кого-нибудь».
Он так ничего и не сказал. Горовицы проводили их до трапа. Марта и Бет обнимались. Бет всхлипнула:
- Посылай телеграммы, милая, летом увидимся. Дэниелу и его жене мы привет передадим, обязательно…, - мужчины пожали друг другу руки. Питер помог Марте спуститься на причал.
- Джошуа шляпой машет, - Марта указала на корму корабля. Пароход разворачивался, чайки метались над трубами, пахло гарью и солью.
- Одни Горовицы в Америке остались, - грустно отозвался Питер, помахав в ответ: «И этот Менева, с дочерью, говорила ты».
Марта вздохнула:
- Они индейцы, а наша армия, - женщина дернула углом рта, - их в покое не оставит, к сожалению. Да, - она смотрела вслед пароходу, - я сюда вернусь, в Англию.