Страница 4 из 5
- Ты хочешь иметь Есению женой?
Я услышал вопрос, на который не мог сейчас ответить однозначно и которого боялся. Пять дней многое изменили в моём понимании жизненных ценностей.
- Не знаю.
- Отвечай «да» или «нет», - велели мне.
- Не могу. В любом из двух вариантов вы распознаете неправду. «Нет» - значит отрицать, что Есения замечательная и я не перестаю ею восхищаться. Её семья принимает меня и я уверен, что не найду жены лучше, чем она. Но я по-прежнему считаю, что произошла ошибка. Если я скажу «Да», то признаю женой ребёнка на двенадцать лет младше себя и в два раза меньше. «То, что предпочитаю женщин другого типа, как я понимаю, вообще, в расчёт не берётся», - подумал я. А вслух продолжил, - Я из другого мира. Какое будущее у такой семьи? Где будет наш дом, если она не сможет жить в Яви, а я здесь?
- Он говорит искренне, - заверил второй голос.
Пауза, последовавшая далее, затянулась надолго. Я успел немного успокоиться после откровенной речи, поискать самую маленькую среди застывших фигурок (кажется в четвёртом слева), попробовал рассмотреть лица ближайших ко мне детей, но не смог, словно под капюшоном срабатывали отводящие внимание чары и наконец, услышал,
- Не цените то, что даровано, так начинайте ценить то, что обретёте. - Невидимый ментор, выразив осуждение моей неблагодарности, заговорил громче: - Судьи определяют виновность Михаила по двум пунктам: отказ от дара Лады и неуважение к стражам храма.
После этих слов маленькие «присяжные», одновременно повернулись: верхние ряды вправо, а нижние влево. Медленно, с вытянутыми вперёд и сжатыми в кулаки руками, как настоящие зомби, они двинулись друг за другом. Первый дошедший до верхнего края, разжал пальцы. Пара камней, с приглушенным шумом, скатились по скрытому желобу до середины одной из стен зала, где находились две чаши. Каждый бросил по два камня (по количеству пунктов в деле? или по количеству рук?). Камни катились вниз и, ударяясь друг о друга, скапливались на дне весов, а детские фигурки исчезали за поворотом стены.
Я заметил, что одна чаша наполнялась быстрее. Она начала опускаться, в то время как другая, наоборот приподнялась. Детишки продолжали безучастно разжимать кулаки. Те, что были внизу, уже поднялись на верхнюю площадку по мере того, как бросившие камни уходили сквозь проход у верхней террасы.
Какая же это объективность? Невозможно было определить, которая из сторон весов означала мою невиновность! Чаши не имели надписей, и когда правая сторона просела с большим перевесом, я надеялся, что это добрый знак для меня.
Последний камешек скатился вниз, и террасы опустели.
- Отныне и впредь ваша судьба в ваших руках. Боги отказывают вам в покровительстве. - До того как отголоски предупреждения затихли под сводом потолков, и меня отпустили. Сбоку в стене опять образовалась дверь. Я пошел по длинному коридору, пока не очутился на крыльце у входа в храм. Закрытая за мной дверь казалась почти незаметной, она располагалась справа под искусственно вытесанным в скале гротом в форме открытой двустворчатой раковины, служившим навесом над крыльцом храма.
Есении в условленном месте встречи не было. Я надеялся, что с ней всё в порядке: наверняка она в библиотеке сидит за книжками, чтобы найти очередную подсказку. Стоял в раздумье, не зная можно ли мне вернуться в храм, если меня оттуда выпроводили на крыльцо, не понимал, как мне забрать Такрина и что самое тревожное, не знал, каково было решение судей.
- Эй, чего не весел? Чего голову повесил? - услышал я знакомый голос.
- Тебя отпустили?
- Как видишь.
- Значит, будем надеяться, что правая чаша весов означает невиновность.
- Означает, - подтвердил Такрин. Явно он, сам, боялся женщин как огня и, держась на максимальном расстоянии от дам, старался побыстрее отделиться от толпы. Мы спустились со ступенек, встали подальше в сторонке, но так, чтобы Есения могла нас заметить.
- Я здесь такое увидел. Чёрные длинные пальцы или щупальца и темнота за дырой в стене, - поделился я пережитым ужасом.
- Пальцы загребущие? Они уносят приговорённого к смерти.
- Куда?
- В самую глубину Нави. Туда где душа, отделённая от тела будет маяться вечно.
- Я боялся, что чернота распахнёт свои объятия и для меня, - слова не свойственные моему лексикону наполняли речь. Они выказали собеседнику моё искреннее стремление, стать правильнее и думать о возвышенном и чистом. События заставляли задуматься о смысле жизни, очень уж хотелось избежать крепких «объятий» подземного «обитателя».
- Ну, если меня Собнак не проглотил - значит, у тебя были все шансы на благоприятный исход.
- Ты был осуждён?
- Несколько лет назад.
- Какой приговор?
- Ни одной девственницы до конца моих дней или быть мне ни то ни сё, - он изобразил прямой ладонью, равнину на уровне «своей проблемы». Я сомневался, правильно ли его понял. Отвечая на мой немой вопрос, он подтвердил, - человеком без половых отличий.
- О, как! А если одну найти? других не трогать?
- Пробовал - фатально для единственной. Про воздержание лучше и не спрашивай. Несколько дней и…накрывает бедняжек до одури… чем дольше, тем хуже. После длительного перерыва думал, разорвут меня на кусочки. Проклятье Асмодея не выключишь: каждый раз: два - три дня после… и всё, конец передышке. Я ведь не злодей. Самому гадко.
- Что значит проклятье?
- Скажу, так – грешник я потомственный. Мой предок был осуждён и в наказание проклят до седьмого колена. Мой взгляд и запах одурманивает женщин.
- Слушай, Такрин, - начал я, - это не проклятие, а дар. Если меня в Явь не отпустят - иди туда сам. Поверь, там тебе самое место.
- У Вас сильно мужиков не хватает?
- И это тоже, но дело в другом… - я, надолго, увлёк его рассказом о свободных нравах женщин, лояльных законах и вседозволенности проявления упомянутого инстинкта в нашем современном обществе.
Его глаза наполнись блеском новых надежд.
- А я - дурень решил руками Микушина в Навь перебраться.
- Ну, что дурень – это ты не без оснований себя ругаешь. Царице-то, зачем под юбку залез?
- А решил проверить, по какому принципу царицами становятся. Думал у всех вдоль, а у её поперёк.
- Ну и как? – Я засмеялся и он тоже.
- Баба – как баба. – Он не выдержал и вслед за мной рассмеялся, только потом продолжил: - просто, решение свести счёты с моим беспутным существование я раньше принял, и способ не плохой выбрал, - вспомнил он своё согласие сгореть на костре.
- Самое главное верный, - согласился я.
- Если бы не ты - стонал бы в Нави в первом ряду грешников.
- Жёстко! А воевода до сих пор гадает, почему ты на замужних переключился.
- Пусть гадает. Решение оглашали в Атроне, я в то время там останавливался.
- То есть, моё решение объявят в Марьинке?
- Да, уже сегодня. Ближе к вечеру.
- Уф-ф-ф, а я гадаю, как мне понять, что они собираются со мной дальше делать.
- Скоро узнаем. Меня как на крыльцо выпроводили, я сразу понял, что с тобой всё обошлось.
- Не подвёл воевода. Замолвил словечко.
- Он тебе это обещал?
- Да, помощь - за помощь.
Лицо Такрина выразило недоверие с примесью иронии. Его молчание было красочнее слов. Я понял, что меня развели как великого лоха. Такрин подсластил пилюлю,
- У вас реально можно на судей влиять? – Я кивнул. - Ну, так, чего мы тут время теряем, давай-ка поспешим в мир новых возможностей.
Я замешкался, стоит ли делиться с ним сомнениями по поводу меня и Есении. Парень он был догадливый, но не имеющий понятия о тактичности. Он присвистнул, когда перехватил мой взгляд на руке с неизменно ярким ободком на безымянном пальце,
- Не знаю сразу ли оно исчезнуть должно? Раньше-то никого не разводили, - признался он.
- Не всё так однозначно. Есения, как оказалось, не хочет, чтобы я ушел.
- И ты решил деваху тяте не ворачивать?