Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 99 из 147

В личном составе «тоннельного» ОМОНа помимо элегантного Романа состояла еще пара весьма примечательных бойцов: Слава и Ниндзя. Эти двое были настолько хороши, что вдвоем стоили целого отделения. Слава — милицейский франт, одетый в форму с иголочки, весь в шевронах, нашивках и значках, всегда носил на себе целый арсенал стрелкового оружия и, ненавидя бандитов классовой ненавистью, кидался в драку с ними при любом удобном случае, разя их чем попало, за что очень скоро получил в клубе почетное звание Бешеный. Маленький, сухой, и необычайно резкий Ниндзя был большим любителем восточных единоборств и, не в пример своему другу, обходился без дубин и прикладов. Невысокий и незаметный в толпе, он летал по клубу тихим духом возмездия, внешне не производя впечатления силы и страха, но неминуемое поражение постигало любого слоноподобного амбала, если Ниндзя намечал его в жертву и начинал преследование. Кроме своих разящих рук и ног, он всегда был картинно вооружен внушительным набором холодного оружия. Карманы его жилета были полны разнообразных ножей, метательных звездочек, цепочек для тихого удушения врага и коротких дубинок со свинцовыми стержнями внутри. Этого наместника Брюса Ли побаивались даже коллеги по цеху.

Прошли первые месяцы, и помимо башипского сообщества и бесчинствующих выродков интерес к клубу стали проявлять и надзиратели из правоохранительных органов. Такое непонятное и явно социально опасное явление не могло дольше оставаться без внимания милиции. Однако с первого дня своего существования «Тоннель» ушел в глубокую оппозицию, объявил себя неформальной территорией и от сотрудничества с «усачами» решительно отказался. Владельцы клуба балансировали на опасной грани между двумя противоборствующими мирами. Им в равной степени не хотелось прослыть ни бандитским притоном, ни ментовской точкой. Пользуясь для охраны клуба вооруженным ОМОНом, они прибегали и к помощи авторитетного покровительства, но когда на входе в клуб появлялись серенькие мужички с форменными усиками, ответ бывал один и тот же: «Вход в клуб только через кассу!»

Прошел июль, в течение которого засылаемые милицией наблюдатели несколько раз были не допущены в клуб, и незамедлительно за этим наступила ответная реакция. Как и в случае с драматическим инцидентом на открытии клуба, события развивались по одному и тому же сценарию. К клубу прибыла группа в штатском, предъявив удостоверения, они пожелали попасть на вечеринку, но получили отказ. Объясняться по этому поводу к ним вышел Алексей. Он только и успел сообщить взбешенным сотрудникам, что клуб является частной территорией, как был заключен в наручники и увезен в неизвестном направлении.

Это было второе исчезновение Алексея за три месяца работы клуба, и нервы у смертельно напуганной Марины не выдержали. Заламывая руки и плача, она вместе с Андреем объездила все имеющиеся в городе накопители для за держанных, но Алексея они так и не нашли. На следующий день ей позвонил не представившийся человек и сообщил, что Алексей арестован за распространение наркотиков и содержится в каком-то отделе какого-то там управления. Марина и Андрей бросились по указанному адресу и не без труда отыскали это место — оно пряталось за непримечательной стальной дверью без таблички, в казенном доме на Петроградской стороне. Выслушать напуганных родственников вышел неизвестный человек с пистолетом в поясной кобуре и, поняв, что от него хочет эта плохо говорящая по- русски девушка, безучастным голосом сообщил, что «возбуждено уголовное дело, имеются все доказательства и молодой человек сядет в тюрьму на очень долгий срок».





Это была последняя капля ядовитого страха, выпитая Мариной за эти безумные дни, она окаменела, потом пришла в ярость и начала действовать. Вопрос стоял более чем когда- либо серьезно — Алексею угрожала опасность лишиться свободы, и теперь все странные истории, слышанные ею про правосудие в этой азиатской стране, слились в одну дикую и оттого очень трагичную перспективу. Ее потрясло проявленное по отношению к ним беззаконие, и стало ясно, что очень скоро его финалом может стать их личная катастрофа. Марина подняла на ноги всех американских друзей, словно по боевой тревоге был задействован консульский отдел США, появился адвокат, обзвонили всех знакомых журналистов, и вся эта команда пошла на приступ. Сотрудники того загадочного отделения совершенно не ожидали, что вслед за приходом плачущей американки разразится такая буря — начались звонки из очень странных инстанций, дверь оказалась в осаде журналистов, адвокат требовал свидания с заключенным, а чиновник из американского консульства угорожал нотой протеста. Марина и друзья по очереди дежурили под стальными дверями целые сутки, атакуя всех входящих и выходящих оттуда, информация об этом деле доползла до мидовских структур, время шло, ничего не происходило, и положение уже начинало казаться безнадежным, как неожиданно случился счастливый перелом. На третий день беспросветного ожидания, злополучные двери раскрылись, и сильный толчок выбросил на лестницу арестованного. Алексей был небрит, стоял на бетонном полу в одних носках, под правым глазом его виднелся лиловый кровоподтек, но на лице сияла торжествующая улыбка.

Вот так, к общей радости всех участников его вызволения, счастливо закончился этот первый арест в первом ночном клубе. Это крайне неприятное происшествие открыло счет всем дальнейшим бесчисленным задержаниям, обыскам и облавам, произошедшим в «Тоннеле», а потом и множестве других клубов, выросших после него. Но все это будет потом, а сейчас участники этого повествования только сделали свои первые, невеселые выводы в отношении возможной будущности клубной культуры. Эти тягостные выводы привели Марину к мысли, что из страны, где людей похищают не только бандиты, но и полиция, необходимо бежать, и как можно скорее. Найдя свою семью в далекой и непонятной России, она успела полюбить населявших ее странных людей, но пройдя сейчас через эти первые испытания поняла, что теперь уже никаким воображением не сможет представить себе подлинную степень их непредсказуемости и меру жестокости к ближнему. Она забрала годовалую Соню и улетела в Москву — продавать свой бизнес. Но судьбе было угодно сохранить все как есть, Алексей уговорил ее остаться, она поборола страх и еще раз поверила своей новой родине.

Это и многие другие неблагоприятные события, произошедшие с четырьмя друзьями в первые, «темные» месяцы работы их клуба, в скором времени привели к тому, что порог их восприимчивости к подобным потрясениям возрос и они перестали рвать на этом душу. Молодость, жизнелюбие и в известной мере цинизм не позволяли им раскисать из-за проблем, и клуб продолжал свою работу, несмотря ни на что. Жизнь в постоянном состоянии опасности и ожидании возможного зла научила их многим полезным вещам, они стали более жизнестойкими, и теперь с еще большим ожесточением, нежели вначале, защищали созданный собственными руками клуб. Окреп и сам клуб, как понятие. Сформировалось его ядро, те первые сто пятьдесят человек, которые почитали сырое подземелье своим молельным д о мом и еженедельно собирались в нем для выхода в астрал. К психоделическому таинству вечеринок приобщались все новые и новые люди, эсид разъедал головы танцующих, в грохоте музыки лопались мутные пузыри зажатых мыслей и раскручивались узлы подавленных страстей, души разрывались на миллионы горящих осколков, и этот сияющий звездопад выжигал в глазах гостей неизгладимые следы счастливых воспоминаний. Слава об acid-клубе и этих странных «танцах без водки» очень скоро выбралась из подземелья и стала расползаться по поверхности. К клубу потянулись бесчисленные вереницы молодых людей, ищущих чего-то в беспросветной тьме своей невеселой юности. Все они, один за другим, в первый раз шагнули в гудящее горнило танцпола, но выходили из него уже каждый по- своему. Кто-то выстреливался из клуба, как ядро из пушки, и, оставив визжащий след ужаса, более никогда не приближался к Зверинской улице; некоторые дотягивали до утра, но по привычке напивались и, не почувствовав вкуса к происходящему, с презрительными плевками навсегда покидали «подвал»; но большая часть новобранцев проникалась царящей атмосферой, быстро постигала законы поведения и очень скоро оказывалась в прочных сетях восторга. Клуб влюблял в себя быстро и без ухаживаний. В нем было то невыразимое, чего так не хватало всем его будущим поклонникам, то, чего они искали и не находили в своих домах, - в нем была самая настоящая жизнь. В считанные месяцы эта жизнь сформировала вокруг клуба ту массу поклонников, про которую через пять лет кто-то метко скажет: «Первая гвардия „Тоннеля"», и эти люди стали первым прототипом всей будущей клубной молодежи.