Страница 44 из 61
- Кто знал, что она с Шевчуком в связи была? И где они только познакомились? Суслова Федора Михайловича бросила, и, слава Богу, - он искоса взглянул на засыпанный пеплом пиджак Достоевского, на его обгрызенные ногти: «Нигилистка, сумасшедшая. Зачем он с ней встречался?»
Достоевский молчал, покуривая дешевую папиросу.
- Знаете, Федор Петрович, - вдруг, сказал он, - я за вами смотрю, в зале игорном. Я писатель, - он слабо, неловко, улыбнулся, - мне лица людские интересны. Как это сейчас говорят, - Достоевский пощелкал пальцами, - психология. Вы очень хорошо притворяетесь герром Беккером, - Федор посмотрел в разные глаза и весело улыбнулся: «Приходится, Федор Михайлович. Работа у меня такая».
- Притворяетесь, - задумчиво повторил Достоевский, - но иногда, Федор Петрович, я ваше настоящее лицо вижу. Когда рулетка крутится, шарик прыгает, когда все замирают…, Вам нравится власть, -утвердительно сказал он, - нравится выигрывать.
- Вам тоже, - усмехнулся Воронцов-Вельяминов, передавая ему еще триста талеров.
- Тысяча, для ровного счета, - он добавил еще одну купюру, и вспомнил: «Тургеневу по четыреста рублей за лист платят, а этому двести. А я всего лишь триста пятьдесят в месяц получаю. Ну и гонорары у наших литераторов. Это деньги он тоже проиграет, - Федор вздохнул, - и окажется у меня на крючке. Будем с ним встречаться, разговаривать, как старые приятели.
Он шел к гостинице и представлял себе огромную спальню в палаццо на Большом Канале, уходящий вверх потолок, мозаичные полы, нездешний, сияющий блеск ее кожи. Бронзовые волосы щекотали ему губы.
- Полина, - бормотал Федор, - Полина, любовь моя.
В записке, отправленной мадам Гаспар, Федор обещал ждать ее в ландо у подъезда гостиницы, в девять часов вечера. Марта, стоя перед венецианским зеркалом у себя в гардеробной, сжала губы:
- Джон сегодня в казино будет. И все остальные тоже. Отлично. Князь Карл этого не оставит. Они потребуют у Федора Петровича свои деньги.
Она выбрала серо-зеленое, цвета осенней, морской воды, платье и надела изумрудное ожерелье. Марта предполагала вернуть его:
- Пусть что хочет, то с ним и делает, - мрачно подумала она, взяв шелковый ридикюль, качнув изящной головой, - пусть хоть на стол бросает, когда проиграется.
Марта справилась с тошнотой и подышала: «Хватит. Завтра мы от него получим все, что нам надо».
- Он может нас обмануть, - задумчиво сказал герцог, еще в Лондоне: «Вернется в свой Санкт-Петербург, и никаких документов мы от него не дождемся».
- Я лично сопровожу его в русское посольство в Карлсруэ, столице княжества, - отрезала Марта, - и прослежу, чтобы он написал аффидавиты о признании моего сына Воронцовым-Вельяминовым, и о разводе для Юджинии. Не забывай, - Марта затянулась папироской, - я его ближайшая родственница, невестка, - она горько усмехнулась: «А в остальном, ты сам говорил с Юджинией. Он ради своих мальчиков, на что угодно пойдет».
- Как Бенкендорф, - Джон полистал старые, выцветшие документы в неприметной папке.
Она выпорхнула на гранитные ступени и ахнула:
- Милый Отто! Я вас целый день не видела, и успела соскучиться, - Марта подала ему маленькую руку. Женщина вдохнула запах сандала, что шел от его темного смокинга. В петлице у него красовалась кремовая роза. Лицо было спокойным, отдохнувшим. Он наклонился и шепнул ей на ухо:
- Надеюсь, что ты выспалась, любовь моя. Завтра мы весь день проведем вместе, обещаю. Спасибо тебе, спасибо…, - Марта почувствовала прикосновение его губ к своим пальцам и едва не вздрогнула.
- Надо Федору Михайловичу помочь, обязательно, - она смотрела на огни газовых фонарей в парке, на темные кроны деревьев, - выиграть для него деньги. Пусть с долгами расплатится. Федор Петрович отдаст мне его расписки.
Марта была уверена, что зять, как она со вздохом называла Воронцова-Вельяминова, одалживал Достоевскому средства для рулетки. Она решила показать Федору Михайловичу приказ из Третьего Отделения об ее аресте:
- Пусть знает, - Марта ощутила, как ее обнимают за талию, - и пусть другим расскажет, что такое Федор Петрович.
По дороге в казино Воронцов-Вельяминов тихо сказал ей:
- Я всегда, всегда буду помнить вчерашнюю ночь, моя любовь. Было сладко, как в раю…, - Марта увидела, как глаза зятя подернулись дымкой. Женщина опять погладила его запястье: «Помните, Отто, я жду от вас миллиона».
- Не разубеждать же его, - мрачно подумала Марта, принимая от зятя букет роз: «Потом я ему скажу правду, разумеется».
Она повела Воронцова-Вельяминова за рулетку, стоявшую слева:
- Это мне велела бабушка, Отто, - ласково сказала Марта, усаживаясь за стол, - я опять видела ее во сне, милый мой. Ставьте на цифру двадцать один. Я уверена, что сегодня удачный день.
Ему опять везло. Князь Карл, бросив жевать сигару, вытирая шелковым платком лысину, уставился на игорный стол. Генерал фон Корн не обращал внимания на монокль, раскачивающийся у него на черном, шелковом шнурке. Гольдберг барабанил толстыми пальцами по зеленому сукну.
В игорном зале висел табачный дым. Марта заставляла себя сидеть прямо. Она держала руку Федора Петровича, под столом, и видела бесстрастное лицо Джона. Герцог приносил все новые бутылки вина. За рулеткой, где они играли последние три дня, Марта заметила русую, немного поседевшую голову Достоевского.
- Надеюсь, что ему повезет, - попросила Марта. Она покосилась на фишки, лежавшие перед Федором Петровичем.
- Восемьсот тысяч, - поняла она, - Господи, останови его, пожалуйста. За обычной рулеткой сидим, а все равно он выигрывает.
- Скажите мне число, Полина, - он незаметно погладил ее острое, укрытое шелком колено, - я сейчас пойду ва-банк. Скажите число…, - его рука поползла дальше. Марта, спокойно отозвалась: «Двадцать два, милый Отто. Черное».
- Петрашевцев казнили двадцать второго декабря, - вспомнил Федор и подвинул фишки крупье. «Ставлю на все, - он держал руку на колене мадам Гаспар, - сейчас у меня будет полтора миллиона талеров».
Завертелся волчок, крупье закричал: «Rien ne va plus!». Шарик запрыгал по кругу, минуя выписанные золотом числа, красное и черное, а потом он остановился. Это был цвет ее глаз. Федор повернулся и увидел их пристальный, прозрачный, безжалостный взгляд.
- Зеленые, - успел подумать Воронцов-Вельяминов, - какие они зеленые.
- Зеро! - крупье подгреб все фишки к себе: «Делайте ваши ставки, господа!». Мадам Гаспар поднялась и зевнула:
- Князь Карл, проводите меня в гостиницу. До свидания, герр Беккер, - тонкие губы улыбались, -желаю вам отыграться и вернуть свои долги.
- Джон за ним проследит, - Марта взяла свой ридикюль: «Господи, как я устала».
Федор, было, хотел что-то сказать. Мадам Гаспар уходила, покачивая узкой спиной, под руку с принципалом Монако. Над его ухом раздался сухой голос генерала фон Корна:
- Надеюсь, вы помните, герр Беккер, согласно обязательству, вы должны выплатить нам деньги в течение суток.
- Помню, - Федор сжал зубы и пошарил по карманам. Он наскреб тридцать талеров мелочью и подвинул к себе три маленькие фишки.
- Продолжим, - упрямо сказал Воронцов-Вельяминов, бросая их на игорный стол.
Большие, красного дерева, часы в гостиной медленно пробили одиннадцать утра. На круглом столе лежала фаберовская ручка и блокнот, испещренный вычислениями.
- Бесполезно, - у него щипало глаза от табачного дыма, голова была тяжелой, в ушах все еще звенел голос крупье: «Ставки сделаны, ставок больше нет!», - все бесполезно…
Он ушел из казино в шесть утра, вернее, его увели. Управляющий пригрозил вызвать полицию. Он проиграл все, что у него было в карманах, и часы, и золотой, с бриллиантами, перстень. Федор хотел выдать долговую расписку казино. Управляющий, пошептавшись с князем Карлом, покачал головой: «Сожалею, герр Беккер».
Принципал не преминул вернуться в игорный зал. Его маленькие, пристальные глаза, внимательно следили за Федором. Когда Воронцов-Вельяминов стянул с пальца кольцо, и вынул из манжет запонки, князь Карл, перегнулся через стол: «Мадам Гаспар обещала провести зиму на Лазурном берегу, герр Беккер».