Страница 100 из 147
5
Высоко-высоко в небе над Петербургом птицы чертили еле различимые быстрые линии. Было всего около двенадцати часов дня, но воздух успел сгуститься до той стадии, когда его можно было уже нарезать влажным ножом и подавать на десерт в виде теплого суфле. Традиционная для этих чисел августа жара в северной столице усугублялась полным безветрием, миражами над гранитными набережными висело знойное марево, вились душные асфальтовые испарения, и одуревшие граждане, как рыбы, разевали рты. Тонущие в этой вязкой дреме люди томились обморочной вялостью, обволакивающая неспешность сковывала их движения, всем хотелось прохлады, воды, а еще лучше мороженого. Стоящая уже неделю жара выпарила всю влагу из каменной массы вечно сырых петербургских домов, все накалилось и пылало иссушающим жаром.
В гудящем моторами потоке суетливо толкающихся машин по Загородному проспекту медленно двигался микроавтобус «РАФ». За рулем автомобиля на крытом красной рогожей кресле, вальяжно развалившись, сидел Андрей. Он лениво посматривал по сторонам, иногда сигналил скуки ради и, понимая тщетность своих попыток вырваться из плена, тешил себя монотонным нажатием педали газа. Мотор послушно рычал на холостом ходу, пешеходы рядом вздрагивали, но машина все так же крепко сидела в крутой каше автомобильной пробки. За час медлительное полчище машин доползло до Звенигородской улицы, где, вырвавшись из опостылевшей неподвижности, Андрей рванул машину и под мигающий желтый свет опасно пронесся перед несущимся навстречу потоком. Однако далеко ехать ему уже не пришлось, сразу за перекрестком микроавтобус резко свернул налево и, не снижая скорости, ворвался в арку огромного доходного дома.
Дом этот, как было видно по всем сохранившимся остаткам красоты, в былые времена являл собой пример роскошного строения и, без сомнения, возведен был человеком не только богатым, но и обладающим изысканным вкусом. Масштабная стать фасада, полированный гранит отделки, горделивая угловая башня и общий ритм вырывали его из ряда довольно типичных соседних домов, и он высился над ними надменным гордецом. «Рафик» пересек двор и оказался на задворках этого каменного красавца, среди грязных стен, у замусоренного служебного входа в огромный гастроном. Машина остановилась, Андрей выбрался наружу и с наслаждением разогнул спину.
— Нашел где машину поставить! - прозвучал прямо над его головой противный скрипящий голосок. - Мы тут товар выгружаем.
Андрей обернулся — на ржавой металлической эстакаде, пристроенной к двери гастронома, с папироской в руках сидела одутловатая женщина в синем халате.
— Не балуй, бабка! — молодецки крикнул ей Андрей. - Деревню сожгу!
Старуха еще что-то проскрипела в ответ, но он уже этого не расслышал. В углу этого грязного двора пряталась неприметная дверь. Открыв ее, Андрей вошел внутрь и по лестнице черного хода бодро поднялся на четвертый этаж. В последнее время он часто приходил в эту квартиру - неосознанное чувство тянуло заскочить сюда хоть на минуту. Формально он приходил выкурить папироску с другом Буниным, на деле же — полюбоваться его цветником. Дима Бучин занимал одну комнату в коммунальной квартире на задворках этого шикарного дома, а его цветник состоял из огромного количества девушек, бесконечной вахтой дежуривших у него в гостях. Квартира эта была небольшая, состояла из трех комнат, и кроме Бунина в ней еще проживали тихая болезная бабулька и одна сумасшедшая стервоза трудноопределимого пола, беспрестанно терроризировавшая Диму и всех его нежных посетительниц. Но Бучин был энергичный оптимист и, пропуская мимо ушей ее злобные реплики, всегда набивал этими самыми гостями свою комнату до отказа.
Андрей позвонил в дверь и, оторвав палец от звонка, с удивлением обнаружил, что он измаран губной помадой. Пока он вдумчиво вытирал палец о беленую стену, за дверью загремел замок, Андрей состроил приветственную мину и уже было открыл рот для приветствия, как дверь распахнулась, но вместо Бучила на пороге оказалась невысокая темноволосая девушка в коротком цветастом сарафане. Ее темные глаза, как два ножа, полоснули по нему, он вздрогнул, а девушка тихо отступила назад и, легко развернувшись, упорхнула в открытую дверь комнаты. Из кухни послышался голос Бунина:
- Андрей, ты? Проходи! Кушать будешь? Я сейчас.
Андрей немного стушевался и, не решаясь один идти в комнату, замялся у дверей. Он заглянул с порога в кухню и увидел друга в переднике у плиты с дымящейся ложкой в руках. Вид этой идиллической картины воодушевил бы любого пессимиста. Чисто вымытый пол шашечками, Бучин с кастрюлькой риса, два дивана, чай со сладостями на низком столике, телевизор, фикус — от всего этого всегда веяло таким покоем и порядком, что, по всей видимости, именно это комфортное ощущение и собирало вокруг Бучина тот самый цветник милых барышень, которым приезжал полюбоваться Андрей. Он не знал точно, были ли это девушки самого Бучина, а может, это был клуб его бывших, возможно, они были просто друзьями или он был их подружкой? Неизвестно, но что было бесспорно, так это то, что с Димой было приятно дружить. Он был всегда спокоен, имел бесконфликтный характер, приветливо принимал у себя гостей, поил, кормил, угощал всяческими вкусностями, которые всегда отыскивались в различных ящиках его огромной гарнитурной стенки. Но помимо всех этих прелестных душевных качеств, высокий и статный брюнет Бучин напоминал Андрею кого-то из счастливого безмятежного детства, кого-то хорошего, доброго. Когда Андрей сформулировал свои ощущения, он пришел к выводу, что Бучин в его сознании более всего напоминает великою французского сердцееда Джо Дассена
— Как дела? — зарокотал Бучин своим мягким баритоном, усаживая Андрея на диванчик и пододвигая к нему литровую кружку чая. — Что нового? Марина, познакомься — это Андрей.
Девушка в сарафане качнула тяжелой челкой, прикрывавшей ее лоб до самых бровей, неожиданно выбросила вперед тонкую руку и сказала:
— А мы уже виделись, но тогда не познакомились Я Марина.
— А! Ну да-а!.. — протянул Бучин, догадливо морща лоб. — Точно, на вечеринке у Аникушина!
Тут-то Андрей и вспомнил, где он видел эти мерцающие карие глаза, так ожегшие его сейчас. Это было год назад в скульпторской мастерской знаменитого Аникушина, в гостях у его развеселого внука Адриана. Он протянул руку и, ощутив прохладу Марининых пальцев, неизвестно зачем стиснул ее ладонь в довольно крепком мужском пожатии.
— Ой! Больно! — воскликнула девушка, запрокидывая голову и удивленно рассматривая странного парня. Ток пробежал от ее руки, и у Андрея в груди легким спазмом стеснилось дыхание.
«Да что же это я? — горячим шепотом зашелестело у него в голове. — Глупо. Как всегда нелепо».
Он мгновенно расстроился и уже было собрался спрятаться от шквала этих чувств за анемичной маской безразличия, как неожиданно ощутил безотчетную тягу дотронуться до ее руки еще, раз. По затылку поползли холодные муравьи. Густая дурманящая волна странного возбуждения придала ему храбрости, и Андрей, не узнавая себя, стал обшаривать фигуру девушки взглядом. Легкий ситец с мелкими цветочками по синему фону льнул к Марининым ногам и груди, она откинулась на спинку дивана, и он с волнительным трепетом разглядел, что эта тончайшая ткань, скрывающая ее тело, держится всего лишь на нескольких пуговичках.
— Ну так что происходит? Давно не виделись. Расскажи! — прозвучал где-то рядом знакомый голос.
Андрей неожиданно встрепенулся, да так, что стукнул коленом по десертному столику и пролил из своей кружки парящую лужицу чая. От внимания многоопытного Бунина не ускользнуло минутное оцепенение друга. Подав своему гостю салфетку, он тонко усмехнулся.
— Знаешь, я принес приглашения на «Штубниц», — сообщил Андрей, играя совершенно ненужной и ненатуральной улыбкой.
Он сам не знал, зачем начал улыбаться таким образом, просто внутри у него что-то надорвалось, и теперь на лицо выплывали странные гримасы, холодящая дрожь пугающей решительности дергала судорогой уголки рта. Плохо видя увлажнившимися глазами сидящего рядом друга, он, как канатоходец, не глядящий по сторонам, устремился на другую сторону начатой им истории.