Страница 129 из 129
Николай вздохнул тяжело, вытащил из пачки сигарету, прикурил. Несколько раз глубоко затянулся дымом и только потом ответил.
— Меня этот вопрос и самого мучает. Это я допустил ошибку, будучи уверенным, что он не открутиться.
Опер в отставке замолчал ненадолго, наливая чай, отхлебнул несколько глотков и продолжил:
— Когда Поповичу я предъявил неоспоримые факты, он признал все. И это было еще до ИВС и СИЗО. Потом восемь месяцев следственного изолятора. В этот период собиралась доказательная база, факты, так сказать, неоспоримые факты, показания свидетелей. Его допрашивали, допросы записывались на видеопленку, как раз с той целью, что бы он впоследствии не мог отказаться и заявить, что дал показания под каким-либо психологическим давлением. На всех проведенных очных ставках Попович не отрицал ничего. А я вот расслабился, посчитал, как и вы сейчас, что существуют неоспоримые, железобетонные, титановые доказательства. И выпустил его из СИЗО под подписку о невыезде. Это и была моя ошибка. А на суде он отказался от всего, заявив, что из него показания выбили. Банкир, который откатил ему квартиру, вдруг вспомнил, что деньги получил, но не оформил, как положено. Другой банкир заявил, что хотел впоследствии взять дочку на работу. Понимая, что все это зыбко, не доказательно, прокуратура, в лице обвинения, просто от оного отказалась. Она очень хорошо понимала, что проверки таких показаний допустить нельзя — рассыплются враз. А раз нет обвинения, то и дело закрыли. И никаких проверок, а ведь они должны были быть. Если из Поповича выбили показания — то кто и почему не наказан. Почему никто не пострадал за ложные показания, а заявители за ложный донос. Видите, у меня тоже много — почему? Вот… примерно так все и произошло. Мы в России живем, Валентина, где возможно все.
Николай закурил снова, а Чернова сидела молча с опустошенным видом. Ее повидавший виды мозг с трудом переваривал услышанное.
— Видите, Валентина, — вдруг вновь заговорил он, — мы живем в демократическом обществе, где можно говорить о чем угодно. Нас же не накажут за нашу беседу, не 37-ой год. И, кстати, о взятках. За сколько времени и за сколько эпизодов весь штат городских ГАИшников, например, наберет сумму, которую взяли в суде и прокуратуре. Сотни или тысячи раз им придется брать понемногу, а здесь раз — и в дамки. Мы и суммы то не знаем, поэтому весь наш разговор предположительный. Если хотите, посидели мы с вами, пофантазировали, и стало нам легче, а значит и разговор оправдан.
Николай улыбнулся и, как показалось Валентине, немного заерзал на стуле, видимо, давая понять, что пора и честь знать.
— Вы испугались? — удивленно и одновременно огорченно спросила журналистка.
— Испугался? Нет. Почему вы так решили?.. Просто доказать мы ничего не сможем. А поболтать — поболтали. Да и старое ворошить, может быть, иногда надо, но не всегда полезно.
Чернова поднялась со стула.
— Извините, Николай, спасибо, что поговорили со мной. Многое узнала, но не думала, что так все закончится. И все равно спасибо.
Уже дома Валентина, неоднократно перебрав в памяти разговор, поняла, почему он так поступил. Наверное, действительно сейчас ничего нельзя изменить, доказать. Все сроки давности вышли. И не хочет опер ворошить старое официально. Поговорить в частной беседе — пожалуйста, но не открыто и публично. Он мыслил другими категориями — преступление, преступник, тюрьма. Но есть общественное мнение, где соринка сомнения может вызвать элементарную бурю. Не получит она и бури, но хоть на пенсию его отправить пораньше, вернее уйдет сам и не с почетом в душе. С сомнением и страданием, пусть этот гад сам себя сгложет. А если у таких совесть — возникал подспудно вопрос? Может и нет. Но на фоне современного благополучия — это будет удар. И она ударит его прошлым, не высказывая конкретики, фактов и доказательств.
Кэтвар прикрыл веки. Почему-то внезапно захотелось полежать молча, что бы никто не мешал и подумать, поразмышлять, вспомнить прошлое и, может быть, что-то наметить на будущее. Мысленно пронеслась перед глазами вся осознанная жизнь, лица друзей и недругов. Остались почему-то два — Михась и Чернова. Умница Михась и, хлебнувшая горя, Чернова. Разные люди…
Вспомнилась внезапно сенсация, всколыхнувшая Россию. Политик областного масштаба на пресс-конференции резко сменил тему. Стал рассказывать в подробностях, как использовал служебное положение в целях личного обогащения, как обкрадывал бюджет, налогоплательщиков. С истинным раскаянием выкладывал всю правду-матку о своих махинациях и заверял, что никогда более не станет делать подобного, а будет истым служителем народа и Отечества. Политик вернул украденное народу, области. И его не сняли с должности, он стал популярен и уважаем. Потянулась цепочка и к другим политикам-прихватизаторам…
Кэт улыбнулся. «Нет, масштабнее надо мыслить, шире и глубже»… Мысли были уже далеко, проносились над Москвой, вызывая шквал сенсаций и бурю эмоций. Он представлял лица журналистов, захлебывавшихся от потоков ошеломительной информации. «Да-а-а, потрясет Россию… Но она переварит и успокоится. А как быть с Америкой, Европой? Там принято нашкодившим политикам подавать в отставку»…
Кэтвар встал с дивана. Пора собираться в дорогу — великие дела ждут героя и великие перемены…