Страница 2 из 23
цветном экране компьютера мелькнули последние страницы, испещренные
причудливыми неровными письменами на непонятном языке, и работа завершилась: на
полу осталась огромная кипа бумаги, пергамента и всего, на чем только мыслимо
писать, а на столе возле компьютера были аккуратно сложены несколько десятков
дискет. Они легко разместились в одном отделении большой дорожной сумки, в
которой уже лежали какие-то пожитки, пара книг и портативный компьютер
Notebook9 фирмы Toshiba9. Монах застегнул все молнии и потушил свет. Так
прошел вчерашний день.
А сегодня… Дыхание молодого монаха не выравнивалось и становилось хриплым.
На бледном лбу выступил пот. Старший товарищ подхватил его, обняв и не давая
упасть.
Ну что? Скажи!
Лицо молодого исказилось страданием, но он отрицательно замотал головой.
Обет?
Слабый утвердительный кивок.
Глупость все это, говори! Япрошу!
В ответ юноша попытался еще раз показать нет9, но уже не успел… тихо
замер в руках товарища.
*
В небольшой больничной келье собралось несколько монахов молчальников. Возле
кровати, где лежало тело молодого монаха, переминалась с ноги на ногу
старенькая женщина-врач, крайне неловко чувствующая себя в этой обстановке.
Пожилой монах, на руках которого скончался молодой человек, жестом пригласил
старушку следовать за собой, и они вышли в монастырский двор.
Спасибо вам большое, Анна Петровна, мы все прекрасно понимаем, вы проделали
такой тяжелый путь, в выходной день.
Да что вы… простите, не знаю, как вас, отец?..
Нет, нет. Для вас Павел Ильич.
Да, Павел Ильич. Японимаю, три часа это такой срок, что все уже может быть
ни к чему, но меня нашли только сорок минут назад…
Да что вы, Анна Петровна…
Нет, нет, я закончу. Меня только нашли, и я сразу собралась и поехала с
вашими… ну, с братьями, что приехали, а остальные доктора на огородах своих, разве ж их застанешь? Ая уже старая куда мне в огород дети за меня и внуки, а
я, хоть двадцать лет на пенсии опять дежурный врач, такая вот жизнь. Изнаете, я
сразу, как пришли и показали мне жестом, поняла даже до того, как очки нашла и
записку прочитала, поняла, что с Андрюшей это…
Павел Ильич, как мог, делал успокаивающие жесты, не имея возможности даже
слово вставить в бурный поток речи старенькой женщины.
Это так все ужасно! Такой молодой… Но мы, к сожалению, должны думать не
только о душе. Вы уж извините меня, Павел Ильич, но нам надо решить, как
оформлять данные о смерти.
?..
Понимаете, Павел Ильич, мы с вами знаем, что у Андрюши был СПИД, но для
того, чтобы не возбуждать общественность, давайте напишем, что это внезапная
остановка сердца вследствие врожденного порока. Ведь, в конце концов, это тоже
правда, оно же остановилось, сердце-то. Авскрытия все равно делать никто не
будет, да и некому сейчас, на огородах все, клубника пошла… а? Давайте
остановку сердца напишем?!
Очем речь, Анна Петровна! Какое это имеет значение? Вам лучше знать, как
написать, чтобы избавить и себя и нас от никому не нужных проблем. Андрюше это
безразлично.
Значит, я так и написала. Справочку в понедельник можно будет взять в
регистратуре, справочку о смерти, как вы понимаете. Только действительна она
несколько месяцев, не помню уж точно, сколько.
Ачто ж, после окончания срока действия справки, Анна Петровна, надлежит
воскреснуть из мертвых?
Да нет, нет, Павел Ильич, грех так шутить, за это время надо взять
свидетельство. Сви-де-тельство о смерти, которое уже можно всюду
предъявлять… Да! Андрюша, Андрюша… Ародным позвонили?
Нет. Он не оставил ничего ни адреса, ни телефона ни родителей, ни кого
другого. Он и здесь был, чтобы освободить всех от себя… Язнаю, что он из
Москвы. Завтра поеду, разыщу мать с отцом… Спасибо вам, Анна Петровна…
Да, да, я уже иду домой… Так все это ужасно… Для вас это не сильный
грех, Павел Ильич, что вы со мной разговариваете?..
Нет, нет! Не беспокойтесь. Явообще здесь только гость. Еще раз благодарю, Анна Петровна, позвольте проводить вас.
Они пошли к воротам, где их дожидался монастырский конюх с повозкой, являвшей собой причудливую помесь кареты с телегой. Глухонемой от рождения
конюх поглаживал смирную пегую лошадку и что-то ласково мычал, заглядывая ей в
глаза. Увидев подходящих к повозке Павла Ильича и Анну Петровну, он проворно
залез на козлы и взял в руки поводья. Павел Ильич помог Анне Петровне усесться
на обитое дерматином сиденье. Старушка тяжело вздохнула: Ох! Доживете до моих лет, Павел Ильич!
На лице монаха едва заметно промелькнуло подобие улыбки. Он махнул рукой
вознице и еще раз, на прощание, поклонился Анне Петровне.
Павел Ильич развернулся и пошел назад, немного отклонившись в сторону
монастырской трапезной, небольшого, но аккуратного и недавно
отреставрированного здания, на дверях которого висела табличка: Бесплатно.
Открыто для всех желающих с 12 до 16 часов. Ежедневно. Просим соблюдать
тишину9. Он заглянул внутрь, чтобы проверить, все ли в порядке. Взале было
совсем немного народа. Три старушки за одним столиком заканчивали есть второе и
с осуждением смотрели на примостившегося в самом углу дедка, который не сводил
жадных глаз с дымящейся перед ним тарелки супа и в то же время судорожно и
воровато пытался открыть под столом бутылку водки, с которой никак не хотела
слезать уже открученная винтовая крышка. И, наконец, еще один соседний с дедком
столик был занят семьей из четырех человек: тремя детьми и матерью. Мальчик лет
восьми, больной с синдромом Дауна, две девочки, маленькая лет пяти и старшая
четырнадцати. Она и привела сюда на обед братика, сестричку и мать, вконец
спившуюся женщину без возраста, что сидела с отсутствующим видом в самом углу.
Пока дети жадно ели (старшая девочка все время помогала брату, не способному
нормально держать ложку), мать даже не притронулась к своим тарелкам, а взор
ее, на первый взгляд рассеянный и пустой, был прикован к деду за соседним
столом. Ее пальцы, держащие кусочек хлеба, то нервно стискивали мякиш, когда
пробка вот-вот была готова соскочить с горлышка поллитровки, то, дрожа, расслаблялись, когда жестяная крышечка вновь цеплялась за стеклянное утолщение
на горлышке и глухо щелкала о заскорузлый и грязный ноготь на большом пальце
старика.
Павел Ильич, оставшись незамеченным, вышел и вернулся в келью покойного
Андрюши. Тело уже было накрыто простыней и монахи собирались расходиться, чтобы
подготовить все необходимое к прощанию и погребению. Павел Ильич жестом
пригласил старшего из них, маленького, сухонького, как лунь, седого старичка, проследовать за собой. Тот с готовностью подчинился, и уже через минуту они
были в келье у Павла Ильича. Между ними состоялась краткая, из одних жестов, беседа.
Павел Ильич обвел руками компьютер, сканер, копировальную машину и направил
ладонь на старика. Тот поклонился благодарно, но, вздохнув, выразил свое
недоумение и неосведомленность в этой технике. Павел Ильич указал ему на
несколько толстеньких брошюр с инструкциями. Старик согласно кивнул. Затем
Павел Ильич вынул из-под койки дипломат”” и открыл его. Дипломат”” был заполнен
пачками денег по сотне стодолларовых купюр каждая. Глаза старика выразили
что-то похожее на ужас, но Павел Ильич подозвал его к окну и повелительным
жестом указал на трапезную. Старик кивнул и вопросительно указал перстом на
облупившиеся стены и полуразрушенную колокольню. Павел Ильич не согласился, снова махнул рукой в сторону трапезной и пристально посмотрел на старика. Тот
покорно кивнул и, сделав шаг к Павлу Ильичу, прижался к его груди. Почему-то