Чистильщик

Выпрыгнув из машины – Бес последовал за ним, – Крысолов подошел к уличному торговцу лепешками.

– Нич пуль? – спросил он.[1]

Бир сум иллик тиин, – ответил пожилой мужчина.[2]

– Икта.

Дае (узб.).

Крысолов расплатился, понюхал ароматные домашние лепешки и улыбнулся.

– Яхши ион. Рахмат. Кятта рахмат![3]

К лепешке Бес оказался равнодушен, но с удовольствием съел полблюда плова, купленного у такого же уличного торговца, с удивлением поглядевшего на евших из одной миски человека и пса.

– Меньга акя, [4] – пояснил Крысолов, похлопывая Беса по загривку. – Шайтан.

Лучше перевести на узбекский имя друга он не сумел, Бес заворчал – видимо, перевод ему не понравился неадекватностью.

Из телефона-автомата позвонил по указанному в «визитке» номеру. Спросил Мансура. Приятный женский голос с небольшим акцентом пояснил, что Крысолову нужно пройти на берег Кашка-Дарьи и под мостом, что у ЗАГСа, найти камень, помеченный двойным «S».

Крысолов хмыкнул – все это уже начало походить на авантюрный роман, не имея ничего общего с грубой реальностью. Тем не менее он поехал на берег Кашка-Дарьи, нашел камень и извлек из-под него письмо, содержащее одну строчку: «Жду вас завтра на автовокзале в Шахрисабзе».

– Твою мать, – мрачно произнес Крысолов.

– Ассалом и алейкум, – поприветствовал Крысолов своих соседей по базару и уселся рядом с грудой дынь. В принципе то, что он делал, на гнилом Западе называлось демпингом. Дыни он продавал на пять копеек за килограмм дешевле, чем остальные. Что позволяло, впрочем, угостить чаем, пловом или чашмой менее удачливых конкурентов.

Жесткая конкуренция будет позже, да и то – Крысолов не знал – придет ли она сюда? Вековые традиции базара были основаны в незапамятные времена. Раньше, чем построили ту стену, что откопали в восьмидесятых у автовокзала, а ей, как говорили археологи, две тысячи лет,

– Яхшимисез, – здоровался Крысолов с постоянными покупателями и соседями. – Кандай сызлар, болалар, уйдалар?[5]

В этой привычной для всех формуле Крысолов вдруг обнаружил высший смысл. То, что ему не хватало, – Мир Вашему Дому. У него не было ни дома, ни мира. Тряхнув головой, Крысолов избавился от деструктивных мыслей. Он здесь не для размышления о лингвистической философии. Группа обеспечения завалила его дынями, и Крысолов сидел на бойком месте, размышляя, сколько же нужно было отвалить директору рынка за него. Дыньки шли, как заведенные, Крысолову оставалось только глазеть по сторонам

Базар кипел. Утро и два часа около полудня – до наступления некой сиесты, когда все прячутся в тень чайханы и пьют горячий чай – были самыми жаркими. Остальное время – лишь попытка добрать недостающее. Сейчас, с утра, здесь можно было купить все – от дыни до героина; от ножа до гранатомета. Был бы спрос, а предложение всегда будет.

Крысолов – перекрашенный в черноволосого с проседью и чернобрового, с контактными линзами, изменившими цвет глаз – не отличался от местных и выглядел лет на сорок пять. Даже диалект у него был жителя предгорий Гиссарского хребта, с вкраплениями таджикских идиом.

Солнце медленно накаляло рыночную площадь, загоняло людей в тень. И покупатели потихоньку уходили с базара либо спасались от жары в крытых рядах. Наушник в ухе Крысолова, скрытый чалмой, тонко пискнул. Словно почесываясь, он прикоснулся к нему.

– Йе, нема иде?[6] – будто бы удивленный внезапным укусом мухи, вполголоса воскликнул он.

– Мишень на три часа, – услышал он.

«Это уже было», – подумал Крысолов, но повернулся вправо на девяносто градусов. И тут последние сомнения оставили его – Джафарниязов, Аликпер Мансурович торговался с продавцом кухонных ножей. Крысолов гибко поднялся, скользнул за кучу дынь, пирамидой Хеопса возвышавшихся рядом с ним. Вынул из хурджина «маузер-711» с магазином на двадцать патронов, примкнутой кобурой-прикладом и пэбээсом[10] . Мушка, поймав голову Джафарниязова, жестко легла в обхват скобы целика. Расстояние – пятьдесят метров. Крысолов нежно нажал на спуск.

Пуля калибра 7,63 мм с мягким сердечником пробила голову Аликпера Джафарниязова и расплющилась о вертикальную деревянную балку, поддерживающую навес крытого ряда рынка, разбрызгав вокруг кровь и мозговые ткани. Паника и недоумение. Опрашиваемые впоследствии оперативниками уголовного розыска соседи Крысолова смогли дать лишь расплывчатые приметы своего внезапно исчезнувшего коллеги. Да, впрочем, никто особо серьезно и не искал убийцу Джафарниязова. Милиция была только рада, что кто-то покончил с психически ненормальным маньяком, периодически бежавшим из клиник и пока еще не дававшим повода оперативникам применить оружие на поражение, от чего они не отказались бы.

Иваныч разлил еще по стакану «Нашей» и порезал новую порцию сальца.

– Не лезь на рожон, Серый, – тихо посоветоват он, поднимая стакан. Выпили, не чокаясь, как обычно. Закусили. Ковалев утер тыльной стороной ладони губы и закурил.

– А куда ж деваться, если эти козлы леса трупами заваливают, а мы х… сосем, как мишка – лапу, – сердито буркнул старлей. – Куда ж деваться, если дело висит, а к фигурантам особо не подступишься,

– Да плюнь ты, – махнул рукой Иваныч, но глаза его хитро блеснули, – висяком больше – висяком меньше.

– Ага, – вяло мотнул головой Ковалев, – иметь-то не тебя будут, а меня. Как бы добраться до этих сраных святош?! Все было бы гораздо легче.

Отставной участковый Василий Иванович Глуздырев укоризненно покачал головой.

1

Сколько стоит? (yзб.)

2

Один сум двадцать тиин (узб.).

3

Хороший хлеб. Спасибо. Большое спасибо! (узб.)

4

Мой брат, Черт (узб.)

5

Всего вам хорошего. Как вы, как дети, дом? (узб.)

6

Ой, что это? (узб.)

10

Прибор бесшумной и беспламенной стрельбы. В просторечии – глушитель