Возможность выбора (роман)

Их разговоры с Сулли становились все короче и ограничивались в основном повседневными мелочами.

С тех пор как в автомобиль вдохнули жизнь, Сулли ни разу не изъявила желания покататься. Наверное, она и сама понимала, что никак не вяжется с солидным Маркусом и блестящим автомобилем. Жена старела на глазах. Она совсем не следила за своей осанкой и не пыталась даже с помощью одежды придать себе более привлекательный вид.

Временами Маркус ловил себя на странной мысли: жизнь, казалось, несется с головокружительной быстротой, время до отказа нажимает педаль. И тогда ему становилось жаль попусту растраченных лет, прожитых бок о бок с Сулли.

Устав от Сулли, Маркус стал искать нового содержания, которым можно было бы заполнить жизнь. Сперва он не знал, где его найти. Машина вела его в поисках — выезжая летними вечерами за город, Маркус на короткий миг ощущал себя счастливым. Ему казалось, что в этом житейском море он держит свой руль уже довольно твердой рукой. В груди возникало какое-то приятное чувство превосходства над всеми и над всем. Маркус что-то насвистывал, и старые хутора, прилепившиеся к дороге, не вызывали в нем ни малейшей тоски по дому.

Ему приглянулась одна девушка.

Наверное, сама судьба пожелала того, чтобы Маркус со своими автомобильными заботами попал к отцу Орви. Дотошный механик заводил мотор и часами выслушивал его, как человеческое сердце, орудуя отверткой вместо стетоскопа. Сам Маркус мог беззаботно глазеть по сторонам. Механик точно знал, какую деталь нужно разобрать, где пройтись напильником, а где подчистить наждачной бумагой. В своем ящике с железяками он всегда находил какую-нибудь деталь, с помощью которой можно было подновить нутро автомобиля. В тот период, когда врачевали БМВ, Маркус часто видел Орви. Хотя он и не решался смотреть ей вслед открыто, он не мог не заметить некоего молокососа, изо дня в день увивавшегося вокруг девушки. Этот сопляк был примерно в том же возрасте, в каком Маркус впервые побывал на сеновале у Сулли. Робость парня в какой-то степени смешила Маркуса. Стоит взрослому мужчине захотеть, и этакие голубчики отлетят от девушки, как пылинки.

Предаваясь таким мыслям, Маркус подогревал в себе храбрость и стремление действовать. Со слов других мужчин Маркус знал, что с существом женского пола, которое моложе тебя, надо обращаться спокойно и с умом — никогда наперед не знаешь, что взбредет им в голову.

Временами Маркус сомневался, он долго не мог решить, не слишком ли пожилым кажется он Орви. Теперь же, когда он резал железо и случайно услышал слова о том, что его считают симпатичным мужчиной, его решение созрело.

Чем плох сегодняшний вечер? Можно приступить к делу тотчас.

Позднее, когда они вчетвером под предлогом испытания автомобиля выехали за город, Маркус убедился, что на этот раз не все пойдет так просто и гладко. Маркус на всякий случай помалкивал, так как не умел непринужденно поддержать разговор моложавой жены механика. Эти люди знали точно, чего они хотят от жизни. По-видимому, сидевшая с надутым видом девчонка воспитана в том же духе. Подумав о всевозможных предрассудках, Маркус и вовсе расстроился. Перед ним поставят ряд заграждений и неизвестно еще, захотят ли их вообще убрать с дороги. Первым делом придется поднять якорь и отчалить от старой гавани. Маркус понимал, что, кроме этого, ему могут предъявить еще множество условий: он должен быть общительным, неизменно в хорошем настроении, уметь выходить из любого положения, разумеется, иметь неплохие доходы и быть достаточно самоуверенным — только с такими людьми считались в этой семье. Маркус понимал, что, задавшись целью заполучить Орви, нужно завоевать в союзники Лулль. Бойкая жена механика сумеет в подходящую минуту склонить чашу весов в нужную сторону.

Маркус, трезво оценивающий положение, ощутил чувство неловкости. Если бы эта ясноглазая девушка, сидевшая рядом с ним, подслушала его мысли, она могла бы спросить: какое отношение ко всему этому имеет любовь? И она была бы права. Маркус жаждал ласки, нежности, близости и понимания — только он опасался, попадет ли он когда-нибудь в эту прекрасную страну, потому-то он и взвешивал шансы на успех и пытался представить себе возможные препятствия.

Маркус все время как будто следил за собой со стороны. Он пытался быть по возможности предупредительным и казаться спокойным, хотя временами сердце готово было выскочить из груди. Этот хлюпик для него не помеха, куда ему до Маркуса. Маркус и виду не подал, тем более не стал бурчать под нос нравоучения, даже бровь не дрогнула и он не выругался, когда проезжал мимо машины, за рулем которой сидел неуверенный новичок. Маркус стремился подчеркнуть свое превосходство над всякими пижонами — жаль, что на шоссе не случилось ничего из ряда вон выходящего, что позволило бы ему еще убедительнее продемонстрировать твердость характера.

Прощаясь, Лулль сказала, что Маркус хорошо водит машину, ездить с ним — одно удовольствие. Орви молча протянула руку; возможно, Маркусу только показалось, что в глазах девушки мелькнуло любопытство.

Недели через две Маркус пригласил родителей Орви в ресторан. Он специально не стал намекать, чтобы они взяли с собой Орви. Лучше, если Лулль потом сама расхвалит ей Маркуса. И почему бы ей этого не сделать? Маркус не скупился и вел себя превосходно. Он приглашал Лулль танцевать, многократно извинялся за свою неуклюжесть, давая этим понять, что подобные заведения он посещает редко и не является праздным прожигателем жизни. Любой ценой следовало создать о себе мнение, как о человеке порядочном, заслуживающем доверия и прочно стоящем на ногах.

Если днем Маркус трезво планировал будущую жизнь и доказывал себе, что жену не берут, а завоевывают, то по вечерам и с наступлением ночи мысли Маркуса отклонялись совсем в другую сторону.

В его воображении постоянно возникала увядшая Сулли, она дышала тяжело, как дышит усталый человек. Она очень редко смотрела на Маркуса, но и сквозь опущенные веки ее глаза как будто сверлили мужа. Казалось, ее взгляд излучал тысячи вопросов, в нем перемешивалось прошлое и будущее, дети и любовь. Маркус мог упрекнуть себя в том, что когда-то он пошел за ней по влечению страсти. Вся же вина Сулли заключалась в том, что под платьем у нее ничего не было.

Иногда Маркусу казалось, что Орви далека и недоступна. Снова Маркус шел на поводу страсти, хотя и надеялся на этот раз на что-то большее, веря, что если начать сначала, то все окажется гораздо совершеннее.

По утрам Маркус чувствовал себя бодрым. Однако больше всего его смущала Кай. У девочки были реденькие волосики, и поэтому она казалась особенно жалкой и беззащитной. Когда девочка, склонив головку, смотрела на Маркуса, он отводил взгляд. Казалось, она понимает, что отец давно уже предал ее. Однажды, когда девочка наступила ногой на куклу и со спокойной деловитостью оторвала ей руку, Маркус залпом выпил полный стакан водки.

Щемящее сердце отпустило, Маркус похлопал себя по щекам, словно хотел избавиться от какого-то наваждения. К черту эту жалость, каждый имеет право устраивать свою жизнь так, как ему хочется.

Сулли старше его, она должна была бы предвидеть будущую драму и своевременно оттолкнуть Маркуса.

Внизу, под окнами, стоял красный БМВ, он вызывающе сверкал на солнце.

Здесь, в четырех стенах, право, можно свихнуться. Настоящая жизнь начинается где-то совсем в другом месте, там, где трясина повседневных мелочей не затягивает человека. Мужчина перестает быть мужчиной, когда его без конца притесняют.

Маркус был готов сесть за руль и взять старт, чтобы принять участие в захватывающей дух гонке.

Перебравшись в общежитие швейной фабрики, Орви никак не могла свыкнуться с новым образом жизни. До нее в комнате жили три девушки, имена которых начинались на А: Айно, Айли и Аста. Орви они казались неестественно похожими друг на друга. Даже думали и вели они себя одинаково. Вместе ходили в кино, по субботам единодушно отправлялись на танцы и возвращались оттуда в сопровождении трех парней. У девушек были одинаковые прически, губная помада переходила из рук в руки, а одежда с одних плеч на другие. За обедом они хлебали один и тот же суп, а разговаривая с Орви, употребляли одни и те же выражения. Они были намного старше Орви и работали на швейной фабрике уже долгое время. Твердо установившиеся привычки трех «А» Орви считала признаком ограниченности. С самого начала между тремя «А» и Орви возникла какая-то необъяснимая вражда, причину которой, в конце концов, не так уж трудно было найти. Орви, которая была единственным ребенком в семье, с первых же дней настроилась против соседок, она не хотела, чтобы кто-то снова навязывал ей свою волю. Орви с удивлением осознала, что Лулль и отец на самом деле предоставляли ей достаточно большую свободу действий.