Страница 94 из 116
— Слава царю Петру Алексеевичу!..
— Виват! Виват! Виват!..
Только казаки особо не растрачивали огненное зелье по-пустому. Они знали ему цену в порубежной жизни и потому берегли каждый выстрел. Донцы знали — завтра царские войска уйдут с победой в стольный град — в далёкую Москву, а им вновь приходилось оставаться один на один с Диким Полем, по которому гуляли разбойные орды крымского воинства.
Патрику Гордону со стороны казалось, что всей этой праздничной эйфории только его венценосный воспитанник в ратных науках не потерял голову. Об этом говорили прежде всего его глаза — настороженные, озабоченные чем-то. Под вечер на хмельном пиру Пётр доверительно сказал шотландцу, но так, чтобы не слышали многие:
— Ваша милость, мне угодно знать ваше генеральское слово о сей виктории. Чем она далась мне, государю? Из чего она произросла?..
Патрик Гордон ответил без промедления:
— К обеду завтрашнего дня изложу всё мною думанное о виктории вашего величества на бумаге. Всё, что моему государю хочется знать о его первой победе. Изложу всё, что мной надумано за осадное время.
— А пока мой тост, ваше величество, Пётр Алексеевич! — Генерал поднялся со скамьи. — За викторию царя московского, за викторию русского оружия! Виват, господа генералы и полковники!
В царском шатре под звуки пушечного залпа (артиллерийский капитан-распорядитель стоял у входа) в который уже раз раздалось:
— Виват! Виват! Виват царю Петру Алексеевичу!
На следующий день, как было сказано, генерал-инженер предстал перед государем. Он положил перед ним на походный складной стол несколько крупно исписанных листков бумаги. Сказал:
— Ваше величество, вот изложение моих мыслей по поводу причин одержанных твоим войском виктории. Прочти, мой государь, и не суди строго своего генерала, если не так что написано.
Пётр Алексеевич читал бегло и молча. Он, как мудрый правитель, больше всего желал знать правду о себе и о своих трудах державных. Но без постоянной лести своего окружения. Такую правду могли ему сказать только князь-кесарь Фёдор Юрьевич Ромодановский, генерал-наставник Патрик Гордон, боярин-воевода Борис Петрович Шереметев да ещё входивший в силу сержант-преображенец Алексашка Меншиков. Остальные в силу вековой традиции боялись царского гнева за слово правдивое. Царская опала могла быть пострашнее тюремного заключения.
Умудрённый годами и убелённый сединами на царской службе шотландец тоже мог бы страшиться царского гнева. Но Пётр Алексеевич был его учеником и чтил воспитателя. Потому ему можно было высказать (но не всегда и не по всякому случаю) всю правду. Гордон писал откровенно, полагаясь на опыт человека военного:
«...Эта экспедиция имела больший успех, чем предыдущая годом раньше, по следующим причинам:
1. Христиане, вдобавок к коннице, имели вдвое больше пехоты, чем раньше.
2. Гарнизон крепости был едва ли не вдвое слабее, чем в первый раз, и состоял в основном из новых и необученных людей.
3. В городе сильно не хватало амуниции, особенно свинца, и не было никакой надежды получить провизию.
4. Не было, как в прошлом году, тройного начальствования армиями (триумвирата) — то есть разногласий и соперничества, командование сосредоточилось в одних руках; следовали только советам лучших специалистов.
5. Подошли на 6 недель раньше и не дали туркам переправить в город провизию, амуницию и подкрепления.
6. Разгром главного флота турок обескуражил последних, отнял у них решимость и надежду на успех: они видели, что устье Дона прочно охраняется русским флотом и сильными, хорошо укомплектованными людьми фортами.
7. Велась огромная работа по продвижению насыпи к стенам, так что насыпь грозила нависнуть и похоронить турок под собой живыми. Помешать же этому они не могли — ни делая вылазки, так как вязли в рыхлой земле, ни втаскивая землю внутрь города, что было невозможно из-за их малочисленности.
Но главную причину успеха следует видеть в «перводвигателе», то есть Его царском Величестве, исключительными заботами, стараниями и неустанными трудами которого всё было подготовлено к раннему началу похода, построен и оснащён флот в 20 галер, 20 галеасов и 4 бранда...»
Не дочитав написанное до конца, Пётр встал и сказал:
— Дочитаю всё опосля, вечером за свечью. Тогда и думать будет спокойнее. А тебе, ваша милость, моя царская признательность за слова написанные, моим мыслям созвучные. Ещё раз спасибо, Пётр Иванович, за службу царству Романовых, Русскому царству.
Государь после сих слов обнял генерала. Они поцеловались. Тут как тут уже стоял обходительный сержант Алексашка Меншиков, держа в руках два доверху наполненных кубка вина испанского. Пётр сказал:
— Ещё раз за одержанную викторию. За завтрашние труды.
Гордон от себя с лёгким поклоном добавил:
— За будущие виктории армии государя Петра Алексеевича. Виват, мой государь!
Пётр Алексеевич, осушив до дна кубок, расцеловался с Патриком Гордоном. Он знал цену искренности похвальных слов служилого иноземного генерала. Тот всегда говорил с ним наедине без обману, без лести и без притворства царедворца.
...В первопрестольной и белокаменной Москве-столице долгожданное известие о взятии Азовской крепости встретили с огромной радостью. По велению патриарха Адриана ударили в большой колокол. На его звуки откликнулись малиновым перезвоном колокола всех московских церквей и монастырей.
И этот звон пошёл по всей Руси Великой. Во всех православных храмах шли заздравные богослужения во славу русского оружия. Всюду славили царя Петра I Алексеевича и Романовых и взятие ключа к Азовскому морю. И это было ещё не всё.
Взятие города-крепости Азова произвело большое впечатление на европейцев. Внушительных побед Русского царства они давно уже не знавали после Ливонской войны царя Ивана Васильевича IV Грозного.
Бережение выхода в Азовское море. Таганрог
Одержанная виктория на самой северной окраине огромной Блистательной Порты турок-османов повергла начинающего рулить царством Петра в немалое раздумье. И было от чего.
Азовская крепость после великих воинских трудов была взята. Выход из Дона в Азовское море для русских мореходов открылся, как казалось, навечно. Теперь одержанную ценой большой крови победу следовало реализовать в интересах государства Российского, как то мыслил теперь единоправный самодержец Московского царства.
Ещё не отгремели праздничные пушечные залпы на донских косогорах, ещё не всё отпущенное было выпито за викторию, как пришло время для серьёзных трудов. На отвоёванном морском берегу следовало закрепиться, встать по возможности крепко на ноги.
Царь приказал начать восстановление разрушенной крепости. Такой указ он издал уже на второй день после выхода турецкого гарнизона из Азова. Государь собрал в своей палатке ещё не проспавшихся после ночного пира генералов и поставил им следующие задачи:
— Вам, Франц Яковлевич и Автоном Михайлович, послать солдат-землекопов более и засыпать все апроши. Срыть все осадные батарейные позиции. Туры пустить на дрова. Чтобы крепость со стороны поля была как крепость. Не дай бог, турки подступятся — чтобы ни одной траншеи им не видеть. Сровнять все наши осадные строения с землёй...
— Вам, Пётр Иванович, и господину-инженеру де Левалю представить мне план крепостных земляных укреплений. Для новой постройки, по европейскому типу. Гарнизон в Азов-городе будем ставить...
— Вам генерал-профос, князь Львов Михаил Никитич, составить опись всего взятого азовского имущества. Составить опись самого города, что нашими бомбардировками не разрушено...
— Такую опись Лютика составить стольнику Бахметеву. Немедля его отправить в форт. Сие укрепление срывать не будем. Он нам ещё сгодится на Дону...
— Вам, мой атаман Фрол Минаев, будет моя награда. За царскую службу жалую твоим донским казакам всё мелкое оружие и воинские припасы, какие нашлись в Азове.