Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 31 из 47



Каббалисты называли глубинную сущность Бога Эйн-Соф («Бесконечный»). Эйн-Соф непостижим, это имя даже не упоминается в Библии и в Талмуде. Эйн-Соф не является личностью, поэтому более точно обозначать Эйн-Соф как «оно», а не как «он». Однако непостижимое Эйн-Соф открылось человечеству в то же время, когда им был сотворён мир. Оно вырвалось из своего недоступного укрытия, словно огромное дерево, давшее побег, ветви и листья. Божественная жизнь достигла самых широких сфер, пока не заполнила собой всё сущее, но само Эйн-Соф оставалось скрыто. Оно было корнем дерева, источником его прочности и жизненной силы, но источником всегда невидимым. То, что философы называли атрибутами Бога — сила, мудрость, красота, разум, — проявлялись таким образом, однако, у каббалистов эти абстрактные качества превратились в активно действующие силы. Подобно десяти эманациям философов, они раскрывали различные аспекты неизмеримого Эйн-Соф и становились более реальными и более постижимыми по мере приближения к материальному миру. Каббалисты называли эти десять сил, внутренние измерения божественной души, сфирот («числа», «исчисления»). Каждая сфира имела своё собственное символическое имя и представляла собой один этап раскрытия Эйн-Соф, при этом они не являлись «частями» Бога, но вместе составляли великое Имя, неизвестное людям. Каждая сфира заключала в себе всю тайну Бога под своим особенным именованием.

Каббалисты толковали первую главу книги Бытия как иносказательное описание возникновения сфирот. Самое первое слово Библии, берешит, («в начале»), относилось к тому моменту, когда первая сфира, Кетер Элион («Высший венец»), отделилась от несказанной тайны Эйн-Соф как «тёмное пламя». Пока ещё ничего не открылось, ибо в первой сфире не существовало ничего, что могли бы постичь люди. «Он оставался непознаваемым до тех пор, — объясняется в книге Зохар, — пока вследствие сотрясения от прорыва не воссияла сокровенная небесная точка». Эта «точка» — вторая сфира, Хокма («Премудрость»), божественный план творения, представлявший собой предел человеческого понимания. «Того, что за этой точкой, невозможно ни познать, ни понять, — продолжает Зохар. — Поэтому и она именуется решит, Начало». Затем Хокма проникла в третью сфиру, Бина, божественный Разум, чьё «непостижимое сияние» было чуть «менее тонко и прозрачно, нежели предвечная точка». После этого «начала» одна за другой появились семь нижних сфирот, «расширяясь и расширяясь, каждая последующая образуя покров для предыдущей, словно оболочку мозга»[426].

Этот миф должен был пролить свет на неописуемый процесс того, как непостижимый Бог явился людям и создал из небытия Вселенную. В Каббале всегда присутствовал определённый сексуальный подтекст. Бина, также известная как Божественная Мать, чьё чрево, оплодотворённое «предвечная точкой», породило нижние сфирот, представлявшие собой те аспекты божества, которые могли быть поняты людьми. В первой главе книги Бытия их символизируют семь дней творения. Люди могут увидеть эти «силы» Бога в мире и в Писании: Рахамим (Сострадание) — также называемая Тиферет (Красота Бога); Дин (Строгий Суд), который всегда уравновешивает Хесед (Милосердие); Нецах (Долготерпение), Ход (Величие), Иесод (Постоянство) и Малкут (Царство), также называемая Шхина, которую каббалисты представляли как женское начало.

Сфирот не следует рассматривать как лестницу, связывающую божественную сущность с человечеством. Они наполняют наш мир и заключают его в себе, так что мы все охвачены и проникнуты этой деятельной божественной энергией. Поскольку сфирот присутствуют и в душе человека, они также представляют собой стадии человеческого сознания, через которые проходит мистик в своём восхождении к Божеству. Эманация сфирот отображает процесс, в результате которого безликое Эйн-Соф становится личностным Богом, описанным в Библии. Когда возникли три «высшие» сфирот, «оно» Эйн-Соф сменилось на «он». В следующих шести сфирот «он» превращается в «ты», сущность, с корой люди могли установить отношения. Наконец, когда Бог проявляется в нашем мире как Шхина, «Он» именует себя «Я», так как сам Бог также присутствует в каждом отдельном человеке. В ходе толкования пардес каббалисты постепенно постигали божественное присутствие в самых глубоких уголках души.

Каббалисты принимали всерьёз доктрину о сотворении мира ex nihilo, но переворачивали её с ног на голову. Это «ничто» не могло находиться вне божества, которое заключало в себе всё сущее. Бездна находилась внутри Эйн-Соф и была — каким-то образом — побеждена в процессе творения. Каббалисты также называли первую из сфирот, тёмное пламя, которым начался процесс откровения/творения, «Ничто», так как она не соотносится ни с одной сущностью, которую мы способны постичь. Творение действительно происходило ex nihilo. Каббалисты заметили, что в Библии содержатся два рассказа о создании Адама. В первой главе книги Бытия Бог создаёт адама, «человека», то есть, как решили мистики, первоначального человека, адама кадмона, вершину творческого процесса, сотворённую по образу и подобию Бога: божество проявилось в прообразе человеческого существа, сфирот приняли форму его тела и членов.

Во второй главе Бытия, когда Бог сотворил Адама из праха, он, как мы знаем, вызвал к жизни земное человечество. Этот земной Адам должен был осмыслить все тайны божества в первый Шаббат, но он упростил себе задачу и созерцал лишь Шхину, ближайшую и наиболее доступную из сфирот. Именно это — а вовсе не его непослушание — стало причиной падения Адама, нарушившего единство божественного мира, отделившего древо Жизни от древа Познания, сорвав плод с дерева, на котором он должен был висеть. Шхина была оторвана от древа сфирот и отделена от божественного мира.

Однако каббалисты были в силах объединить Шхину с остальными сфирот, выполнив задачу, порученную Адаму. В процессе своей экзегезы пардес они могли достичь созерцания всей божественной тайны во всей её сложности, и всё Писание стало зашифрованным рассказом о взаимодействии сфирот. История о готовности Авраама принести в жертву Исаака показывала как Дин и Хесед — Суд и Милосердие — должны действовать сообща, смягчая и сдерживая друг друга. Рассказ об Иосифе, который противился плотскому искушению и достиг власти, предотвратив голод в Египте, показывал, что в божественной душе воздержанность (Дин) всегда уравновешивается благодатью (Тиферет). Песня Песней символизировала тоску по гармонии и единству, которой проникнуты все уровни бытия[427].

Подобно тому, как Эйн-Соф передавалось, овеществлялось и сокращалось в постепенной эманации сфирот, так и божество выражало себя в ограниченных человеческих словах Торы. Каббалисты учились исследовать различные уровни Библии так же, как они созерцали оболочки божества. В книге Зохар Тора сравнивается с прекрасной девой, заключённой во дворце и имеющей возлюбленного. Она знает, что он всегда прохаживается взад-вперёд по улице под окнами её комнаты, надеясь увидеть её, и она открывает дверь, чтобы показать ему своё лицо — лишь на мгновение — и снова скрыться. Лишь её возлюбленный понимает значение её мимолётного появления. Именно так Тора открывается мистику. Сначала она подаёт ему знак; затем заговаривает с ним «из-за занавеса, который она повесила перед своими словами, таким образом, что они соответствуют способу понимания, дабы он мог продвигаться в нём постепенно»[428]. Очень медленно каббалист поднимается с одного уровня писания на другой — минуя нравственные размышления дараш, минуя загадки и аллегории ремез. Завесы становятся всё тоньше и всё прозрачнее, пока, наконец, он не достигает вершины прозрения сод, и тогда, наконец, его возлюбленная «предстаёт перед ним, лицом к лицу и держит с ним беседу обо всех её сокровенных тайнах, и обо всех тайных путях, что были сокрыты в её сердце с незапамятных времён»[429]. Мистик должен отбросить поверхностное значение Библии — все повести, законы и родословия — как любовник, который снимает покрывало со своей возлюбленной и учится познавать не только её тело, но и душу.

426



Zohar, 1.15.a in Gershon Scholem (trans. and ed.), Zohar, The Book of Splendour; Basic Readings from the Kabbalah. New York. 1949, pp. 27-28.

427

Fishbane, The Exegetical Imagination, pp. 100-101.

428

Zohar, II.94b in Scholem, Zohar, The Book of Splendour, p. 90.

429

Ibid.