Страница 92 из 116
— Многие янычары мной недовольны. Если они убьют меня этой ночью, то крепость ещё будет защищаться. Так и знай...
19 июля в 5 часов утра начался выход турок из города к лодкам, подведённым к берегу ниже крепости. Капитулировавший гарнизон проходил между двумя шеренгами восьми русских полков. Турки шли в беспорядке, кто как успел собраться. Они шли, не поднимая глаз от земли, нагруженные узлами с домашними вещами, обвешанные оружием, которое не пожелали оставить победителям. Лодки для них были подведены к берегу Дона ниже города.
«Некоторые, — сообщает в своих записях генерал Патрик Гордон, — сели в лодки в самом городе, чего не имели права делать по условиям капитуляции. Но мы, — прибавляет он, — рады были их выпустить и на мелкие нарушения смотрели сквозь пальцы».
Всего из крепости вышло около 3000 вооружённых турок, не считая их семей и мирных жителей-мусульман. На берегу их поджидало 30 стругов и две галеры для перевозки к устью реки Кагальник, где расположился походный лагерь крымской конницы.
Последними крепость покинули азовский комендант бей Гассан Арасланов, янычарский ага с «несколькими важными особами» из числа гарнизонных военачальников. Вместе с ними выступали знамёнщики с 16 знамёнами. Свита бея с нарочито гордым видом стала не торопясь спускаться к донскому берегу.
Там её в окружении генералов и полковых начальников, принарядившихся по такому торжественному случаю, поджидал русский главнокомандующий боярин-воевода Алексей Семёнович Шеин. При виде подходившего неприятельского гарнизонного начальства он приказал стоявшей позади него шеренге полковых барабанщиков и музыкантов:
— Играть походную!
По этой команде мерно забили барабаны. В унисон им на донском берегу празднично заиграли фаготы, габои, трубы, кавалерийские рожки.
Едва только турки стали покидать город, как в нём уже появились малороссийские казаки, начавшие грабёж уцелевших домов и янычарских землянок. Желая получить добычу, они вышли из подчинения своего наказного гетмана Якова Лизогуба. Черниговский полковник оказался бессилен навести порядок в своём казачьем войске.
Заметив это и поняв, что воспрепятствовать уже нельзя, «капитан Преображенской бомбардирской роты Пётр Алексеев» сказал оказавшемуся рядом генерал-инженеру Гордону:
— Ваша милость, твой Бутырский полк стоит на берегу. Дай султанскому бею и знамёнщикам караул, иначе лизогубовцы оставят их без штанов, а нас без знамён.
В царском окружении засмеялись. Не смог погасить улыбки даже генералиссимус Шеин, с суровым для басурман видом восседавший на коне, украшенном дедовской сбруей с серебряными бляхами.
Гордон, поклонившись государю, быстро сбежал к реке и дал команду одному из ротных офицеров. Тот, приказав солдатам вставить багинеты в дула фузей, с обнажённой шпагой быстрым шагом повёл их к воротам крепости. Другому офицеру генерал приказал проводить турецких военачальников к главнокомандующему боярину Шеину.
Бей Гассан Арасланов молча, с поклоном передал русскому главнокомандующему символические ключи от Азовской крепости. После этого комендант произнёс:
— От себя лично и гарнизона крепости благодарю вашу светлость за честное выполнение обещанных условий сдачи.
Генералиссимус Алексей Семёнович Шеин на то ответил:
— Мы своё слово на войне держим. Однако поторопись, паша, с отъездом от Азова — кабы наши казачки непристойного с твоими турками чего не учинили...
Потом по команде бея офицеры-знамёнщики с поклоном сложили знамёна под ноги боярского коня и после этого, поспешая, пошли к лодкам. Их и Гассана Арасланова поджидала последняя. Остальные уже отчалили от берега и поплыли вниз по реке до устья реки Кагальник. Там остатки султанского гарнизона (много турок пало во время штурмов, вылазок и бомбардировок) уже поджидал Нураддин-султан, извещённый о происшедшем.
Но на этом торжественная церемония принятия капитуляции турецкого гарнизона не закончилась. Ему ещё предстояло пройти перед русской Донской военной флотилией. В дневниковых записях Патрик Гордон оставил следующее описание этой картины:
«Наши галеры были построены в порядке на якорях, и лодки были пропущены мимо них по узкому проходу при залпах из крупного и мелкого оружия. В этом было несколько тщеславия для нас и слишком мало чести для тех».
На следующий день остатки азовского гарнизона перешли на стоявший близ устья Дона султанский флот и на его кораблях отправились в Турцию, в Стамбул. Азовский гарнизон принимал турначи-паша. Ему не в чем было упрекнуть крепостного бея Гассана — янычары держались стойко, бились храбро, но всё было против них.
После этого крымская конница покинула берега реки Кагальник и ушла к Перекопу. Хан Селим-Гирей понял, что на сей раз для него война в донских степях закончилась — иначе русские вновь могли появиться на таврической земле, и тогда — кто его знает — за Турецким валом можно было и не отсидеться.
Русские войска — десять пехотных полков — под барабанный бой вошли в оставленный город, представлявший собой картину полного разрушения после многомесячных артиллерийских бомбардировок и пожаров. Солдатские батальоны один за другим проходили по дороге к крепостным воротам мимо царя, стоявшего в окружении генералов. Каждый полк Пётр со всем торжеством полководца-победителя приветствовал словами:
— Солдаты России! Поздравляю вас с великой викторией! Благодарю за верную службу!..
В ответ из солдатских рядов каждый раз раздавалось громкое и искренне радостное трёхкратное:
— Ура! Ура! Ура!
Азов — и город, и крепость — был пуст. Он словно вымер давным-давно. Генерал и адмирал Франц Лефорт был среди тех, кто первыми посетил павшую твердыню. Царю Петру Алексеевичу он сказал:
— Такое впечатление, ваше величество, будто город лежал несколько столетий в запустении. По его развалинам бродят одни голодные собаки. Даже нищих нет.
— Ты, ваша милость, такое на прошлых войнах, наверное, уже видывал не раз?
— Нет, мой государь, в Польше и Померании горожане обычно откупались. Если и защищались, то не часто...
«Я отправился, — пишет в «Дневнике» Пётр Иванович Гордон, — посмотреть христианскую церковь и две мечети, которые оказались разрушенными бомбами. Вообще город представлял кучу мусора. Целыми не остались в нём ни одного дома, ни одной хижины. Турки помещались в хижинах или пещерах (землянках. — А. Ш.), которые находились под валом или около него».
По законам всех войн того времени победители получили право и время на поиски добычи во вражеском стане. Гордон об этом оставил такую дневниковую запись:
«Когда мы вступили во владение городом, солдаты были заняты тем, что отыскивали и отрывали предметы, спрятанные турками; они нашли значительное количество посуды и одежды, однако все незначительной цены».
Победителям в качестве трофеев достались 92 пушки, в том числе дробовики и тяжёлые пищали, невесть как оказавшиеся в турецкой крепости, 4 современные мортиры. Оказалось, что турецкий гарнизон не испытывал «скудности» в продовольствии и порохе, но свинец для пуль подходил у него к концу.
По этому поводу осталось два интересных свидетельства. Первое — переводчика Посольского приказа Петра Вульфа, который находился при шеинской штаб-квартире. Второе — письмо, отправленное из-под Азова в Москву, в Посольский приказ по случаю одержанной победы.
«Впрочем же, — пишет Вульф, — сей город — ныне пустое место, и так бомбами разорили, что такой зрак имеет, будто за несколько сот лет запустошён был. В разных местех нашёл яз в нём изрядную пшеницу, сухари, хорошую муку, паюсную икру и солёную рыбу. Итако у них в запасе скудости не было; но в свинце у них больше всего недостаток был. На верху, между земляного валу и каменной стены, нашёл я изрядный, камением выкладенный студёный кладезь с преизрядною водою».
В письме, адресованном Посольскому приказу, говорилось следующее: «А в Азове, городе белом каменном, принято 92 пушки, 4 пушки мозжерных огнестрельных и всякого оружия много; пороху много в трёх погребах; олова множество, свинцу малое число; хлебных запасов: муки и пшеницы премножество; рыбы вялой, икры паюсной много ж; мяса копчёного и иных снастей много».