Страница 24 из 77
– Небеса разверзлись!
Меня снова охватывает мания!.. предупредить!
– Эй, у окна! грубиян! идиот! моя нога! замолчите!
Вот и вся благодарность этих трусливых неудачников! Это я так говорю: неудачников!.. на самом деле, они засранцы… обосрались по уши!.. какая вонь! Вот уж смрад так смрад, представьте… порох… бенгальский огонь… сера!.. двенадцать… двадцать… пятьдесят зажигалок! прямо на них!
– Лютри оторвался!.. Лютри в воздухе!.. он пролетает над вокзалом Д'Орсе!.. он поднялся на высоту четыре тысячи метров!.. он проникает сквозь расщелину… вместе с женой, двумя дочерьми!.. я вижу его!.. я говорю с ним!.. я вижу их!.. уже больше не вижу!
Это была настоящая тревога?
Я больше не вижу мансард! не вижу куполов! все пропало в Небе! вот-вот, только что, повсюду вокруг нас! все для Лютри! все ему! небесам! тучам! телескопам! луне! разве что бездна нас всосет!.. шахта лифта!
Я что, преувеличил?
– Две бездны! две бездны! дерьмо!*[100]
Я бы мог их обложить покруче, если бы они хоть раз вылезли из-под стола, хоть раз за тридцать шесть налетов!
Лютри захотелось, чтоб все это взорвалось! все здание! чтобы он воспарил к звездам! вместе со своей лавчонкой! пусть его унесет вместе со всеми секстантами! пусть каждый рискует самостоятельно! таков мир! скрытный, подсматривающий, праздный!
Теперь он наблюдает за ними с обратной стороны, Лютри! Планеты, метеориты и тэдэ… он пересек зенит… и траектории полетов! и конвой самолетов, несущих бомбы, взрывчатку, молнию, гром!.. вот бы он порассказал теперь о пережитом небесном опыте!.. мы тоже, черт возьми, могли бы пересечь эту взрывчатку! параболу кладовки! черт! толчок! шквал шрапнели! чтоб оно все пропало! бумццц! один удар с Небес! бумццц! катакомбы! все зависит от музыки! Небо восстало против Земли! Г-жа Туазель должна была бы знать! она была там! эй, консьержка! только гляньте в окно… но она видит только Жюля!.. зачарована…
– Шнурок! Шнурок!*[101]
Я хватаю ее за горло и трясу… ору ей в ухо:
– Шнурок! Шнурок!
Я могу сколько угодно трясти ее, уговаривать, она не противится…
– Доктор! доктор!
Она плачет… Лили тоже плачет… из-за чего плакать?…
– Ох! ох! он хочет пить, доктор, у него жажда!
Это убийственно, смертельно! такая несознательность! я выталкиваю их в окно, туда, обеих! Лили! консьержку!.. и псину! и девку!.. всех, кто так надрывно орет! все это тухлое мясо! на улицу, вон!.. во вспышки! в первую очередь себя! всех до единого!.. пример! пусть все рванет! я иду! По мне течет кровь с 14-го! взрыв мельницы! ах, ему хочется пить? видите ли, художник хочет пить!
– Подожди, малыш!
Злость меня разбирает! удар чересчур силен! я уже не чаю остаться в живых! Лили, консьержка замечают, что я больше не смеюсь!.. они цепляются за меня… «у-у-ух!..» Я задыхаюсь… честное слово! они в таком отчаянии, что я решаюсь! прыгаю! спасать Жюля! они в меня вцепляются!.. барабум! мы отлетаем от окна! мы отброшены назад! в коридор! ударились о стену! Лили и консьержка на мне!.. Лили сжимает меня ляжками!.. ну и силища у нее в ногах! она сдавливает мне шею… «ууух!», я задыхаюсь…
– Не дергайся, дорогой! не двигайся! – не ходите туда, доктор!
И что это значит: «не ходите»?… «Андрэ, не двигайся!..» Кто же тогда пойдет, если никто не двигается? Андрэ поддерживает своей тушей буфет! я подпираю стену, и псина на мне… консьержка и Лили лежат на мне… перекатываются! они дрожат!.. врранг! они меня задавят… толкутся по мне… туда-сюда!.. валятся снова!
– Останьтесь, доктор! Останься, Фердинанд!
Побитые, исцарапанные, отброшенные, обсыпанные мелом!.. но думают они только о Жюле!.. Пойду-ка я сам за ним, за этим живчиком! художник, дырявящий небеса, дамский любимчик! я сдеру с него шкуру! он у меня отправится следом за Лютри!
– Вы сумасшедший, доктор! вы с ума сошли!
Чего она мне только не наговорила, лежа вот так, прижатая телом к моему телу!.. я на нее плохо действую, черт! бууум! опять нас отбросило! всех троих! перетасовало и прижало к противоположной стене… возле двери… почти на улице… хорошо подбросило, метров на пять… «Бенгалы» слепят глаза! бьют по глазам! это гораздо болезненнее, чем тумаки по живому мясу, мы как ваньки-встаньки! туда-сюда! кости трещат! по стенам, шкафам… ребра сломаны, честное слово, говорю как эксперт! разрывы так близко, что ничего не слышно! сознание меркнет!.. вы проваливаетесь в бездну… вспышка! я еще помню, что хватаю Туанон, вытаскиваю ее из-под стола! Тащу к стене, похищение! усаживаю рядом с Лили и собакой!.. как вам описать этот распад личности, измененное сознание, вспышкой молнии… прямо по глазам! я был деморализован! вспышка молнии! я забыл про развратника! из-за «Бенгалов»! точно! пуф! «Это бред! невероятный бред!» – воскликнули бы вы… но бред всегда невероятен! Вы считаете, что потоп возможен! а потом?… а после того… у меня нет сомнений! да? черт?… есть же еще и малютка? и что? тоже под столом!.. почти ослепленный, я все-таки видел ее задницу!
– Свинья! Свинья!
Буумс! бааамс! я вас не слышу! ну? ну? все кругом обрушивается, обваливается, грохочет!.. меньше чем за минуту, куда там, за четыре секунды, да нет, за две секунды мир изменился… я могу туда пойти! но я мешкаю… ни консьержка, ни Лили на меня не смотрят… они заняты одной мыслью: Жюль, любовь моя! чтоб я не сбежал, не удрал, не выпрыгнул! не трогал бы этого калеку-обрубка! не пульнул бы его в пространство! чтобы не унесло его… на восток! юг! север!.. я заставлю его парить над Лондон-стрит во взрывных потоках!
Вот когда бы они рванули к нему! они! они бы крикнули: «Играй мелодию!» может, это Страшный Суд? и он не бросает свой рожок! буря, качка, молнии! а рожок у него на шее… на шнурке! ну? ну и?… моя очередь смеяться!
– Почему вы смеетесь? почему?
– Потому что сейчас мы все затанцуем! и буфет, и привратницкая! и запрыгает ваша кривая рожа! Образина! и мельница! полька гончарных дел мастера!
Ах, она считает меня дураком! а я, я не могу не смеяться! могу же я немного повеселиться! щекотка!.. Бууум! пебо обрушивается на нас! горят крылья! три крыла!..
– А ваш мастодонт с пташками! храпун! Я его окликаю.
– Нет, нет цыплят, доктор! давно нет! бумаги!
– Ах, бумаги! он тоже взлетит! и сгорит! и его птички тоже!..
– Сюда, Пирам! сидеть, Пирам! оставайся с нами!
– В печь толстяка! но не Пирама!
Я обнимаю Пирама! прижимаю его… только у животины есть сердце… он скулит, жалеет свою девку! а ей-то на него наплевать! спряталась, скрылась!.. его маленькая хозяйка! эй-эй! эй-эй! нас всех облапошили! ригодон! бууум! да пусть все рушится! феерия!
Проспект разваливается на части!.. бомбы! они развлекаются, мы смеемся… только это нам и остается! тысячи и тысячи самолетов пролетают над морями, океанами, поднимаются к звездам, летят над горами, над Бюцентавром,*[102] Альпами, и только для того, чтобы устроить бесцельную вакханалию! чертова немчура, из-за нее переворачивают все вверх дном!.. Грюююк!.. Грюююк!.. Грюююк!.. их авиация – полное дерьмо… ну повезло! да здравствует метро! да здравствует станция «Жоффрен»!
Только чтобы эта падаль не вылезла из-под стола, из своего говна! никогда! задохнувшиеся, спекшиеся, вонючие, пусть подыхают! Бууум!
– Не двигайся, Андрэ!
Этот тоже не двигается!.. консьержка думает только о Жюле, и все, беспокоится только за него!..
– Бедный Жюль!.. бедный Жюль!..
Он притягивает к нам молнии, смерть… ох, женщины… надо было бы покончить с ним раньше, надо было бы придушить его в его же мастерской, тогда бы он не стоял сейчас там, вверху! не навлекал бы на нас английские армады!
– Бедный Жюль!.. бедный Жюль!..
Лили опять за свое! Как она за него переживает!
100
Выражение «две бездны» отсыпает читателя, и прежде всего самого Селина, к мысли, высказанной Паскалем: «Считая себя ограниченным рамками, данными ему природой, находясь между двумя безднами – бесконечностью и небытием, он вздрагивает при виде собственного совершенства».
101
Об этом шнурке, т. е. звонке, по которому парижские консьержки обязаны были ночью открывать дверь для жильцов, проживавших в доме, смотри подробно ниже.
102
Название Бюцентавр, возможн, искажение Центавра, известно выражение «альфа Центавра».