Страница 17 из 156
Регине еще не доводилось переступать порог самого представительного в поселке здания, — неплохой повод познать свой край.
Маленький ансамбль, втиснутый позади танцевального круга, умудрялся производить неимоверный шум.
В поисках свободного столика Регина и Мартинсон вынуждены были, обращаясь друг к другу, кричать. Из-за громкой музыки им приходилось почти соприкасаться головами — Регина предпочла бы письменное общение. Она чувствовала, что брови у нее насуплены, лицо напряжено, точно так же как и у Мартинсона.
Ни одного школьника в зале не оказалось. Мартинсон работал в поселке уже седьмой год и знал в лицо всех здешних жителей. Он бы мог дать краткую характеристику каждому сидящему тут человеку помоложе, если бы его не вынуждала к немоте музыка.
Минуты тянулись, уши были заложены и ныли. Какой-то парень, совсем еще мальчишка, появился среди оркестрантов, схватил микрофон и, стиснув его зубами, во всю мочь завопил, тужась выдавить из себя песню.
Регина понимала, что их поход оказался бессмысленным. Ни один ученик или ученица сегодня в этом зале не появятся. Если уж Мартинсон знал всех, то и его все знали: гардеробщик явно предупреждал учеников, что объявились шпики.
Регина могла заняться изучением публики. Как и многие нынче, она тоже увлекалась социологией. Регина легко определила, что среди присутствующих в зале примерно тридцать процентов составляют женщины. Дамы в летах были приглашены мужчинами явно как необходимые по работе люди. Получать без конца в качестве презента лишь торты да шоколад — при таком однообразии всякая уважающая себя женщина вычеркнет из списка подносящих любого. Две компании пришли семьями, чтобы отметить какое-то событие. Естественно, ни одно увеселительное заведение не может обойтись без легкомысленных созданий, те тут же бросались в глаза среди скромных, неброско одетых матерей семейств. Обращала на себя внимание не только внешность жизнелюбивых девиц, но и то, как бдительно следили за ними замужние женщины. Стоило какой-нибудь фифочке пройтись по залу, как моментально, словно антенны локаторов, поворачивались головы матрон и уже не выпускали из поля зрения подозрительный объект. Назавтра поселок облетят самые свежие слухи. Тот, кому интересно, получит точные сведения: эта сидела с этим, та амурничала с тем. Эти осушили целую батарею бутылок. Любой незначительный фактик даст пищу для долгих пересудов и далеко идущих заключений. Возможно, людская молва сосватает и Регину с Мартинсоном?
Она смотрела на галдящих и курящих мужчин и думала: с кем бы из них и впрямь можно было соединить свою жизнь? Регина скользнула взглядом по раскрасневшимся лицам. Мужчины все без исключения были кряжистыми, галстуки явно мешали им, поскольку были приспущены; молчуном никого из них не назовешь — они размахивали руками, горячо отстаивали свою правоту, всем телом изготовившись к прыжку, громко спорили и смеялись. Вот это глотки, временами они заглушали даже грохот оркестра! Мужчины ни на кого, кроме как на собеседника, внимания не обращали, им было о чем поговорить! Может, они продолжали в ресторане прерванное днем производственное совещание? Делиться своими заботами и сокровенными мечтами тут, видимо, не было принято. Вероятно, говорили о запасных частях, ругали разбитые по весне дороги, проклинали кладовщика или бригадира, честили председателя колхоза или начальника колонны и спорили о процентах выполнения плана. Наверное, и обид не таили: первое место присудили не тому, кто этого заслужил, и с премией словчили. Безусловно, вспоминали какую-нибудь недавнюю свадьбу — вот была потеха! — тот-то и тот-то нализался, ну прямо в стельку.
Регину пробрал холодок. В этом зале Мартинсон был единственный благородный мужчина. И его, похоже, душил галстук, он то и дело вытягивал шею, но когда барабан начинал грохотать особенно громко, Мартинсон снова невольно втягивал голову в плечи. Ему было нелегко нести порученную общественную ношу.
Свобода выбора?
В душу Регины стал заползать страх, она казалась себе круглой идиоткой — с чего это она решила, что сможет тут, в поселке, устроить свою судьбу?
Раскатистые звуки тяжелыми градинами сыпались на голову, грозовая туча человеческих голосов ползла под потолком густо накуренного помещения; разрисованная ромашками бетонная перегородка, отделявшая от зала стойку, на которой в дневное время выставлялись комплексные обеды, казалось, вибрировала в такт музыке. Сумбур становился все страшней — хоть выскакивай на танцевальный круг и прыгай там, чтобы каким-то образом стряхнуть с себя химеры.
Мартинсон подпер голову руками, может, он постанывал про себя, но, как человек порядочный, не решался оставить поручение невыполненным.
Регина медленно повернула одурманенную звуками голову и снова оглядела галдевшую публику. Она попыталась усмехнуться, возможно, на ее лице появилась лишь слезливая гримаса: с чего это она взяла, будто в поселке у нее появится возможность выбора?
Напрасная надежда легкомысленного человека, будто склад ума у людей из захолустья выгодно отличается от мышления горожанина. Регина верила, что люди здесь проще, общительнее, ближе к природе. А как же иначе? Здешние жители могли и не слышать о стрессовых состояниях, их не должны были мучить гнетущие комплексы. Наблюдая за мужчинами в ресторане, можно было сделать вывод, что они и в самом деле весьма непринужденные, даже необузданные. Чтобы привыкнуть к ним, требовалось большое напряжение волн. Была ли Регина способна на это?
Разумеется, по находившимся в зале нельзя было судить о всех жителях поселка; благопристойные семьи мирно сидели в этот час у телевизоров в объятых дремотой домах, расположенных на тихих улочках. Они себя нашли, для них жизнь — это спокойно текущая река, берега ее знакомы и привычны; попадались и пороги, но водовороты вскоре оставались позади, и все шло по-прежнему отлично.
Регине, жаждавшей обрести спутника жизни, не следовало пугаться. Она улыбнулась в пространство.
Или она все же безнадежно опоздала?
Во всяком случае, измученный шумом Мартинсон не нуждался в жене.
В СВОЮ ПЕРВУЮ ВЕСНУ В ПОСЕЛКЕ Регина довольно быстро поняла, что работа в саду выше ее сил и разумения. Повсюду жгли костры, на деревьях подрезали ветки, прореживали ягодные кусты, копали и рыхлили землю и высевали семена.
Регинин участок выглядел жалко, из-под прошлогодней травы и мусора пробивались какие-то растения, но Регина понятия не имела, что это такое. Ей казалось, что она любит природу, весенними вечерами она часами гуляла по городским паркам и с воодушевлением рассказывала другим, как дружно распускаются почки. Действительное соприкосновение с миром растений у Регины было довольно примитивным и ограничивалось выгонкой в вазе веточек вишни или каштана. Теперь, оглядываясь назад, она понимала, что хваленая любовь горожан к природе неимоверно убога. Знатоками по части садоводства считались даже те, кто умел дольше обычного сохранять срезанные цветы, у них спрашивали по телефону совета по поводу того или другого поникшего стебелька. Зато местные жители, вполне естественно копавшиеся на своих участках, были бы, пожалуй, удивлены, назови их кто-нибудь друзьями природы. Сад должен быть ухожен, тут нет ничего особенного, ответили бы они, к тому же эта работа приносит радость. Типичный парадокс сегодняшнего дня: одни попросту произносят громкие слова, у других нет времени на болтовню, надо трудиться.
Герта посоветовала Регине позвать на помощь Антса Пампеля. Мол, чего он там после смены подпирает в «Крокодиле» стойку и заглядывает в рот продавщице пива толстухе Махте.
Регина уже достаточно хорошо освоилась в поселке, чтобы не знать излюбленного заведения забулдыг — укрывшейся за рестораном пивной. Нужда хоть куда погонит, и Регина направилась к «Крокодилу». Она пробралась среди куривших, успев за это время подумать, что все эти молодые, равно как и средних лет мужчины еще совсем недавно были учениками здешней школы, никто не прислал их специально сюда в поселок тянуть пиво. Каких-то десять — двадцать лет назад эти грузные осипшие мужики носили белые гольфы, читали со школьной сцены стишки, вежливо здоровались — и никто, ни учителя, ни родители, не могли предвидеть, что посеянное ими с благородными намерениями семя может упасть в бесплодную почву и из многих мальчишек в будущем выйдут горькие пьяницы, выпивохи или любители пива, раздувшиеся, будто баскетбольный мяч проглотили.