Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 73 из 113

Основной сельскохозяйственной культурой в Корее был рис. Рис – это очень эффективное растение с точки зрения его «пищевой эффективности». Один гектар рисового поля производит куда больше калорий (и, следовательно, кормит больше людей), чем гектар пшеничного поля или, тем более, гектар пастбища. Это означает, что рис является идеальной культурой для стран с большой плотностью населения. Однако рис – это очень трудоёмкая культура. Рис не высевают на ровные сухие поля, как пшеницу, а высаживают вручную, в виде рассады, на залитые водой поля, причём высадка должна быть проведена в минимальные сроки. И строительство ирригационных сооружений, и их поддержание в рабочем состоянии, и сама ежегодная высадка рисовой рассады (каждый кустик – вручную, по колено в воде, согнувшись, под палящим солнцем) требуют огромного труда. Иначе говоря, рис может прокормить очень много людей, но только если эти люди согласны много и тяжело работать. Именно этим и приходилось заниматься корейским крестьянам.

Помимо свободных крестьян, существовали в Корее и крепостные. Кстати, в этом отношении Корея весьма похожа на старую Россию, где крепостными являлась примерно половина населения. Об этом обстоятельстве у нас сейчас модно забывать, представляя Россию начала XIX века страной поручиков Голициных и корнетов Оболенских. Впрочем, кто знает: может быть, через пару столетий наши отдалённые потомки будут рисовать в своём воображении Россию начала XXI века как страну, населённую исключительно олигархами, суровыми строителями финансовых империй, злодейски-обаятельными «политтехнологами» в чёрных лимузинах, киллерами со снайперскими винтовками? Не удивлюсь – те образы прошлого, что с помощью литературы и кинематографа овладевают массами, зачастую имеют мало общего с исторической реальностью. Касается это не только нашей страны, мне уже приходилось писать о произошедшей в первые послевоенные годы в Корее массовой фальсификации родословных, в результате которой 9/10 населения страны уверовалов то, что является потомками дворянских родов. В реальности же примерно треть населения Кореи при династии Ли составляли крепостные, которые получили свободу только в конце XIX века.

Крепостные в Корее были как частными, так и государственными. Государственных крепостных было немного, и по большей части они являлись обслуживающим персоналом всяческих учреждений. Как и в России, частные крепостные – в Корее их называли «ноби» – делились на две группы. Часть из них составляли «дворовые», которые жили в помещичьих усадьбах и выполняли там всяческие хозяйственные работы, а также прислуживали господам. Другая, большая, часть занималась нормальным сельскохозяйственным трудом на землях своих хозяев, которым они выплачивали оброк (барщины в российском понимании этого слова в Корее почти не было). По сути, они были такими же арендаторами, как и большинство свободных крестьян, разница заключалась лишь в том, что им приходилось платить хозяину больше, чем платил бы свободный арендатор и, кроме того, они находились от него в полной зависимости. Их можно было продать, купить, превратить в дворовых, отправить в другое поместье или другую усадьбу. Крепостные не имели фамилий, а только имена или прозвища, в то время как свободные крестьяне фамилиями обзавелись уже в XV-XVI веках.

Понятно, что времена изменились. Потомки крепостных и свободных крестьян стали инженерами и врачами, живут в современных городах, и, как правило, даже приписали себе дворянское происхождение. Никто больше не голодает весной в Южной Корее, которая занимает 12–13 место в мире по объёму своего ВВП. Однако многие традиции, заложенные веками крестьянской жизни, дожили до наших дней. В привычке к коллективному труду и коллективному отдыху, в готовности работать с полной отдачей сил, в склонности подчиняться власти, какой бы она не была – во всём это можно увидеть следы старой корейской деревенской жизни.

Бюрократы былых времён

Как и большинство конфуцианских стран, Корея при династии Ли (1392–1910) обладала очень совершенным для тех времён государственным аппаратом. Если сравнивать Корею со странами средневековой Европы или Ближнего Востока, нельзя не отметить рациональность, регламентированность и некое, я бы сказал, «бюрократическое изящество», которым отличалась корейская государственная машина. Построена эта машина была во многом по китайским проектам, хотя, конечно, и с учётом местной корейской специфики.





Вообще говоря, Корея XV-XIX веков была государством бюрократическим (в данном случае в слове «бюрократ» нет ничего ругательного). Армия в старой Корее была не в чести, и в этом отношении Корея мало походила на хорошо нам известные государства европейского средневековья, к которым, пусть и с оговорками, относится и Россия. Во всех этих странах правящее сословие было, по преимуществу, сословием военным, а типичным представителем верхов был рыцарь, витязь, богатур – короче говоря, воин (и, если уж быть честным, по совместительству немножко бандит). В Корее дела обстояли иначе. Армия, конечно, существовала и там, но офицерство находилось в подчинённом по отношению к чиновничеству положении. Даже главой военного министерства обычно являлось гражданское лицо. Офицеры подвергались всяческой дискриминации по сравнению с гражданскими чиновниками, так что честолюбивые молодые дворяне избегали армейской службы, предпочитая сдавать гражданские экзамены и делать штатскую карьеру – более престижную и лучше оплачиваемую.

Во главе корейского правительства стоял премьер-министр – «рёнъыйчжонъ» (в буквальном переводе – «главный в обсуждении дел правления»), и его два заместителя – «левый» и «правый». «Первым вице-премьером» считался «левый» заместитель, ведь испокон веку левая сторона считалась на Дальнем Востоке более почётной, чем правая.

Главными органами отраслевого управления служили министерства, которых в старой Корее, как и в Китае, было шесть. Всегда – ровно шесть. Система эта была введена в VII веке нашей эры и с тех пор без изменений просуществовала до конца XIX столетия, то есть тринадцать веков. Самым важным из министерств было Министерство по делам чиновников, в ведении которого находились вопросы назначений и перемещений всех корейских государственных служащих. За ним следовало Министерство финансов, которое в Корее называлось Министерством налогов. На третьем месте стояло Министерство церемоний. Для нас, грешных не-конфуцианцев, бывает трудновато понять важность этого ведомства, но в старой Корее к нему относились со всем почтением. Министерство церемоний отвечало за правильное проведение конфуцианских обрядов. Его чиновники следили за тем, чтобы вовремя и в полном соответствии с вековыми правилами приносились жертвы духам неба и земли, душам предков правящей династии и знаменитых чиновников. К ведению Министерства церемоний относились и вопросы внешней политики. Кроме этого, были в Корее Военное министерство и Министерство наказаний (то есть юстиции). Замыкало список Министерство общественных работ, которое занималось в основном строительством дворцов, крепостей и ирригационных сооружений, а также управлением государственными мануфактурами и мастерскими. С министерствами были тесно связаны и королевские секретариаты.

Важными органами власти были Цензораты. Несмотря на закрепившееся за ними в западной и российской традиции название, никакого отношения к цензуре в нынешнем смысле слова эти учреждения не имели. Скорее, по своим функциям они были ближе к нынешней Генеральной прокуратуре или Конституционному суду, ведь в их задачи входило наблюдение за соблюдением законности чиновниками и самим королём. Впрочем, Цензораты не ограничивали себя юридическим контролем: они также следили за нравами и поведением своих подопечных, стремясь выявлять и пресекать то, что по понятиям тех времён считалось «аморальным поведением». Цензоратов было два. Один из них следил за чиновниками, а другой – за самим королём и его семьёй. Сотрудники этого учреждения имели право и, более того, были обязаны систематически критиковать действия монарха – именно за это они и получали свою зарплату! Разумеется, чаще всего критика была, мягко скажем, не слишком суровой, но из этого понятного правила бывали и исключения. Порою излишняя принципиальность стоила карьеры или даже жизни, но именно такие неустрашимые чиновники от века воспринимались конфуцианской традицией как мученики и герои.