Страница 53 из 61
Когда Стивен привез сына обратно в Иерусалим, Бет и Марта пошли к ним на шабат. Моше заявил, пережевывая халу:
- Очень хорошо, что я в Каире побывал. Увидел наших братьев, в изгнании. Я вырасту, - мальчик обвел серыми, материнскими глазами комнату, - и буду добиваться, чтобы все евреи обосновались здесь, на Святой Земле.
Марта заметила раву Судакову:
- Дядя Исаак, христиане здесь землю покупают. И евреи тоже должны. Те, кто из Европы приезжают, из России…
Раввин затянулся трубкой и, весело, ответил: «Милая моя, те, кто приезжает из России и Польши, не знают, с какой стороны к земле подойти. У них такое запрещено».
Марта пожала плечами и взяла папиросу:
- Надо их обучать, дядя Исаак. Устроить школы, курсы…, Надо собирать деньги на покупку земли. У вас все равно, - Марта кивнула на красивую, серебряную коробочку для цдаки, - на благотворительность жертвуют. И на землю тоже дадут, когда узнают, что артели появились. Все евреи, - решительно заметила Марта, - а не только богачи, как покойный дедушка Натан.
Исаак отложил трубку и показал ей свою руку: «Меня отец покойный на участок привел, когда мне три года исполнилось, милая. Я этими руками все делать умею. И Моше таким вырастет, обещаю».
Марта остановилась перед воротами миквы. Она поправила платок. В Иерусалиме Марта покрывала голову.
- Это лучше, милая, - смешливо сказала ей Дина Судакова, - наши мужчины к такому, - она погладила Марту по бронзовым косам, - не привыкли.
Дина поцеловала Марту куда-то в веснушки вокруг изящного носа: «У нас солнце еще. Видишь, как ты приехала, сразу расцвела».
Она и вправду, цвела. Тошнота прекратилась. Марта, по ночам, лежала, думая о девочке, о том, как они с маленькой будут гулять по берегу озера Эри, под соснами.
- Поедем в Лондон, - шептала она, - к твоему брату старшему…, Петенька ее баловать будет, -улыбнулась Марта, - и там другие девочки…, Джейн, Мария, они подругами станут. Вот и хорошо. И Питер женится, наконец.
Она поворачивалась на бок и видела перед собой его лазоревые, добрые глаза.
- Это от одиночества, - сердито говорила себе Марта, - вот и все. Питер к тебе, как брат относится, еще с давних пор. Шестнадцать лет назад мы познакомились. Ты для него семья.
Марта увидела рава Судакова, среди других мужчин, в черных капотах и сюртуках. Они о чем-то совещались, вполголоса. Деревянная дверь, что вела внутрь миквы, была приоткрыта. Марта решительно прошла к ним и громко спросила: «Дядя Исаак, где рав Горовиц?»
Серые, окруженные морщинами глаза Исаака остановились на ней. Он снял пенсне и отвел Марту в сторону:
- Джошуа хочет отменить свадьбу. Он узнал что-то, об отце своем…, - голос Исаака угас.
- Мы Элишеве-Саре пока ничего не говорили, - он кивнул на микву, - она с тетей Диной. Она окунулась, когда Джошуа прибежал, - рав Судаков развел руками, - она еврейка, и ничего с этим теперь не сделаешь.
- Ничего и не надо делать, - удивилась Марта, - а Джошуа…., Он узнал, что его отец убил собственную мать, в Америке. И Мирьям похитил, хотел ее своей женой сделать. Но не успел, - добавила Марта, увидев, как побледнел рав Судаков.
- Так, где Джошуа? - требовательно поинтересовалась она. Дядя Исаак указал в сторону маленькой синагоги, на противоположной стороне двора:
- Это синагога Ари, нашего великого мудреца…, Там нет женского отделения, - крикнул он вслед Марте, - она крохотная…
- Молитвы тоже нет, - пожала плечами Марта, ныряя в прохладу каменного свода. Потолок был беленым, низким. Она сразу увидела кузена. Джошуа сидел перед Ковчегом Завета. Дверцы, изукрашенные виноградными лозами, рисунками голубей и львов были закрыты. В маленькие окна вливался свет утреннего солнца.
- Это прадедушки Джошуа работа, - Марта посмотрела на Ковчег, - его резьба. Какой он искусный мастер был.
Когда Марта приехала в Иерусалим, Дина Судакова отвела ее на Масличную Гору, и показала семейные участки. К францисканцам Марта сходила сама. Могила отца Корвино, в Гефсимании, у гробницы Богородицы, была в полном порядке.
- У нас теперь есть христианское кладбище, - сказал ей монах, - однако мы не хотим переносить святого отца. Он здесь с прошлого века лежит.
- И не надо, - согласилась Марта, перекрестившись, глядя на старые, вековые оливы, на серые, каменные стены.
- Может быть, - она погладила надгробный камень, - может быть, и еще кого-нибудь здесь похоронят, потом.
Она написала Аарону, что за могилой его деда ухаживают, и будут делать это и дальше.
Джошуа сидел, уронив каштановую, прикрытую кипой голову в ладони. Марта услышала, что он плачет. Женщина повертела холщовый мешочек, висевший у нее на запястье. Она устроилась на скамье, немного поодаль: «Джошуа!»
- Не надо, - рав Горовиц вытер лицо: «Не надо, Марта. Как я решил, так и будет. Так лучше, для всех».
- Нет, - донесся до него спокойный, холодный голос. Джошуа вздрогнул. Что-то знакомое коснулось его руки.
- Лучше будет так, - заметила Марта. Джошуа открыл глаза. В его ладони лежал револьвер.
- Марта…, - прошептал Джошуа, отбросив оружие, - ты что? Это грех, я никогда такого не сделаю, сказано: «Выбери жизнь»…, - он замолчал:
- А если я сойду с ума, как отец? Что это будет за жизнь? И разве я имею право тащить Бет во все это? Она и так ради меня еврейкой стала. Не ради меня, - поправил себя Джошуа, испугавшись:
- Она может выйти замуж, за другого человека. Какой я дурак. Господи, как я мог? Как я без нее проживу?
- Именно, - кузина взяла пистолет. Женщина встала перед лавкой, уперев изящные руки в бока. Марта была в темном, холщовом платье, в переднике, пахло от нее жареной курицей и луком. Джошуа почувствовал, что он голоден. Он прибежал в ешиву, поговорить с Мирьям, сразу после молитвы. Есть ему сегодня, как жениху, было нельзя.
- Именно, - повторила Марта, заправив бронзовый локон под платок.
- Джошуа, ты соблюдающий человек, ты раввин. Ты веришь Богу. Господь о тебе позаботится. О тебе, о семье твоей. Ты не твой отец, Джошуа. Ты совсем другой человек, - она убрала револьвер в мешочек и грустно добавила:
- Я тебе принесла оружие, милый, и вспомнила о Майкле покойном. Он был смелый человек, но, когда все это случилось, с Мэтью, с президентом Линкольном, Майкл не выдержал, сломался.
Марта резко встряхнула его за плечи, извинившись: «Иначе ты меня не послушаешь. Ты не ломайся, Джошуа. Убежать легче всего, но ты мне говорил, что это заповедь, выбирать жизнь. Ты всегда был смелым, и сейчас останься таким».
Он склонил каштановую голову:
- Марта…, А если я, как отец…, - Джошуа не закончил и махнул рукой: «Зачем я Бет? Сын умалишенного…»
- Бет, то есть Элишева-Сара, - улыбнулась Мирьям, - одного тебя любит, рав Горовиц, и так всегда будет, - Марта достала из кармана передника платок.
- Вытри слезы, и поговори с ней, милый мой. Хотя бы через дверь. Вам до хупы видеться нельзя.
- Это будет правильно, - Джошуа поднялся, - расскажу все Бет. Она мне рассказала, на острове. Ничего нельзя скрывать
Рав Горовиц тяжело вздохнул: «Пусть она решает. Она еврейка. Если она мне откажет, тому и быть».
Когда он вышел во двор синагоги, у двери миквы никого не было. Марта и госпожа Судакова отправили раввинов в ешиву.
- Но рав Горовиц, он хотел…, - попытался сказать кто-то. Мартаподняла ладонь: «Рав Горовиц и госпожа Фримен взрослые люди. Они сами разберутся, что им делать. Идите, идите…, - она взглянула на Исаака Судакова. Дядя улыбался.
- И, правда, - рав Судаков надел шляпу, - благословения мы слышали. Остальное, - он развел руками, -остальное, господа, не наше дело. Ученики ждут, - напомнил он. Раввины потянулись со двора.
- Что там? - одними губами спросила госпожа Судакова у Марты.
Женщина закатила зеленые глаза: «Поговорят, и все хорошо будет, тетя Дина». Марта забежала в маленькую, облицованную камнем комнату. Бет стояла, опустив руки, в своем синем, скромном платье. Черные, еще влажные волосы были заколоты на затылке.