Страница 93 из 116
Взятие Азовской крепости после длительной осады — «стеснения» — далось небольшими потерями. Если не считать урон в людях по первому Азовскому походу, особенно при возвращении полков домой, когда множество людей замёрзло в степи по ночам, умерло от голода и повальных болезней. Патрик Гордон так определил потери царского войска под городом-крепостью:
«Во время этой осады было убито и умерло от ран и болезней не более 1000 человек, среди которых славный полковник Левистон, 8 или 10 офицеров и около 30 дворян, а также два инженера. Из черкасов, или гетманских казаков, убито 700 человек, в основном во время вылазок из города».
В Первом Азовском походе только в гордоновских полках насчиталось потерь 1875 убитыми и умершими, в том числе более 50 офицеров. У генералов Лефорта и Головина тогда потерь набиралось не меньше.
В тот же праздничный для русского воинства день взятия Азова царь Пётр I известил об этом событии стольный град Москву:
«Ныне со святым Павлом радуйтесь всегда о Господе и паки реку радуйтесь...»
Радоваться самодержцу всея Руси было от чего. Ведь перед ним пал тот самый город-крепость Азов, от обладания которым пришлось отказаться его деду царю Михаилу Фёдоровичу в 1642 году из-за недостатка сил и средств. Таким образом Стамбул расплатился с Москвой за ранее разорённый Чигирин.
Военный историк П. О. Бобровский напишет по поводу взятия Азовской крепости следующее:
«И знали всё, что успехом обязаны Командору морского каравана, первому русскому капитану русского флота Петру Алексееву...»
Вслед за Азовской крепостью сложил оружие и гарнизон форта Лютик. Из него турок выпустили с личным имуществом, но уже без личного оружия. Тем пришлось расстаться даже с ятаганами и пороховницами. В форту нашлась 31 пушка. Патрик Гордон так описал падение форта Лютик в своём «Дневнике»:
«Казаки в беспорядке отправились вверх по реке и призвали защитников крепости Лютик к сдаче, заявив, что Азов уже сдался. Им не поверили и потребовали оставить заложника, пока турки пошлют человека узнать правду; если же это действительно так, то они сдадутся. На том и сошлись. Посланца из Лютика доставили в Азов, где он увидел всё, что хотел. Назад с ним отрядили своего посыльного с предложенными генералиссимусом условиями, ведь теперь склонить к сдаче в плен уже не представляло труда. Но Его Величество, лично присутствовавший здесь, пожелал проявить такое же великодушие, как и к азовцам — к тому же это был первый случай показать, что московиты, как и другие, умеют принимать капитуляцию...
Поэтому вместе с турком и 300 верховыми послали русского дворянина с тем условием, что гарнизон должен оставить на месте оружие, выйти в чём есть и взять столько провизии, сколько можно унести. Тогда их благополучно доставят к реке Кагальник. Те с радостью согласились и вышли из крепости в количестве 115 человек...»
Пётр, проявляя такое великодушие к неприятельскому гарнизону форта, попросил генерала о следующем:
— Ваша светлость, при московском войске здесь присутствует немало цесарцев и других иноземцев. Желал бы и в этом случае показать великодушие наше победителей. Потому, Пётр Иванович, распорядитесь моим именем по поводу последних турок на берегах Дона...
— Будет исполнено, мой государь. Думаю, что цесарцы о вашем новом соизволении благодушия к побеждённым сей день отпишут в Вену и имперскому послу в Москву...
Выполняя царское поручение, генерал-инженер оставил в «Дневнике» следующую запись азовских дней:
«...Гарнизон Лютика прошёл мимо нашего лагеря и получил 20 лошадей, чтобы увезти свои багажи и запасы, так как ему было дозволено взять с собою большую часть имущества. Мы довели его до реки Кагальника и затем представили итти, куда он желает».
Думается, что щепетильный в записях Патрик Гордон опустил здесь некоторые «неприятности». Эти события немецкий историк Байер в своём «Кратком описании всех случаев, касающихся до Азова от создания сего города до возвращения онаго под Российскую державу», описывает несколько иначе и с неточностями в цифрах:
«Того ж дня здался Лютик на дикрецию. Сию крепость принял у турков стольник Иван Бахметьев с донскими казаками. Пушек найдено там 40, пороху 150 фунтов, а свинцу, также ядер больших и малых и других военных припасов большое число. Находившихся там 200 человек турков оборвали казаки (то есть «обчистили». — А. Ш.) и отпустили их в степь в серых кафтанах с мешками, в которые дано было им столько хлеба, чтоб степь перейти...»
У донских казаков, которые веками не жизнь, а на смерть бились на берегах Дона, в степи с османами — турками и крымскими татарами, жалости к ним никакой не было. Слишком много на полях битв осталось лежать казаков, а на берегах вольной реки насчитывалось сожжённых городков донского казачества.
Ещё не начались официальные торжества по случаю взятия Азовской крепости, как Пётр I в присутствии генералов допросил изменника голландца Якушку Янсена:
— Как ты мог, христианская твоя душа, изменить клятве, данной мне, царю всея Руси, на Библии? Как ты мог предать магометянам христианское войско, которое из-за тебя побито было?..
Закованный в железо янычар Яков Янсен упал на колени перед царём и, пока не прося прощения именем Бога, сказал:
— Ваше царское величество! Готов искупить содеянное золотом азовского паши.
— Каким ещё золотом, злодейская твоя душа, Якушка?
— Я знаю тайную пещеру под азовскими стенами, где оно запрятано вместе с шелками и серебряной посудой.
— Но и что ты хочешь от меня тем, вор?
— Отдам всё богатство это, только пощади жизнь несчастного голландского моряка во имя Всевышнего...
Был послан Преображенский офицер с караулом солдат для присмотра за изменником Якушкой. Ту потаённую пещеру под сводами одной из крепостных башен действительно нашли. Но сколько ни перекапывали в её углах землю, так ничего и не нашли.
Хитрость лукавого изменника Якушки не удалась. Пришлось его стеречь со строгостью, опасаясь, что он не доживёт до казни в Москве. Стрельцы, потерявшие по его «вине» немало своих товарищей в Первом Азовском походе, не раз побуждались к расправе над новоявленным янычаром. Но царь-государь приказал строго-настрого:
— Беречь изменника Якушку караульным пуще жизни. Живым соблюсти до Москвы. Пущай все видят, каково творят с изменниками у нас на Руси...
Для пущей сохранности «злокозненного гада» Яна Янсена перевезли из крепости в одну из каланчей. Там «немчин перемётчик» был посажен в каменное подземелье башни перед его отправкой в Москву на казнь. Любой допуск к нему стрельцов был высочайше воспрещён.
Злоба царя на изменника Якушку за прошлогодние неудачи была столь велика, что о его поимке он сообщал едва ли не в каждом письме, отправленном после победы из-под Азова в Москву. Так, в письме князю-кесарю Фёдору Юрьевичу Ромодановскому, своему наместнику в Москве по случаю Азовского похода, самодержец писал:
«Известно вам, государю, буди, что благословил Господь Бог оружия ваша государское, понеже вчерашнего дня молитвою и счастием нашим, государским, азовцы, видя конечную тесноту, здались; а каким поведением и что чево взято, буду писать в следующей почте. Изменника Якушку отдали жива. Питер (по-немецки). 3 галеры Принцыпиум, июля 20 дня».
Азовская виктория в русских войсках в осадном лагере была отмечена с большой торжественностью — молебном в походных церквах и пиром для всех винских чинов. Празднество проходило 20 июля в понедельник, который трудно было назвать днём трудным. Патрик Гордон записал кратко о событиях того июльского дня:
«Мы были на радостном пиру у генералиссимуса, где не щадили ни напитков, ни пороху».
Пороху действительно не жалели. С галер, которые встали на якорь у самого города, то и дело раздавались трёхкратные ружейные залпы. С осадных батарей день и всю ночь до утра гремели победные оглушительные залпы. Радостная пальба раздавалась даже в обозе. Победной эйфории предался даже генерал-инженер Патрик Гордон, разрядивший в воздух все свои пистолеты. Всюду, даже у солдатских костров звучало: