Страница 8 из 40
— Пироги Снекера.
— С бараниной, — сказал Шоув из-за его плеча. Он накрыл на стол и теперь ставил высокие кружки и кувшин эля.
— Я вошел в магазин какое-то время назад — даже рискнул подняться наверх, но никого не было, и никто, казалось, меня не услышал.
— Я вас услышал. — Маленькие глазки Бимиша смотрели прямо на меня. Взгляд его был холодный, лицо выражало самодовольство, и я видел, что он испытывал радость от попытки поставить меня в неловкое положение. Я не стал отвечать.
— Люди приходят и уходят. Шоув на месте. Обычно они знают, чего хотят.
— У вас замечательный фонд. Я нашел многое, что меня заинтересовало.
— Как я понимаю, вы путешествовали, мистер Монмут?
— Совершенно верно.
— А я — нет. Я позволяю другим путешествовать для меня. — Он указал на книги.
— Точно, — сказал Шоув.
Мистер Бимиш поднялся на ноги и заковылял к обеденному столу — я подумал, что это, возможно, самое дальнее расстояние, которое он когда-либо преодолевал. Будучи толстяком, он был еще и коротышкой, не выше пяти футов, поэтому, когда он передвигался, казалось, что он раскачивается взад-вперед, словно детская игрушка. Все вокруг него должно было веселить и радовать душу, но этого не происходило. Садясь с ним за стол, я чувствовал, что предпочел бы держаться от него на расстоянии вытянутой руки. В нем не было ни тепла, ни юмора — разве что саркастическая разновидность оного. Однако он оказал гостеприимство незнакомцу, а я был голоден, мне были любопытны и он, и его бизнес, и прежде всего меня заботило то, чтобы он предоставил мне как можно больше сведений относительно Конрада Вейна.
Кроме горячих пирогов с бараниной, на столе стояли горошек, картофельное пюре, соус и эль, и за все то время, пока он ел, мистер Бимиш не произнес ни слова. Он подвернул белую салфетку под подбородком и напал на еду с полной и решительной сосредоточенностью.
Во время пауз между поглощением пищи я воспользовался возможностью осмотреться по сторонам — и мог разглядывать все совершенно спокойно, ибо мистер Бимиш был всецело сосредоточен на еде. Наряду с книгами, массивной мебелью и гардинами я заметил несколько необычных предметов, и все они были исключительно неприятные. На буфете стоял стеклянный колпак, под которым вместо привычного букета засушенных цветов или восковых плодов виднелся странный обломок дерева или кусок старого сплавного бревна самой искривленной и уродливой формы, какая только возможна, и в разных местах из него прорастали причудливые, переплетающиеся друг с другом грибовидные побеги цвета старой кости или пергамента. Еще здесь были щит из натянутой пятнистой кожи, крошечные сморщенные головы на подставке, куски губчатого, напоминающего лаву камня и несколько предметов, плававших в запечатанных сосудах с темной жидкостью, идентифицировать которые мне не удалось.
В дальнем конце комнаты стояла искусно сделанная пара глобусов, а позади них — витрина с картами.
Мистер Бимиш втянул в себя последний глоток эля и вытер маленький сморщенный розовый рот.
— Что привело вас к Вейну? — Он смотрел на меня в упор.
— Много лет назад, — сказал я, — я наткнулся на книгу в собрании моего опекуна — мы тогда жили в Африке. Я начал ее читать просто потому, что мне в тот момент хотелось что-нибудь прочесть, и не смог оторваться — она открыла мне мир, разные страны, путешествия, и в ней упоминались различные путешественники. Одним из них был Конрад Вейн.
— Что вам о нем известно?
— То, что сначала он путешествовал по…
— Нет-нет, не где, о нем.
Бимиш сразу докопался до главной причины моего появления здесь.
— Весьма немногое, — сказал я наконец. — Я надеюсь, что вы, в числе прочих, можете рассказать мне гораздо больше.
— Вы мало что найдете.
— Все равно…
— Зачем?
Я был в бешенстве. Он вынуждал меня испытывать необычайную нервозность и неуверенность в себе.
— Я полагаю — ну, это просто задача, которую я себе поставил. Меня это увлекает. И никаких других дел у меня нет.
— А потому вам хотелось бы заняться поисками чего-нибудь, — мягко проговорил Бимиш.
Я недоуменно посмотрел на него.
— Оставьте это, мистер Джеймс Монмут. Вот мой вам совет. Оставьте это.
— С какой стати…
— Благоразумие.
— О Господи Боже мой, вы пытаетесь сделать из всего этого мрачную мистерию.
— Не я.
— Я уже прошел по следам Вейна полмира.
— И выбрались из этого живым.
— Разумеется. О да, я множество раз подвергался опасности, но это — риск, который берет на себя отважный путешественник.
— Вам известно о Кечменте? Доузе? Луисе ван Рее?
— Немногое… почти ничего. Я слышал эти имена во время моих путешествий, они побывали там до меня.
— И где они теперь?
— Я не…
— Мертвы, мистер Джеймс Монмут. Мертвы — или исчезли.
— Как я уже говорил, это рискованное занятие.
— Не при обычных обстоятельствах. Они погибли или исчезли не потому, что повстречались с разбойниками или сорвались в пропасть.
— Я вас не понимаю.
— Оставьте это.
— Мистер Бимиш…
— Вы путешествовали. Вы благополучно вернулись домой. Вам улыбнулась удача. Не искушайте судьбу.
— Судьбу? Как? Здесь? В Англии, в безопасности этого маленького уютного острова? Здесь, где я намерен осесть, найти место, где буду жить, здесь, где единственное, что я буду делать, — это читать, писать и усердно вести собственные изыскания, и где все мои приключения будут среди пологих холмов, в дюнах и на вересковых пустошах? Где я буду путешествовать по железной дороге и пешком? Где я буду говорить с теми, кто может что-то мне сообщить, или же просто думать о своем? Здесь, где я буду как старый конь на вольном выпасе? — Я едва не рассмеялся ему в лицо.
— Здесь, — сказал он, — здесь будет рискованнее всего.
«Этот человек безумен», — решил я, и, посмотрев на мое лицо, он, должно быть, понял, о чем я думаю.
— Никто, — сказал он, — не хочет возрождать память или тревожить тень Конрада Вейна. Никто не станет говорить с вами о нем — никто, кто мог бы, возможно, быть вам чем-то полезен. Никто, кто знает.
— Знает — что?
— То, что знает.
— Это бред. — Я встал. Я был в тот момент очень зол. Но я полагал, что вижу его насквозь. Теодор Бимиш хотел отстранить меня, запугать тем или иным способом так, чтобы я оставил свои исследования Конрада Вейна, его жизни и трудов кому-то другому — ему. — Не понимаю, что за бессмыслицу вы пытаетесь мне внушить.
— Сядьте, мистер Монмут…
Я бы не стал садиться, но тут раздался решительный стук в дверь и вошел юный Шоув, неся на подносе две накрытые крышками миски.
— Сладенькое, — объявил он, ставя их на скатерть и снимая крышки. Пудинг с заварным кремом, дымящийся и ароматный.
Несколько минут мы снова ели в тишине, нарушаемой лишь позвякиванием ложек. Но я был на грани и все так же раздосадован, в особенности из-за попыток Бимиша поколебать мою решимость. Кроме того, я был еще и озадачен, но прежде всего — непреклонен. Мой план состоял в том, чтобы изучить жизнь — в частности, ранние годы — Конрада Вейна, поскольку без этого я не смог бы написать свое исследование, и я не видел причин, по которым должен от этого отказываться. И вдобавок, по каким-то причинам, этот человек притягивал меня к себе.
В конце концов мистер Бимиш отложил свою ложку и откинулся на спинку стула.
— Неприятности, — сказал он, — мягко говоря. Неприятности. Вот что терзает память. Вас ничего никогда неприятно не поражало? Никто ничего не говорил?
Я стал мысленно возвращаться к местам, которые посетил за минувшие годы, непосредственно связанным с Вейном, — деревушкам, городкам, древним достопримечательностям, к упоминаниям, которые я очень редко слышал о нем. Нет, никаких неприятностей, как выразился Бимиш. Больше всего было странных пробелов, складывалось смутное впечатление, что Конрад Вейн не тот человек, которого вспоминают, если его вообще помнят, с какими бы то ни было особыми чувствами, или же тот, кого считают достойным уважения.