Страница 30 из 91
— Пан начальник, я — железнодорожник. Выскочил на минуту с работы, купить махорки... Вот видите, даже закурить не успел... А вот мой аусвайс, паспорт... Через пять минут отходит поезд, мне нужно торопиться... Пропустите, пожалуйста...
Офицер тупо глядел на документы, на махорку, бросил взгляд на рабочую повязку. Секунды тянулись очень долго. Что взбредет ему в пьяную голову? А что, если скажет отойти туда, где уже стояли несколько задержанных? Стрелять сразу или подождать, пока поведут? Однако офицер кивнул в сторону улицы:
— Иди, не шлындай в рабочее время...
У Балашова заняло дух от радости.
— Спасибо, пан начальник, — поклонился он и трусцой пустился к товарной станции. Добежал до железнодорожной больницы и только оттуда потихоньку направился на явочную квартиру. Но сердце долго не могло утихомириться.
Серебрянкой называли район за Червенским рынком, где жила Лида Драгун. Почему Серебрянкой? А кто его знает. Ну, скажем, Комаровка так называлась потому, что выросла она на болоте, над которым некогда тучами вились комары; Слепянка когда-то выделялась своими убогими, подслеповатыми хатами, Сторожевка получила свое название, видимо, еще в древние времена, когда здесь выставлялись сторожевые дозоры. А вот название Серебрянка объяснить трудно. Может, потому назвали ее так, что украшали этот район серебристые тополи, а может, когда-то Свислочь была здесь чистая, как серебро, и щедро бросала отраженные от воды солнечные лучи на прибрежные дома. И уже никак нельзя подумать, что жители Серебрянки ходили в серебре и золоте...
На руках у Лиды Драгун совсем маленький ребенок. Куда подашься с ним? Не возьмешь же в одну руку ружье, на другую сына и не пойдешь воевать. Но и стоять в стороне, забиться в свой угол она не могла, сердце не позволяло. Город постепенно поднимался на врага. Руины стреляли в упор, жгли фашистов огнем листовок, рвали минами. Полиция безопасности и СД, которая в первые месяцы рассчитывала на спокойное, привольное житье, бросалась из одного конца города в другой, надеясь напасть если не на самих подполыциков, так хотя бы на их след, а в крайнем случае — найти изменников, которые пролезли бы в подполье. Активным подпольщикам нужно было хорошо скрываться. На долю Лиды Драгун и выпала задача спасать их от фашистских когтей.
Однажды, еще в конце августа, в квартиру Драгун кто-то постучал.
— Лида, открой, — сказала мать.
— Кого это несет к нам? — насторожилась Лида. — В такое время не каждый гость к столу.
Открыла дверь — и растерянно отступила в сторону. Перед ней стоял невысокий человек в заплатанной одежде и хитро усмехался в густую бороду.
— Пожалуйста... — несмело предложила она бородатому пройти в переднюю комнатку.
— День добрый в хату, — знакомым голосом, чуть заикаясь, поздоровался человек.
— Ай, дядя Арсен, — обрадовалась Лида. — Вот не ждала... Так вас же мать родная не узнает...
— Насчет матери не знаю, а вот если ты не узнала — это хорошо. Значит, я очень изменился, так и нужно было. Даже в дом не хотела пускать...
— Нет, — оправдывалась Лида, — я просто растерялась...
Встречались они последний раз перед войной. Лида не знала, куда забросили ее родственников бурные волны событий.
Едва Арсен Викентьевич Калиновский поздоровался со всеми в квартире и сел возле стола, как в дверь опять постучали. Лида снова вышла и вернулась с пухленькой беленькой девчиной, которая бросила на Арсена Викентьевича любопытный, чуточку насмешливый взгляд. На пунцовых губах ее вспыхнула невольная улыбка. Видно, девушке почему-то показалась странной широченная борода на еще моложавом лице Арсена Викентьевича.
— Знакомьтесь, — сказала Лида. — Это моя подруга Валя Соловьянчик. Живет в соседнем доме. А это мой дядя...
Лида не знала, можно ли назвать имя Арсена Викентьевича. Помолчав немного, сказала:
— Дядя Арсен.
Пожимая руку Вале, Арсен Калиновский внимательно к ней присматривался: можно ли говорить при ней открыто или нет? Взгляд у нее смелый, решительный, держится свободно — видно, не из пугливых... Но вид бывает обманчив. На лбу ведь не написано, что на душе у человека. Поэтому спросил осторожно:
— Ну, так как, девчата, живете?
— Как горох при дороге, — первая ответила Валя. — Не живем, прозябаем.
— А как бы вы хотели жить?
— Удивительный вопрос, — снова не стерпела Валя. — Сразу на него и не ответишь. Хотели бы жить лучше. А как лучше — сами не придумаем. Может быть, посоветуете?
— Нужно подумать, — не то отказался посоветовать, не то пообещал Арсен Викентьевич. Чуть помолчав, добавил: — Я советчик не очень сильный, но знаю людей, которые могут кое-что подсказать.
Девчата загорелись:
— Дядя Арсен, познакомьте нас с ними...
— Ого, какие вы быстрые! Так с налета и познакомить. Серьезные дела таким образом не делаются, дорогие вы мои. Выдержку нужно иметь и осторожность.
— Вы не бойтесь ее, — догадалась Лида, показывая на Валю. — Мы все равно что одна душа: я ей доверяю, как себе, а она — мне. Мы ведь комсомолки...
— Арсен Викентьевич, эта девушка надежная, — вступила в разговор Лидина мама. — Мы ее хорошо знаем.
— Ну, если так, то познакомлю. Но сначала давайте договоримся между собой. Не согласитесь ли вы работать в городском комиссариате? Ну, хотя бы в заявочном бюро.
— Почему это вы, дядя Арсен, начали заботиться о заявочном бюро? — настороженно спросила Лида.
— Не о бюро забочусь, а о наших делах. Нам нужны там свои люди. И документы получать оттуда, и людей своих устраивать... Одним словом, дело ответственное. Если боитесь — сразу скажите. Предупреждаю, жизнью придется рисковать... И не только своей жизнью...
Лида посмотрела на маленького сына, который сладко спал в люльке, причмокивая надутыми губками. Видно, одно мгновение она колебалась, а затем решительно махнула рукой:
— Согласна.
— И я согласна, — поддержала ее Валя.
— Тогда пойдем, я познакомлю вас с интересными людьми.
— Иди, Валя, одна, мне сейчас сына кормить. Потом вместе сходим. Хорошо?
Сразу же из квартиры Драгунов Арсен Калиновский и Валя Соловьянчик пошли на Комаровку.
Добраться туда можно было только пешком. Многие улицы были загромождены камнем, узенькие тропинки, проложенные пешеходами, причудливо вились между кварталами руин. Около двух часов добирались Калиновский и Соловьянчик на улицу Чернышевского.
Володя Омельянюк ждал их. Арсен Викентьевич предупредил его, что придет, возможно, не один, а с молодой женщиной, если удастся склонить ее на подпольные дела. Он имел в виду Лиду Драгун. Саша Макаренко, присутствовавший при их разговоре, сказал:
— Если девушка наша, то уговаривать не придется, сама схватится за поручения, а если фифа какая-нибудь, лучше не связываться... Нужно хорошо подумать, стоит ли рисковать.
— Я знаю ее, — возразил Арсен Викентьевич. — Она моя родственница, племянница жены. Только одно нехорошо — у нее маленький ребенок...
И вот теперь Арсен Викентьевич привел девушку. Володя удивился: у такой молодой и уже ребенок. Ему и в голову не могло прийти, что Калиновский приведет другую девушку.
— Знакомьтесь, Володя, это Валя, — представил он гостью. — Думал с одной Лидой договориться, а тут и она очутилась. Обе хотят помогать нам...
Володя придирчиво оглядел девушку и остался весьма доволен. Она произвела на него впечатление не только своей привлекательной внешностью. Как-то сразу они почувствовали уважение друг к другу. Валя видела перед собой еще молодого, но серьезного, рассудительного человека, который чувствует тяжесть ответственности не только за себя и свои действия. Он вдумчиво расспрашивал ее о довоенной жизни, о родителях и родственниках, о любимых книгах и кинофильмах. Она отвечала на все его вопросы искренне, без кокетства, словно они были уже давно знакомы и встретились здесь, чтобы вспомнить пережитое. Сама, не ожидая вопросов, она рассказала, как пыталась пробраться на восток, как фашистский десант пулеметами и автоматами погнал таких, как она, обратно в Минск. Видно было, что он хорошо понимал и ее переживания, и ее настроение и всей душой сочувствовал ей.