Чистильщик

Командир матерно выругался. А тут еще издали донесся звук полицейской сирены.

– Полиция получила вызов по адресу, – голос в наушнике командира группы назвал адрес штурмовавшегося дома.

– Уходим, – полушепотом рявкнул командир.

Девять черных фигур метнулись к двум микроавтобусам. Группа прикрытия ушла другим путем. Поэтому подъехавшие полицейские застали лишь пустой дом с распахнутой дверью.

Виктор Коренев покосился на Мирдзу.

– Надеюсь, – негромко сказал он, – вы убедились, что Вадим был прав?

– Но кому это нужно? – растерянно спросила молодая женщина. – Да и зачем?

Доктор Коренев глубоко вздохнул. Он шесть часов назад установил хитрую систему, способную ввести в заблуждение лучших специалистов. Установил еще одну кнопку под половицей в прихожей, соединив ее с ранее установленной в доме сигнализацией, выходящей на пульт местной полиции и портативным передатчиком; приемник, настроенный на ту же частоту – обычно никем не используемую, был у него. И сейчас этот приемник помаргивал рубиново-красным светодиодом, сигнализируя о принятом сигнале.

– Зачем и кто? – повторил Виктор. Тяжко задумался. Он сам не до конца знал, на кого работает Крысолов, он катастрофически мало знал о нем. Но встревоженная женщина ждала ответов, и он ответил обтекаемо:

– Те, на кого работал Вадим. Зачем – видимо, ему надоело просто выполнять приказы. А сейчас вам с сестрой надо уехать. Вадим заранее приготовил вам убежище.

«Насрать, – мрачно подумал старший лейтенант Ковалев – выходной так выходной». Он купил две литровые бутылки «Нашей водки», колбаски и хлеба, совершенно справедливо полагая, что у Иваныча все остальное есть. Так оно и оказалось. Едва он добежал, спасаясь от мелкого дождика, до крыльца Василия Ивановича Глуздырева, здешнего отставного участкового, как дверь распахнулась и Иваныч провел Сергея в тепло натопленную кухню, выставил на стол горячую картошечку в мундире, домашние соленые огурцы, домашнюю же квашеную капусту и запотевший, из морозилки, литровый пузырь «бруснички» полугодовой выдержки – спирта, настоянного на собственноручно собранной бруснике.

– Штраф, – прогудел Иваныч, набубыривая полный стакан.

– Дык, Иваныч, – попытался отбрехаться Ковалев, – какой штраф? Мы ж договаривались в семь, я в семь и пришел.

– Один хрен – штраф, – гудел теплым басом Василь Иваныч, – за опоздание на два месяца. Забыл, сукин кот, к старику дорогу?

– Дык…

– Забыл, забыл, Серый. Давеча на мертвяка в Орехово выезжал? Выезжал, ерш твою двадцать! А почему к дядьке Иванычу не заехал?

Сергей тяжко вздохнул, пожал плечами и принял на грудь штрафные сто пятьдесят. Крякнул, но, блюдя приличия, закусывать не стал. Василий Иванович убрал Ковалевские пузыри в холодильник и сел напротив,

– Что, брат, укатали сивку крутые горки? – уже тише спросил он, глядя в лицо старлея и разливая при этом еще по одной.

– Укатали, – признался Сергей, принимая стакан. – Вот бы с этой сраной сектой разобраться…

– Ша, – поднял ладонь Иваныч, – сейчас – гудим; работа – после.

Брусничка прошла легким огнем по пищеводу.

– Жениться не надумал? – хитро спросил Василий Иванович.

Ковалев мотнул головой.

– На ком? Идиотка мне и самому не нужна, а умная за нищего мента не пойдет.

– Экий ты шустрый, – усмехнулся Иваныч. – Есть женщины в русских селениях…

– Опять сватать начнете, – проворчал Сергей. – Лучше налить.

– А что, – снова прогудел Иваныч, приобретая нормальный тон, – налить – дело нужное, но ты от разговора не увиливай. Сватать, брат, дело хорошее и необходимое. А то ты захолостякуешь до моих лет.

– Так вы же не женились, – встрял Ковалев.

– Э, Серый, с меня пример не бери! Я ведь, брат, еще довоенного розлива. Меня ж финн в сорок первом так по башке шарахнул, что до сих пор не оклемался. Так вот, брат.

– Сколько ж вам тогда было?

– Ну, Серый, не строй из себя барышню или дебила. Сам знаешь, что мне сейчас шестьдесят четыре. Значит, в сорок первом мне было семь. Вполне сознательный возраст, а? Я ж тогда в Выборге жил, отец пограничил. А потом – эвакуироваться не успели, Виипури, финны. В лагерь нас не загнали, не гансы, и за то спасибо. А вот унижений нахлебались досыта. Когда наши пришли, мы с матерью уже не в Выборге жили, а в деревушке, финского названия не помню, сейчас называется Глебычево. Батрачили на финна, Пекконен его фамилия была. Добрый был, то ветчинки с душком подбросит, то хлеба подплесневелого. Короче, не давал с голоду сдохнуть. Так когда наши пришли весной сорок четвертого, я ему вилами в пузо. За доброту и ласку. Одиннадцать мне тогда было,

Иваныч напузырял еще по стакану, и мужчины махнули. Хмель не брал. Обоих переполняла злость – старая, всколыхнутая со дна, и молодая, азартная.

– Что, Василь Иваныч, точишь на финна нож? – как бы в шутку спросил Ковалев.

Иваныч вскинулся.

– Да ты что?! – изумился он. – То ж когда и с кем было? Иные времена и нравы. Нож у меня есть на кого точить и без этих старых воспоминаний. Секта эта сраная еще.

Ковалев насторожил уши. Работа, как бы от нее ни бегали все равно настигала в самый неподходящий момент.

– Так чем же она вам не угодила?

– Ха, не угодила, – хмыкнул Иваныч и разлил по стаканам остатки первого литра «бруснички». – Там, Серый, такая афера крутится, что и ФСБ не грех ею заняться.

Автовокзал был пустынен, и Крысолов понял, что зря приехал сюда. К счастью, в Карши он приехал в пятницу вечером, и джума-базар

уже отшумел. Крысолов снова сел за руль, успев поменять в ближайшей подворотне российские номера на местные. Комплекты документов – извлеченные вместе с подлинными номерами из тайника в Самарканде, – позволяли работать в этой республике. Такие комплекты Крысолов сделал практически во всех бывших республиках бывшего Союза, да и не только в них. На случай непредвиденных ситуаций во время миссий: о тайниках никто не знал, да и зачем? Вырулив на привокзальную площадь, Крысолов остановил машину и волей-неволей залюбовался… вокзальным зданием, выполненным в стиле мечети или медресе XVIII-XIX веков. Функционально и красиво.