Страница 24 из 46
Вот и сейчас он чуть придавливает состояние просветленности, что возникло после того как Энигма открыла сердце.
«Свобода ума..Алмазный путь»...Плакат не зря попался мне на пути, и эта мысль стирает легкую придавленность. Люди идут мимо, я далек от них, очень далек и мое отличие от них в том, что я вижу ненастоящесть мира. А они не видят. Не видят этой матрицы тел, этой пустоты во всем. Виртуальность хорошо отражает идею ненастоящего, там нарисованные картинки держатся, связываются вместе программой. А мир, держится, связывается так же. Только программа в уме, в нашем уме, надо взять и стереть ее. Чтоб не держать мир, и тогда физические предметы рассыплются на осколки. На сотни осколков. Просто поверить, что ничего нет! Но как просто сказать стереть программу, сказать, что все ненастоящее, а вот найти ее в себе эту программу! И как правильно ее стереть? Наверно, все-таки преждевременно не прятаться от мира....
Щелчок. Пауза. Музыки сфер нет, есть мир, сложный, простой, жестокий и добрый. Начнем снизу...И, я начинаю, сегодня решив к концентрации добавить еще и осознавания-медитации. И получается. Я так спокойно делаю работу с любовью к ней, четко отмечая каждое действие. Я ошибся с чрезмерной концентрацией раньше, это помешало мне расслабиться на Вагонке. Сегодня я буду расслабленным, рассеянным, и, в то же время любящим и правильно выполняющим все.
Весь день выношу горы и горы полистирола, сознание охватывает каждый кусочек, обнюхивает, повизгивает и радостно лает. Иногда находя подходящие творческие образы. Вижу: на дворе, под кучей пенопластовых панелей притаилась собака. Желтый глаз испуганно смотрит на меня. Не бойся, не выдам! Я же понимаю, что тебе негде спрятаться от дождя. У меня наверно сейчас правильное состояние. Но, как трудно уму выразить, осознать, даже описать сейчас его. Это подобно красавице, рассматривающей свое лицо в крохотном осколке зеркала. Как ни крути, вверх или вниз, увидишь только кусочек, не более того..
Все мое видение это рассматривание мира с помощью куска зеркала, а хочется же целого! Собрать, склеить, найти все недостающие части. Убирая куски пенопласта, я нахожу среди них мертвых насекомых, вот раздавленный шмель, вот какой-то длинный жук. Спит прекрасным сном смерти большая стрекоза...Везде валяются кусочки крыльев и тел, маленькое кладбище среди искусственного материала панелей. Стряхиваю прозрачные крылышки с кусков и несу на мусорку...
В этот момент в цехе что-то трещит и музыка, до того игравшая в нем, какофоническая поп-музыка, не воспринимаемая моим сознанием, поглощенным созерцанием смерти, стихает. Кратковременная тишина, нарушаемая смехом рабочих, и в этот миг мои глаза замечают у пыльного окна еще один трупик, сложившую навсегда свои цветные крылья, бабочку. Как жаль, что она никуда больше не полетит. Оглянувшись, украдкой прячу ее в карман и несу во двор, где засовываю в стену, в щель между кирпичами. Теперь пусть она спит там вечным сном ушедшего лета и каждый раз, проходя мимо, я буду думать о наполненных горячим светом солнца лугах, где когда-то беспечно резвилось чудесное создание. Ощущение полета, оно просто. Мне это очень понятно, но как передать через слова и как достичь реального полета? Наверно, сначала надо понять его отсутствие?
А как стать Богиней? Всем. Богом. Сначала никем. Отсюда, из этого цеха. Восхождение будет трудным, но как чист и свеж ветер на вершине, разве не стоит он уюта долины, где остались те, кто пренебрег холодом подъема? Распахиваю дверь во двор, и в лицо бьет он, этот ветер, ветер первого испытания. Что-ж, сначала попробуем привыкнуть к этому холоду! Если впустить его в себя, он станет освежающей прохладой...
Нарочно беру себе работу на улице, дождь хлещет по спине, по голове, все мокрое. И я загружаю панели в машину. Когда я наклоняю их, чтобы запихнуть внутрь кузова, на мои штаны течет дополнительная порция влаги. Но, я уже привык к такой степени дискомфорта, это ерунда, по пути к вершине будет и не такое. Во всем смысл, во всем вижу необходимое испытание, и света во мне от этого сейчас становится больше. А любовь к ней? Я ошибся! Я опять ошибся! Она есть сейчас, она есть всегда. Это объединение, оно не прекращалось ни на минуту, ведь она думает обо мне, я, о ней. Но все это не вечно....
Ничего не вечно...
Я иду по городу с работы, и теперь я осень, я облетел, сбросил с себя остатки желтых листьев, я умер, я испарился. Я огромная черная ветка, я миллион черных веток, которые ломает, крутит, рвет на части злой мальчишка-ветер. Меня нет. А еще я кукла, марионетка ума, дергаемая за ниточки, а еще я дух и бог, а еще надвигающаяся зима. Уже дышащая в лицо обжигающими порывами ветра. У меня много Я и все они такие разные, смешные и злые, грустные, и убогие, как хочется собрать их всех вместе и превратиться в нечто, где всегда лето, где нет увядания и рассыпания в прах. Я иду и кусочки меня, почерневшие от дождя листья, топчут прохожие и мне больно от этого. Где Я - лето? Я иду по городу, и мой ум заполняет мелодия рассыпания и увядания. Где я лето? Я иду, и свет исчез из меня, оставив равнодушие. Где я лето? Машины обрызгивают меня, мир несется куда-то, холод, везде холод и лета нет. Там, в солнечных днях осталось все и любовь, и счастье, и радость, и ее загадочный смех. Там остался я, мое настоящее я. Я осколок, я много осколков, хочу собрать их всех в зеркало и посмотреться в него, но что-то мешает, что-то тормозит, состояние такое, будто меня погладили огромным раскаленным утюгом, так я придавлен чем-то нехорошим во мне. Люди? Почему вы не видите, что вы куклы? Вы радуетесь, вы смеетесь и не знаете, что кукловод-ум сейчас дернет за окровавленную ниточку и ваше счастье кончится. Но вы счастливее меня, вы этого не знаете. А я знаю, что я кукла! Я знаю, что запутан и мертв сейчас.
Мертвый Свет ночного города проходит сквозь мои Я, сквозь мои Я, заключенные в сотни тысяч голых деревьев и Я плачу. Потому, что это не свет солнца, это свет мира..Где лето? Я хочу тебя. Я жажду тебя! Вернись ко мне и уничтожь куклу во мне, убери тяжелое и мертвое, покрой мои руки-ветви зеленым бархатом листьев, тело-кору мою обними теплом солнца, золотым светом, золотой радостью солнца. Почему ты ушло лето? Я хочу, чтобы ты было вечным....Но ветер хохочет надо мной, и я падаю в большую лужу, черную и холодную лужу у дороги и я растворяюсь в ней, надо мной колышется мутное грязное небо, а вода медленно проходит сквозь одежду. Прохожие крутят пальцем у виска, наверное, они думают, что я сумасшедший! Нет, Я-осень! Я осень и смерть, равнодушный дождь и сумеречное небо, я жажду уничтожить мир своей властью, весь его укутать в покрывало серости, черноты и тоски...
Рядом в луже валяется бутылка пива, разбитая бутылка. Я беру и осколком зеленого стекла режу по руке. Зачем? Может, я хочу полного растворения? Но разве может быть хуже? Под острой гранью стекла течет алая кровь и, стекая по руке, капает в лужу, смешиваясь с грязной серой водой, в которой почти не отражается небо. Я режу сильней, сильней, я хочу, чтобы кровь фонтаном хлестала из раны. Может, встряхнет? Вернет лето? Но бесполезно и я вскакиваю и становясь на колени посреди лужи, весь покрытый грязью, стекающей по одежде, вою, кричу, пытаясь докричаться до настоящего во мне...
Подъезжает большая милицейская машина, тоже зеленая, свет ее синих фар падает на мое небритое лицо с выпученными глазами и это придает мне сходство с трупом, хотя, Я, в общем, конечно, не вижу себя со стороны. Или нет? Я вхожу в тело подходящего ко мне «мента» с квадратным, улыбающимся лицом, в губах у него зажат косяк с марихуаной. Ощущаю напряжение в его мышцах, злое веселье в сердце, жажду кратковременной забавы. Вижу его глазами себя, страшного и безумного и вот моя ментовская рука обрушивается на меня-якобы-настоящего. Я счастлив, избивать сам себя этой рукой, страшной, толстой, стероидно-мускулистой, я счастлив, позабавиться над собой, сорвать зло. Вот я беру себя, избитого и окровавленного, этой рукой и напоследок дав под дых, засовываю в машину...Везу в участок и бросаю в камеру, на сырой пол, загаженный пометом мышей. Я хохочу и рассказываю сослуживцам о несчастном придурке, воющем в луже посреди города.