Страница 33 из 130
поблизости и очень учтиво ей поклонился. Она сказала мне вечером:
— Какой красивый мужчина!
Я ответил:
— Это же русский.
Но она повторила:
— Очень красивый мужчина. И какой галантный!
Тогда я сказал:
— Он пел когда-то в том самом ресторане, где мы с тобой были.
Я думал, что она после этих слов сразу проникнется к нему презрением, но она воскликнула:
— Пел! Так он еще и поет? О, как это романтично! Такой интересный и еще поет! А он хорошо поет?
Пришлось ответить, что да, хорошо, и после этого в ее красивых серых глазах зажглось еще больше
интереса к русской даче. А однажды он сам заглянул к нам во время обеда. В тот день моросил дождь, и он
отряхнул свою шляпу в сенях, а в комнату вошел, держа шляпу в руке. Он кивнул мне от дверей, а ей поцеловал
руку, отчего она вся вспыхнула. И, глядя на нее своими черными глазами, он сказал не совсем чисто по-фински:
— Я прошу вас простить меня, нейти 1, но непреодолимое желание увидеть моего старого друга…
Тут он еще раз дал своему лицу легкий поворот в мою сторону. А она торопливо заговорила, показывая
ему свои белые зубы:
— О, пожалуйста! Мы очень рады. Такая честь… Разденьтесь, пожалуйста.
И она сделал мне глазами знак, чтобы я принял от него пальто. Пришлось выбираться из-за стола. Однако
он не пожелал раздеваться, и я остался торчать, как дурак, позади его спины. Одетый в черное драповое пальто
с расширенными плечами, он возвышался надо мной, словно гора, совсем подавляя меня своими размерами.
Определив по ее ответу и поведению, как с ней можно разговаривать, он продолжал:
1 Н е й т и — барышня.
— Кстати, пришел выразить ему свое восхищение. Ведь мы с ним однокашниками были. Руллу вместе по
дорогам гоняли, не так ли? — Тут он сделал вид, что оглядывается в мою сторону. Но где уж ему было увидеть
меня с такой высоты! Он только сделал вид, что хочет оглянуться, а сам лишь дернул слегка подбородком к
плечу и продолжал говорить, смущая ее своими крупными глазами, полными черноты и блеска. — Да. Не могу
не выразить ему своего безмерного восхищения и даже зависти. От чистого сердца это говорю, смею вас
уверить. Вкус у него есть, у моего дорогого Акселя. В этом ему нельзя отказать, с чем его и поздравляю.
Я немного выдвинулся из-за его спины, приподнявшись на цыпочки возле плиты, чтобы сделаться
заметнее. Как-никак я был хозяин в этой комнате. А он еще поговорил немного в том же роде, сдерживая
сколько мог размах своих многоопытных губ, для которых тут не требовалось особенно тонких и извилистых
движений. И под конец он сказал:
— Ну-с, не смея долее нарушать божественной гармонии двух любящих сердец, считаю нужным
откланяться. Да пребудут мир и счастье у этого очага. Надеюсь, что в новом доме вы не прогоните от своего
порога вашего недостойного соседа?
Говоря это, он еще раз поцеловал руку Айли и в мою сторону тоже качнул слегка шляпой, не удостаивая
меня, однако, своим взглядом, который он продолжал вперять в Айли, вкладывая в него при этом какое-то
особенное значение. А она краснела от этого взгляда, не зная, что ему говорить. Да, он все еще был красив, хотя
и поизносился немного. Слабый свет осеннего дня скрадывал неровности его расплывшихся губ и морщины у
глаз. А дождь, увлажнив слегка кожу его лица, прибавил ей свежести.
Откланявшись, он вышел на двор, и мы вышли за ним. Там его дожидалась легковая машина Линдблума,
из которой выглядывали Гуннар и Улла. Когда он уселся внутрь и Гуннар, сидевший за рулем, тронул машину,
белокурая круглолицая Улла помахала приветливо моей Айли. И хотя они совсем не были знакомы, моя Айли
тоже с готовностью помахала ей вслед.
17
Но я не собираюсь даже упоминать вам о Муставаара. На черта он вам? Я и сам был бы рад выкинуть из
головы всякую память о нем и не знаю, почему он вдруг вспомнился мне теперь. Чей он человек и кому нужен
был на этой земле — вот что мне хотелось бы знать.
Он и тогда опять очень скоро уехал, этот Муставаара, в какие-то заморские края, где у него были,
кажется, жена и дети, и только один раз он мне еще встретился перед отъездом. Я в это время закладывал на
ночь в ригу для просушки очередную партию снопов ржи, которую мне предстояло молотить и веять с трех
часов следующего дня. А он проходил через гумно в темно-зеленой охотничьей куртке и высоких сапогах, с
ружьем через плечо. Он в тот день охотился вместо с Арви за озером и теперь шел от Арви к себе на дачу.
Видно было, что он изрядно угостился у Арви, потому что лицо его было красное, а изо рта пахнуло вином,
когда он уселся на пороге напротив огня, разведенного из крупных поленьев в печи риги, и сказал мне по-
русски:
— Здорово, чухна!
Я, конечно, ничего ему не ответил на такое приветствие. Я сделал вид, что не слыхал его. Снопы
шуршали, оттого что я забрасывал их снизу на деревянные колосники. А когда я сам взбирался на колосники,
укладывая на них снопы плотнее друг к другу колосьями вверх, то поднималось такое шуршанье, что я имел
полное право не расслышать его. А он тем временем что-то говорил. Спускаясь вниз, чтобы забросить наверх
очередную партию снопов, я, конечно, мог его услышать, но я настолько отвык от русской речи за последние
двадцать лет, что понимал его слова очень туго. Он примерно такое говорил, куря папиросу и плюя в огонь:
— Молчишь, чухонская морда. И отвечать не желаешь. Зазнался в своей хваленой независимой
Чухляндии. Но погоди, мы еще поубавим вам спеси. Вы принадлежали России и будете принадлежать. Запомни
это. И на этот раз никакой автономии. Финляндская губерния — вот все, чего вы заслуживаете. Родилась
наконец на нашей многострадальной планете сила, способная раздавить большевизм. Мир должен
принадлежать людям, рожденным для власти самим богом, а не случайным выскочкам. Да-с, дорогой мой. Или
ты полагал, что я примирился с положением бездомного пса? Эй, ты! К тебе обращаются!
Мне стало неудобно все время молчать, и хотя я не совсем ясно его понимал, но сказал, чтобы его
успокоить:
— Нет, конечно. Если что у человека отнято им заработанное, то нельзя с этим примириться.
Я сказал это по-фински, потому что мне уже трудно было подбирать и выговаривать русские слова после
двадцати лет молчания на этом языке. Но он сразу же повторил мои слова по-русски. Бросив щелчком пальца
окурок в огонь и послав туда же последний плевок, он сказал:
— Им заработанное? Идиот. А священное наследственное право для кого существует со времен Адама?
Не ты ли родился его отменить? Мои владения приобретены усилиями многих поколений нашего рода. Или, по
твоему, мои отцы и деды трудились над созданием красивейшего каменного здания на Псковщине для того,
чтобы в нем обосновался большевистский ликбез? А законного наследника куда? К чертовой матери, на чужие
хлеба? Нет, господа от большевизма! Приближается и к вам час возмездия. Рожденный быть властителем будет
им наконец. Или даром горел во мне все эти годы такой же вот огонь? Или даром питал я им из года в год своих
детей, как питал меня мой покойный отец? Весь огонь своей души отдал я этой цели. Всю жизнь, все помыслы
и надежды. Без этой цели было бы пусто и мертво в моей жизни, как в могиле. И вот все ожило, черт подери!
Пришла награда за мое терпение! Что ж делать, если я пока еще слаб и вынужден прислониться к более
надежной силе? Но и за это временное унижение я потом воздам сторицей всем, кто в этом повинен, даже
нынешним своим покровителям, будь они прокляты! О, власть бы только мне, власть! Занять бы только на земле
свое законное место, и тогда держись вы — от сохи и станка, опоганившие святилище моих предков. Я вам
укажу ваше настоящее место!