Страница 74 из 113
Другим своеобразным учреждением был «Кёнъён». Он представлял из себя учебное заведение, в котором был только один студент – сам король. В соответствии с конфуцианскими традициями, корейский монарх должен был два-три раза в день посещать специально организуемые для него занятия по конфуцианской философии, истории и теории государственного управления. Занятия эти вели лучшие учёные страны, а по форме они несколько напоминали нынешние вузовские семинары – тексты конфуцианских классиков подвергались там всестороннему обсуждению. Порою король задавал своим наставникам довольно каверзные вопросы, и тем приходилось лихорадочно искать правильные ответы – ситуация, хорошо знакомая преподавателям и в наши дни.
Был в старой Корее и государственный Институт истории, который тоже считался правительственным учреждением. Назывался он «Чхунчхугван» – «Палата Весны и осени» (в названии содержится намёк на знаменитую древнекитайскую летопись «Вёсны и осени», которую когда-то редактировал сам Конфуций). Отношение к истории в странах Дальнего Востока было всегда особым, и дело сбора и хранения исторических документов находилось там на такой высоте, о которой в средневековой Европе или России никто не мог и мечтать. В задачу «Палаты Весны и осени» входило составление подневных хроник деяний монарха, на основании которых впоследствии, уже после смерти короля, готовились т.н. «Правдивые записи» («Силлок») – исключительно подробная хроника его правления.
Со времён Древнего Египта ни одно государство не обходилось без полиции и спецслужб. В Корее полицейские функции в основном выполняли подразделения Министерства наказаний и местная администрация, однако для расследования политических преступлений существовало специальное полицейское агентство – Ыйгымбу, нечто вроде службы безопасности. Помимо государственных преступлений, оно расследовало и все преступления, совершённые дворянами.
Ещё в самом начале XV века страна была разделена на восемь провинций, границы которых оставались неизменными на протяжении четырёх столетий. Только в самом конце XIX века большинство провинций было разделено на две части (так появились, например, провинции Северная и Южная Чолла, Северная и Южная Кёнсан и т.д.). Кроме того, особым статусом пользовались города Сеул и Кэсон – вторая столица страны (сейчас на территории Северной Кореи). Во главе каждой провинции стоял губернатор, которого по закону полагалось сменять не реже, чем раз в два года. Корейские законодатели опасались, что слишком долго просидевший на своём месте губернатор начнёт или взятки брать, или поддерживать какие-то местные группировки в ущерб государственным интересам. Губернатору провинции и его небольшой канцелярии подчинялись уезды, которых в стране было более 300. Во главе каждого уезда стоял уездный начальник, которого также полагалось сменять раз в несколько лет (вдобавок, чиновникам, как правило, запрещалось служить в своих родных местах). Уезды состояли из волостей, но в волостях уже никаких правительственных чиновников не было. Все вопросы на этом уровне решались местным самоуправлением, в котором основная роль принадлежала дворянам и их ассоциациям.
Нельзя не отметить, что чиновничий аппарат старой Кореи отличался очень небольшими размерами. При том, что население страны за пять веков правления династии Ли возросло от примерно 7–8 до примерно 15 миллионов человек, во всех центральных министерствах и ведомствах, вместе взятых, насчитывалось менее двух тысяч чиновников! В провинции чиновников было ещё меньше, около пяти сотен. Это означает, что в среднем на 7 тысяч корейцев приходился только один профессиональный бюрократ – пропорция, делающая честь эффективности государственного аппарата. Правда, кроме штатных чиновников, в стране были ещё и писари и счетоводы, охранники и тюремщики, которые не имели формальных чиновничьих рангов, но получали государственное жалование и фактически тоже были государственными служащими. Не исключено, что их было даже больше, чем чиновников в точном смысле слова, однако даже с учётом этого обстоятельства нельзя не признать – корейский государственный аппарат был маленьким и, следовательно, дешёвым. Для сравнения: в Российской Федерации сейчас насчитывается примерно 4 миллиона чиновников, то есть по одному на 40 россиян – примерно в 200 раз больше, чем в старой Корее.
Впрочем, не всё было так уж идеально в Корее. Например, все высшие чиновники менялись там с прямо-таки калейдоскопической быстротой. В этом отношении Корея времён династии Ли напоминала Италию семидесятых годов с её непрерывными правительственными кризисами. Подсчитано, например, что сеульский градоначальник (немаловажная в те времена должность министерского уровня) в 1392–1910 годах в среднем находился на своём посту всего лишь 5 месяцев. Рекорд принадлежит У Ок-рёну, который пробыл мэром столицы 13 лет, с 1610 по 1623 год, однако пять сеульских градоначальников были сняты в день своего назначения, 10 человек пробыли на этом посту два, а 11 – целых три дня… Примерно такая же министерская чехарда была характерна для всех высших постов. Как ни парадоксально, эта кажущаяся нестабильность (к которой на деле в старой Корее как-то сумели привыкнуть и приспособиться) во многом была связана с малочисленностью государственного аппарата. Чиновников действительной службы было, от силы, две тысячи, а дворян, которые поголовно стремились к чиновничьим местам, – десятки тысяч. Отсюда – желание властей «пропустить» через высшие должности как можно больше дворян, дав им, таким образом, возможность подтвердить свой привилегированный статус.
Чиновники набирались из числа правящих сословий, в первую очередь – из дворян, и занятие государственного поста уже само по себе давало право на дворянское звание. Впрочем, корейское дворянство – это уже тема особого разговора…
Старые стены
В течение тысячелетий самой важной особенностью города было наличие у него защитных стен. Именно этим город отличался от деревни или посёлка. Не случайно, что само слово «город» в русском (как и во многих других языках) связано с идеей некоего огороженного стенами места.
Сеул не был исключением. В течение многих столетий корейская столица была защищена невысокой каменной стеной, построенной на рубеже XIV и XV веков. Стена эта имела длину 18 км – не так уж мало по тогдашним корейским меркам. В город можно было попасть через восемь ворот: четверо ворот считались «большими», а четверо других – «малыми». Ворота именовались по сторонам света, хотя при этом они также имели и пышные официальные названия, почти не использовавшиеся в повседневной жизни. Например, Намдэмун (буквально «Большие Южные Ворота») были официально известны как Санърйемун, или «Ворота Уважения к Ритуалу».
Откровенно говоря, военная эффективность сеульских укреплений оставляла желать лучшего. Правители страны всегда знали, что Сеул не в состоянии выдержать серьёзную осаду. Поэтому в случае серьёзного вторжения, первая реакция правительства состояла в том, чтобы бежать из столицы и укрыться на острове Канхва-до или в какой-нибудь горной крепости. Вероятно, единственная серьёзная попытка оборонять Сеул была предпринята в сентябре 1950 г., когда коммунистические части сумели удержать город в течение десяти дней, отражая атаки превосходящих сил американской армии. Но это было исключением: обычно, в случае главного конфликта столица меняла хозяев без особой борьбы. Впрочем, занятие Сеула особого влияния на исход борьбы не оказывало: во время внутренних смут и внешних вторжений не раз побеждала сторона, в какой-то момент потерявшая контроль над традиционной столицей.
Но это не означает, что городские стены были бесполезны. Они не могли защитить город от хорошо обученной армии, но вполне могли остановить толпу восставших крестьян или отряд наёмников. Стены помогали также поддерживать общественный порядок и бороться с преступностью в городе. На ночь ворота закрывали, так что никто не мог ни покинуть город ни проникнуть в него без специального разрешения.