Ангел возмездия

Четырехмесячный Виктор уже знал своего отца, тянул к нему маленькие ручонки, а Ирину пока чурался, привык к Марине. Ирина переживала, ревновала его к ней, и та считала это хорошим знаком, значит, любит она Стаса действительно, любит и его сына. Подошла как-то к ней, обняла за плечи и сказала с улыбкой:

— Все нормально, Ирочка, Виктор через недельку-две привыкнет к тебе и ты станешь ему матерью, я рада, что ты его любишь, а я стану ему всего лишь родной теткой, как и есть на самом деле. Считай, что он ходит ко мне в рабочие дни, как в садик, а вечером и по выходным он твой. Разве плохо иметь воспитательницу, которая относится к ребенку, как к своему? Каждая мама может об этом только мечтать. Родишь своего, выкормишь грудью, и он тоже станет ходить ко мне, на работу я теперь попаду нескоро — пока эти подрастут, твой будущий самостоятельно одеваться начнет, кушать. Много еще воды утечет, Ирочка, живем мы одной семьей, и ты ее член.

Великий судья и лекарь постепенно расставлял все по своим местам, время сглаживало шероховатости бытия. Стас с Ириной вместе ездили на работу, лечили больных и возвращались обратно в свой родной дом, чтобы быть уже втроем, с сыном. Мальчик очень нравился Ирине, она прижимала его к груди, гукала с ним подолгу и улыбалась.

Авторитет подкатил на своем «Мерсе» к подъезду дома, один охранник нырнул внутрь провентилировать ситуацию — нет ли кого из посторонних, боялись нападения конкурентов.

В последнее время обстановка в городе усложнилась, группировка Бойца набрала силу и уже не считалась с Тахиром, потихоньку и в наглую прибирая к рукам курируемые объекты, стремясь захватить и основной бизнес в районе — наркоту и проституцию. Встреча «на высшем уровне» не дала ожидаемых результатов, и каждый из лидеров понимал, что встает на тропу войны, кровавые разборки неизбежны. Но Тахир не хотел начинать первым, хотя понимал, что начнут скорее всего с него, поэтому охрана проверяла путь его следования, особенно подъезды домов, баров и ресторанов, где он любил бывать.

Сегодня за ним не следили, и это сильно беспокоило, могло означать единственное — место и время выбрано. Тахир нервничал, и вернувшегося охранника отправил проверить еще раз.

— Все нормально, шеф, чисто, — доложил повторно качок.

Авторитет вышел из машины и быстро направился к двери, охрана прикрывала его сзади и с боков, следом в подъезд быстро проскользнула подруга Татьяна, с которой он не расставался уже несколько дней, прикипел телом. Поднялись на третий этаж, Тахир отомкнул замок и охрана проверила квартиру — чисто.

В отношении женщин он слыл привередливым, мог переспать с наркоманкой, но на повторный контакт не шел никогда, как бы она хороша ни была. Наркоманов считал конченными людьми, при определенных обстоятельствах всегда способных на предательство. Сам, в отличие от Бойца, который пользовался «травкой», ни разу не пробовал «дури» или чего-то другого.

Татьяна подошла к бару, плеснула себе в бокал «Мартини», выпила одна, налила еще.

— Тебе коньяка налить? — спросила обыденно.

— Немного, — ответил Тахир.

Выпили не чокаясь. Она никогда не ложилась в постель трезвой, не могла иначе переносить извращения. Все начиналось с обычных и приятных ласк, но потом он садился ей на грудь, елозил яйцами и трахал в рот, она лишь держала член у корня, чтобы он не заходил слишком глубоко и не вызвал рвотный рефлекс. Тахир не интересовался ее желаниями и чувствами, платил деньги и считал вправе делать, что хочет.

В этот раз он уснул быстро, сказывались волнения последних дней. Татьяна встала, прополоскала рот, вышла на балкон, закурила, вдыхая одновременно дым и ночной, немного душноватый летний воздух. Вернулась в спальню, легла рядом и задумалась. Хотелось бросить его, уйти, сбежать куда-нибудь, слишком противными были заработанные доллары — штука за ночь и полное содержание. Но как уйти от такого — найдут и изувечат, изобьют до смерти, а ничего не изменится, кроме потерянного здоровья. Постепенно сон завладевал ею и тяжелые мысли вытеснялись из головы.

Заиграла привычная мелодия сотового телефона, Татьяна, не открывая глаз, повернулась на бок. Вставать не хотелось — пока он говорит, потом моется, чистит зубы и бреется, можно подремать немного, понежиться в постели. Телефон звонил и звонил, Татьяна занервничала: не дают спокойно полежать. Она толкнула его локтем в бок.

— Не слышишь, что ли? — бросила сонно, с упреком, но сотик продолжал звенеть. — Оглох совсем, — сказала уже раздраженно, поворачиваясь к Тахиру, но реакции не последовало.

Непривычно серое лицо не реагировало, она потрепала его за грудь, ощутила рукой прохладу, сердце ёкнуло — пульс на сонной артерии отсутствовал, Тахир не дышал. Мгновенно соскочив с кровати, Татьяна в ужасе смотрела на труп, не слыша продолжающего звонить телефона. Оцепенев, она замерла на некоторое время, стоя в вычурной позе у постели. Звонки прекратились. Шатаясь, она подошла к креслу и упала в него, лихорадочно соображая, что делать, что рассказать и объяснить братве. Милиции она не пугалась — ничего плохого не делала, а вот братва может не поверить, может не дождаться экспертизы и отправить вслед за ним.

«Значит, надо звонить в милицию, и срочно, они должны приехать первыми. Но почему он умер? Никогда не жаловался на сердце. А может, и не сердце, может, его отравили? Тогда мне оторвут голову, не поверят, что я ни при чем. Бежать — куда? Нет, этого как раз и не надо делать — найдут и точно убьют».

Татьяна набрала 02.

— Алло, милиция, Тахир умер, запишите адрес.

Она продиктовала адрес и сразу же повесила трубку, чтобы избежать лишних вопросов, не сомневалась, что там поняли, о каком Тахире идет речь. Достала дрожащими пальцами сигарету, прикурила, глубоко затягиваясь дымом, заплакала, роняя пепел на тело и только сейчас поняла, что совсем не одета. Махнула рукой, продолжая курить, потом оделась и налила полный бокал «Мартини», опрокинула его враз, вздохнула и набрала номер одного из братков, объяснила как смогла ситуацию.

Опергруппа прибыла через полчаса. «Могли бы и побыстрее», — подумала Татьяна, открывая дверь. Следователь прокуратуры увел ее на кухню, где стал подробно расспрашивать, но она толком ничего пояснить не могла, твердила как-то заученно, что легли спать, как обычно, проснулась утром, а он мертвый.

Судебный медик пояснил, как обычно в таких ситуациях, что смерть наступила примерно между тремя и четырьмя часами ночи, скорее всего, Тахиру свернули шею, но точно определит вскрытие. Следователь уже задавал массу конкретных вопросов в связи с предварительным сообщением судмедэксперта, Татьяна плакала, курила и твердила одно и то же на все вопросы: «Легли спать, как обычно — проснулась, а он мертвый». Следователь раздражался, кричал, но получал один и тот же заученный ответ.

Закончив составлять протокол осмотра места происшествия, следователь увез Татьяну с собой в прокуратуру, понимая, что она зациклилась на одном, вызвал ей врача.

После укола и капель Татьяна немного пришла в себя, рассказала, что знала, приводя следователя в ярость.

— Ты что, сучка, мне лапшу вешаешь? Твоему хахалю шею прямо в постели свернули, а ты ничего не видела, не слышала и не знаешь, никого не было. Значит это ты ему головенку отвернула, пойдешь по убийству, не сам же он себе голову свернул.

Слезы кончились, Татьяна перестала плакать, заявила устало и отрешенно:

— Все, хватит. Без адвоката не скажу больше ни слова. Если я арестована — ведите в камеру, если нет, я пошла домой.

— Ишь ты, блядь, про права вспомнила, — взорвался следователь. — Я тебя задерживаю, пойдешь в ИВС, но сначала ты мне расскажешь, как шею ему свернула или кого ночью впустила в дом?

— Задерживай, мент поганый, без адвоката слова не скажу, — уперлась Татьяна, переходя на оскорбления. — Имею полное право.

Зазвонил телефон, следователь снял трубку, ответил по военному: «Есть», и оставил Татьяну с помощником.