Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 53 из 73



— Да как можно подслушивать, — глядя на воеводу наивно и честно, воскликнул дьяк и тут же удалился, плотно и аккуратно прикрыв дверь.

— Ну говори, — приказал воевода.

— Значит, так, — начал кабатчик, но губной староста жестом остановил его, на цыпочках подобрался к двери и врезал по ней ногой. Послышался стук, потом вопль боли. В проходе сидел дьяк, держась за лоб.

— Ну все, пороть тебя будем, — устало покачал головой воевода.

— Да я ж ничего… Я случайно…

— Брысь отседова, поганец!

После того как разбирательства с Алексашкой были завершены и в помещении остались лишь трое, кабатчик заявил:

— Поговаривают, что в указе своем ты, воевода, деньгу пообещал тому, кто разбойников поможет изловить.

— Ну, пообещал.

— Денежки-то мне очень кстати пришлись бы. Как раз решил кабак свой подновить, да, может быть, избу хорошую, со светелкой, справить.

— Ты чего мелешь?

Иосиф, примостившийся было скромно на краешке лавки и покорно теребящий дырявую шапку, вдруг опять свалился на колени и со стуком ударился пару раз головой об пол.

— Человек я маленький… Застращали, опутали, как бедную муху паутиной. Если бы эти гады болотные жизни меня не обещали лишить, разве я…

— Да говори ты толком! — раздраженно ударил себя по колену воевода.

Иосиф встал, снова аккуратно отряхнул штаны и ровным серьезным тоном произнес:

— Про разбойников мне кое-что известно. Они меня, неразумного, так запугали, что думали — я их теперь со всеми потрохами. А я чего? Не по доброй воле помогал им. Клянусь, и в мыслях не было делам их черным содействовать. А хотел я токма планы их наиподлейшие выведать и тебе, воевода, передать.

— Ах ты, Иуда искариотская, — развел руками губной староста. — Так ты, оказывается, из разбойников будешь! А я-то думал — кто же злодеям помощь в городе оказывает? А он вот, нате… Так тебя ж пытать надо. На дыбу. Или кнутом из воловьей кожи бить. И на кол потом. Иль утопить. Ну, Иосиф…

— Никак нет, не надо меня топить. Вон, воеводин указ имеется. Меня за то, что я ватагу эту изловить помогу, еще надлежит деньгой пожаловать да забесплатно грехи мои отпустить. Так ведь, воевода?

— Это если действительно поможешь, — ухмыльнулся хитро воевода. — А ежели не поможешь — так я тебе такую отменную казнь удумаю.

— Помогу я вам. Как не помочь. Сейчас ярмарка к концу подошла, большой обоз на Москву ожидается. Разбойники все выпытывали у меня, что за обоз, когда и по какой дороге он направляется. Хотят засаду устроить. Ведь добра там!.. А мне лишь копейки с этого обоза и пообещали. Ох, разбойники они и есть разбойники.

— Ага, — кивнул губной староста. — Так они тебе, продажная твоя душонка, недоплатили.. Ты решил, что с государевой казны поболе поимеешь. Эх, жаль — железо и огонь так и плачут по тебе.

— Да? А кто же разбойников словить поможет? В общем так, я им должен все об обозе том разузнать и помочь, чем могу.

— Оно понятно, — отмахнулся воевода. — Только что нам с того?

— Есть одна задумка, — Иосиф подробно изложил свой план, и воевода что-то одобрительно промычал себе под нос.

— Так-то оно так, — скептически морщась, сказал губной староста. — Только вряд ли туда вся ватага отправится. Как с остальными быть?



— А к остальным я в логово приведу. Я знаю, где оно. Бывать там приходилось.

— Ага, ты и подходы к логову знаешь, — зловеще произнес губной староста. — Не так уж, видать, ты и запуган был. Слушай, воевода, не денег ему выдать, а угольков за голенища сапог. Сам все расскажет.

— Нет, так не пойдет! — возмутился кабатчик.

Воевода, ты же меня хорошо знаешь. Ежели супротив выгоды моей пойдешь, так хоть угли, хоть кол да щипцы — ничего из меня не вытянешь. Умру, а забесплатно говорить не буду!

— Верно, — кивнул воевода. — Этому мерзавцу лучше заплатить.

— Ох, противное разбойниками на мировую идти, вздохнул губной староста. — Ладно, леший с ним…

АТЛАНТИДА. ВИНО С КРОВЬЮ

Величественные белые башни города Венцина — драгоценного камня Империи — возвышались на высоком морском берегу. Они видели немало. Множество войск стояло под ними. Осаждали город чернокожие варвары. И войска мятежного принца Кабуцея Кровавого. И гвардия императора Батульбаса Деревянного. И небольшое, но наделенное темной мощью войско Черных магов долины двух рек. И дикая, огромная армия бунтующих рабов с Севера. Стреляли по этим стенам огнеплюйки, били в металлические ворота тараны, реяли хищными птицами в небе крылатые машины. Висели шары пришельцев с неба. Чаще город выстаивал, укрепляя славу его жителей, как непокорных и сильных, способных на жертву людей. Реже захватчики врывались в город, и тогда долго не смолкали крики женщин, звон награбленного золота и свист рубящих головы мечей. Но потом как-то получалось, что захватчики уходили или их изгоняли, и город опять начинал жить своей жизнью. До очередного нашествия. На этот раз под стенами стояло дикое войско Бешеного Вацвласа — старейшины десяти родов Свободных Матийских островов. Попытка штурма не удалась. Гарнизон отбил атаку. И уже три дня длились переговоры.

Несмотря на звание старейшины, Вацвласу было не больше тридцати лет. По виду он был типичный матиец — звероподобный здоровяк с волосатыми руками и гривой спутавшихся, нечесаных волос. Он стоял, скрестив руки на груди, и глядел на белые величественные стены города, на высокие крыши и башни домов и храмов, на которых играло красными оттенками заходящее Солнце. Старейшина мечтал об этом городе до дрожи в коленках. У него начинала кружиться голова, когда он представлял себя его хозяином. Быть властителем пятнадцати островов, на которых редко найдешь что-то больше убогой деревеньки, и столичный город — просто помойка по сравнению даже с самым бедном кварталом Венцина — разве это соответствовало сжигающему вождя пламени честолюбия? Он привык, что его необузданные желания всегда реализуются. Он хотел стать старейшиной — через обман, кровь и подкуп он стал им. Он хотел добиться независимости от Империи — он получил ее. Он хотел получить Венцин — и не сегодня — завтра город падет к его ногам. Вот только сдерживают белые стены и красные, с барельефами крылатых котов ворота.

— Они сдадутся, — уверенно произнес Бешеный. — У атлантов жидкая кровь. Она хороша лишь для того, чтобы разбавлять ею вино.

— Мы попробуем вино с кровью венцинцев, — угодливо произнес Одноухий Пар — первый помощник старейшины.

— Мы еще попробуем вино с кровью всех жителей Атлантиды. — Бешеный захохотал и хлопнул себя по груди. — Клянусь предками, через год Император будет иметь власть только в Перполисе.

— Император не сможет распорядиться и Перполисом, как не может распорядиться Империей, — заметил Одноухий.

— Бывшие провинции самого его обложат данью. А еще через год в Перполисе будем мы… У них не только жидкая кровь. Атланты любят золото. И выстилают им путь в могилы собственному народу. Честь рода, племени их не волнует. Для них есть только золото.

— И мы будем пить вино с их кровью. У матийцев был обычай — на пирах после побед они разбавляли вино кровью своих врагов.

— Вино с кровью, — повторил Бешеный, улыбнулся, оскалив черные кривые зубы, повернулся и прошел в шатер. Там он растянулся на подушках, отхлебнул из кубка, а второй кубок с вином протянул своему советнику.

— Пей, Пар.

— Божественный напиток! — Одноухий отхлебнул питье, глоток которого мог бы без труда сшибить с ног и лошадь.

Предаться пьянству им не дали. В палатку прошел стражник и сказал:

— Поймали лазутчика.

— Ну так веди его сюда! — закричал Бешеный. — Хоть какой-то интерес от этого бесполезного вечера!

— Я вырву его сердце! — захохотал Одноухий. Он не врал. Время от времени он позволял себе расслабиться подобным образом. Благо пленных они брали в последнее время немало и о вежливом обращении с ними не заботились.

Ноги тщедушного, похожего на собачонку человечка волоклись по полу. Двое дюжих стражников бросили его к ногам старейшины. Лазутчика уже успели основательно отделать — по губе стекала струйка крови, глаз был подбит, а ухо неестественно вывернуто. Но били не так сильно, на случай, если старейшина решит сам насладиться этим действом. В любом случае судьба лазутчика ждала незавидная. Шпионов здесь варили в кипятке или обрубали им руки и ноги и ждали, пока душа оставит изувеченную оболочку.