Страница 31 из 91
— Вот и хорошо, что Арсен Викентьевич познакомил нас, — сказал Володя. — Я не сомневаюсь, что вы обо всем рассказали искренне. Каждый из нас пережил нечто подобное. Но нам жить одними горькими или сладкими воспоминаниями нельзя. Там, за линией фронта, теперь каждый гражданин спрашивает себя: что я сделал для победы над врагом? Этот же вопрос ставим и мы перед собой. Одними ахами да охами дело не поправишь. Мы также должны бить врага. Вы готовы к этому?
— А что я должна делать?
— Арсен Викентьевич, видимо, кое-что уже сказал вам?
— Да, он сказал, чтобы мы устраивались в городской комиссариат и обеспечивали своих людей документами.
— Правильно. Пока что и этого с вас хватит.
— А это и не так уж мало, — послышался у нее за спиной незнакомый хрипловатый голос.
Валя быстро оглянулась. Она не слыхала, как из другой комнатки тихо вышел высокий, худой, белесый человек и стал за ее спиной. Его появление не удивило ни Володю, ни Арсена Викентьевича, поэтому испуг Вали сразу же исчез, человек, видно, свой.
— Знакомьтесь, — сказал Володя, — это Сергей, офицер. Мы помогли ему выбраться из лагеря военнопленных, а вы помогите сделать ему хорошие документы.
С той поры они много раз встречались то на квартире у Володи, то у Лиды Драгун, то у Вали Соловьянчик. Сергей перебрался жить на квартиру Драгунов. Туда стали заходить и другие офицеры, которым удалось выбраться из лагеря военнопленных. В скором времени Сергей (Антохин), Рогов, Белов и некоторые другие офицеры создали так называемый Военный совет партизанского движения. Они наладили связь с подпольным горкомом партии. Сарай, который стоял сразу же за домом № 14а по Надеждинской улице, превратился в склад. Это отсюда Иван Рябышев забрал впоследствии ящики с гранатами и много другого оружия для партизанского отряда Ничипоровича. Сюда часто приезжал и Саша Макаренко.
Как-то уже зимой на квартиру к Вале пришли сразу Володя Омельянюк, Вася Жудро, Саша Макаренко. Зашли сюда и Сергей с Роговым. Саша рассказывал о боевых делах своего партизанского отряда.
Когда Арсен Калиновский переступил порог, Саша говорил о самом напряженном моменте стычек с немецким гарнизоном в одной деревне на Логойщине.
— Комендант совсем не ожидал нашего нападения, — взволнованно рассказывал партизанский комиссар. — Часовых мы сняли тихо, ножами, без единого выстрела, когда герр комендант сидел за столом над доброй закуской. А мне почему-то хотелось самому расправиться с комендантом. Уж очень он вредный был, сам расстрелял многих наших людей. Мне очень хотелось увидеть, как он будет смотреть в глаза своей смерти...
Саша снова переживал все, что случилось с ним недавно в доме коменданта немецкого гарнизона. Черные глаза комиссара горели огнем, на худом цыганском лице выступили желваки. Сам того не замечая, он выговаривал некоторые слова с украинским акцентом. Всегда, когда он волновался, он переходил на родной язык.
— Я первый вскочил у хату. Дывлюсь, а він лыпае на мэнэ вачыма, как тот трус на удава... Рот разинул, як халяву... А потом, вижу, рукой тянется к пистолету, что лежал рядом на лавке... А сам от страха глаз от меня не может оторвать. А я на него лезу, вплотную подошел и пистолет в самое пузо ему наставил. «Руки вверх!» — приказываю. А они у него дрожат... трясутся. И даже, не при женщинах будь сказано, нехороший запах пошел по комнате. Но вдруг откуда у него храбрость взялась: как рванется к пистолету! Да только не успел. Я всадил ему в пузо всю обойму...
Арсен Викентьевич молча наблюдал, какое впечатление рассказ комиссара произвел на присутствующих. Володя, Вася, Валя, Лида смотрели на Сашу с восхищением, гордостью и уважением. На губах рыжеватого Рогова играла чуть заметная ироническая улыбочка: загнул, дескать, хлопец, но ему и простить можно, молод еще... Нигде так не врут, как на войне да на охоте...
В комнате некоторое время царила тишина. Все были под впечатлением того, что рассказал Макаренко. Потом Лида спохватилась:
— Вот хорошо, дядя Арсен, что вы зашли! Мы посылали за вами человека, и напрасно — никого дома он не застал...
— Срочное что-нибудь?
— Очень. Вас ищет СД. К нам приходили за адресом, но мы вашу карточку еще раньше уничтожили, как вы нам тогда посоветовали. В некоторых карточках наших людей адреса перепутали, вписали разрушенные дома. Пусть ищут под руинами...
— Да, дело серьезное, — в раздумье проговорил Арсен Викентьевич. — Что-то пронюхали, гадюки. Но что?
— Вам снова нужно менять квартиру, — посоветовал Володя Омельянюк. — Перебирайтесь в этот район, на Серебрянку. Вас здесь не знают, будет безопасней. Хорошие знакомые есть здесь у вас?
— Есть. Пусть и жена сюда перебирается, а то и ее схватят. Передайте ей, пожалуйста...
— Обязательно передам, — ответил Володя. — Видно, гестаповцы серьезно берутся за нас, принюхиваются к нашим следам... Нужно принимать меры. Девчата, снова придется вам поработать. Необходимо менять документы. Достаньте побольше чистых паспортных бланков. И печати...
— Сделаем.
Недалеко от Вали Соловьянчик, на Оранжерейной улице, жили Герасимовичи. Отец — инженер, надежный человек, сын Борис только что окончил среднюю школу. И вот у этого самого Бориса настоящий талант обнаружился: такие печати делал — не отличишь от немецких. Из бильярдных костяных шаров мастерил. Герасимовичи всегда помогали, если кому-либо нужны были документы. Давая согласие оформить документы, Лида имела в виду Герасимовичей.
— Очень хорошо, — похвалил Володя. — И помните — побольше бланков... Кстати, еще одна просьба. Попробуйте достать хороший план города Минска.
— Это уже трудней... — На молодом, красивом лице Лиды сбежались морщинки. — Мы видели план только у шефа. В столе прячет, под замком...
— А может, попробуете?..
— Посмотрим. Если выпадет подходящий момент — попробуем.
И они сдержали слово. Шеф им доверял. Молодые красивые женщины совсем не напоминали ему опасных большевиков, ведущих беспощадную борьбу против фашистских властей.
«Что нужно таким вот слабым существам? — думал шеф. — Нежность, мужская ласка, ну и деньги, конечно, прежде всего деньги, чтобы приобретать разные там финтифлюшки».
Разговаривают его подчиненные всегда с легкомысленно-беспечным видом, тема разговора одна — о нарядах. С особым удовольствием, даже наслаждением обсуждают они вопросы, связанные с разными там горжетками, жабо, плиссе, гофре и сотнями других, бог знает каких вещей...
Этих особ, конечно, нечего остерегаться. И он не остерегался. Выходя из кабинета, часто оставлял ключи на столе. Улучив удобный момент, Лида взяла ключи и приготовила оттиски на воске. Николай Герасимович по отпечаткам сделал новые ключи и передал их Лиде.
В тот день Лида и Валя пришли на работу минут на двадцать раньше обычного. Валя осталась в коридоре, а Лида зашла в кабинет, открыла стол шефа, взяла план Минска и спрятала его за пазуху. Впервые в жизни ей приходилось брать без разрешения чужие вещи. Как это страшно! Сердце колотилось, — казалось, готово было выскочить из груди. Она сама не помнила, как заперла стол и вышла из кабинета.
Шеф почему-то не сразу заметил, что план исчез. Когда спохватился — только развел руками и глубоко задумался. Девчата незаметно следили за ним. Они видели, что в нем происходит какая-то борьба: он то встанет, чтобы куда-то идти, то снова сядет за стол. Видно, ему хотелось сообщить о пропаже в СД, но кто знает, что могут подумать гестаповцы... Еще, чего доброго, самого загребут...
Когда они остались втроем, шеф погрозил пальцем Лиде и Вале.
— Доиграетесь, шельмы!
— О чем вы, пан шеф? — с невинным видом глядя ему в глаза и томно растягивая слова, спросила Лида.
— Разве не знаете, о чем?
— Ей-богу, нет, пан шеф. Кажется, все делаем как следует. Ни одной ошибки не допустили в бумагах... Не знаю, может, у Вали какая ошибка произошла, а у меня, ей-богу, все хорошо...
— И у меня все правильно...