День середины лета

- Не хочешь в землях Сорока Князей сдохнуть, - на цепи сиди... - ядовито процедил наставник. - Ловко придумали, господа Взывающие! Ведро зараженной крови в колодец - и целое селение само на поклон явится! Да еще и горло под ошейник подставит всего-то за жалкие подачки от их шарлатанов-целителей!..

- Власть не над жизнью - так смертью... - обронил Илан с тяжелой ухмылкой, переиначив слова из присяги темного мастера, отчего Огнезор заметно вздрогнул, на миг сильнее сжал Илл'ыну ладонь - и отпустил, явно с неохотой. Убрал руку, встал, выпутавшись из-под теплого одеяла, и занялся, наконец, почти догоревшим костром.

- Но почему тогда зараженных в столице не спустили? - вслух принялся раздумывать юноша.

- Слишком приметно? - предложил вариант Гильдмастер. - Слишком хлопотно? Их мало пока, лекари слабы и плохо обучены - с большим мором не управятся. Зато на Восточных островах, наверняка, во всю ширь развернулись...

- Мы должны сообщить в Храм! - услышав это, вскинулась Илл'а. Вздернула подбородок, воинственно сжала кулаки, готовая бороться со спутниками.

- Кто же спорит, - хмыкнул Огнезор. - Должны. И сообщим. Письмо напишем... Заодно и лечение опишешь. Как-никак - твое личное изобретение. Думаю, за это Храм тебе лицензию безо всяких испытаний выдаст...

- Правда? - глаза девушки загорелись надеждой. - Хотя, если не поверят, я могу им Илана предъявить...

- А вот это ни к чему! - голос мастера мгновенно стал холодным. - Ты и слова об Илане не скажешь. Никому. Никогда. Понятно?..

Илл'а вздрогнула, сгорбилась под промокшим одеялом.

- Понятно, - отвернувшись, выдавила сквозь зубы.

Наставник лишь тяжело вздохнул, как всегда, не собираясь оправдываться.

- Ни дьявола тебе не понятно! - добродушно заговорил Илан. - Я наследник благородного рода, Илл'а. Значит, должен так или иначе этот род продлить. Неизвестная же хворь - прямая тому угроза. Так что если хоть кто-то заподозрит... Чудесные родственнички быстро отправят меня к праотцам и найдут замену, с молчаливого согласия всего благородного собрания... Я не в том положении, чтобы рисковать...

- А на Таргела не смотри, - добавил он, перехватив косой взгляд лекарки, - его титул ненаследственный, получен за личные заслуги и никаких родовых обязательств не налагает... - последние слова прозвучали почти обиженно.

- Угу, я счастливчик, - с мрачной иронией пробормотал Огнезор, пристраивая над костром котелок с водою. - Живу, как мне вздумается. И по здешним болотам шатаюсь исключительно из склонности к бродяжничеству...

Илан сделал вид, что смутился.

- Бумагу доставай, - оттерев от сажи руки, скомандовал мужчина. - Гербовую, Императорской канцелярии - для Гутора послание составлять. И обычную - моим людям весточку...

Над плотным вощеным листом с вензелями Илл'а с Иланом пыхтели вдвоем, полою плаща прикрывая послание от надоедливого дождя, усердно подбирая слова да отчаянно стараясь не опрокинуть с колен неудобный походный письменный набор. Юноша составлял заковыристые фразы, блистая навыками придворной дипломатии и хвастаясь изящным почерком, жрица же сухо надиктовывала историю болезни "неизвестного путника, встреченного в восточных болотах".

Гильдмастер в это время что-то быстро выводил заточенным угольком на примятой серой бумаге, подложив под нее одолженный у Илл'ы крохотный походный травник - вторую (по словам их спутницы) непременную вещь, что обязана быть в кармане балахона каждой храмовой девицы. Первую - сборник божественных гимнов - оная девица потеряла еще на нечестивых улицах Крама, о чем не слишком-то сокрушалась, даже для виду...

Котелок закипел. Наставник, оторвавшись от своего "вестника", бросил в воду кусок солонины, высыпал скудные остатки крупы из их запасов, хмуро потряс уже пустой мешочек и, подумав, добавил в свое варево пучок привядших травок, видать, собранных Илл'ой еще к прошлому (вчерашнему ли?) обеду.

Юноша с девушкой невольно ловили каждое его движение с тоскливым голодным нетерпением.

Дождь понемногу прекращался, оставляя по себе хмарь и мокрый, болотный холод. Ежась, Илан спешно докарябывал письмо Гутору, уже не заботясь об изящности мелких буковок. Ноздри сами собой раздувались, прожорливо вдыхая чудесные ароматы похлебки. Таким голодным лорд-наследник давно уже себя не чувствовал!

Лекарка рядом сглотнула.

- Тебе помочь? - спросила Огнезора, посматривая на котелок и миски с плохо скрытой надеждой.

- А встать-то сможешь? - насмешливо покосился тот. - Сиди уже... Еще поведет от слабости - чего доброго в костер угодишь... Послание готово? - обратился к Илану.

- Уже... - закивал тот. - Подписываешь ты, - протянул Илл'е бумагу.

Та замерла на миг, колеблясь - затем спешно, будто в омут ухнула, нацарапала свое имя.

- Мне не поверят, - вздохнула обреченно.

- Поверят, - хмыкнул мужчина. - Руку дай!

Он двигался так быстро, что жрица даже не успела отпрянуть. Стиснул девичьи пальцы, кончиком кинжала проколол подушечку, прижал к бумаге рядом с ее нерешительной подписью. Затем столь же стремительно капнул на листок собственной кровью.

- Зачем это? - поразилась лекарка.

- Твоя кровь - для опознания, и чтобы Гуторовы храны пропустили. Моя - для весомости, чтобы святой отец поверил...Эх, храмовая девочка! - покачал головой Огнезор. - Ничего-то ты о собственном Храме не знаешь...

- Ты зато знаешь больно много, - беззлобно огрызнулась девушка. - Отправлять-то свои послания как будешь?

- Увидишь! - широко, по-мальчишески улыбнулся он, отчего даже Илан, никогда таким наставника не видевший, дар речи потерял. Что уж говорить о бедной лекарке!..

А Огнезор, пока они в себя приходили, руку вытянул вверх, подзывая, притягивая, подманивая. Лицо напряжено, губы сжаты, глаза видят и не видят - ищут... И вот уже черная тень выпала из серой хмари - встрепанный, промокший ворон, хлопая крыльями, уцепился за затянутый беспалой перчаткой кулак. И вдруг замер, словно неживой.

Юноша издал восторженный возглас.

Нет, он этот фокус и прежде много раз видал - но всякий раз не мог сдержаться от детской радости.

Илл'а же с опаской потянулась к птице. Тронула пальцем жесткие перья, отдернула руку. Возмущенно пихнула в грудь наставника.

- Нельзя животных с помощью дара подчинять! Нехорошо это, грех!

- У нас здесь людей дюжинами на поводок сажают, - язвительно поддел он, - а нашу маленькую святошу беспокоит птица!

Неприятная, циничная ухмылка вдруг искривила губы милой храмовой девочки, сделав ее лицо чужим, совсем не знакомым Илану. Так мог бы усмехаться Огнезор - давно не юный и весьма уже потрепанный судьбою. Но не Илл'а - не его беспечная подруга, прямолинейная, наивная и вспыльчивая... Словно другой человек выглянул из глубины зеленых глаз. Может быть та, годы назад умершая, женщина, которой лорд-наследник не знал - и не хотел бы узнать?

- А птицы больше стоят жалости, чем иные люди, - с сарказмом проговорила эта "другая". - Вам ли не знать, господа-дознаватели?..

Со злым хриплым карканьем ворон сорвался в мокрое небо, унося к столице два скрепленных кровью послания...

* * *

Новый Илл'ын кошмар был полон снега, холода и... смерти. Стыли льдинки в волосах, в заскорузлом на морозе темном меху воротника. Нога подламывалась и тонула в сугробе. Воздух рвался хрипло изо рта, оседая на щеках колючим инеем.

   А затем боль разрывала тело - снова и снова.

   Словно в смоле, увязла девушка в одном этом миге, не в силах вырваться, пережить, оставить в прошлом...

   Снежная мгла метели растворялась во тьме тускнеющего взгляда.

   Холодно...

   Так холодно, что на губах больше не тают снежинки...

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ. ХЬЙОРАД. ДАВНЯЯ-ДАВНЯЯ ИСТОРИЯ.

 Наутро Таргел был молчалив и задумчив. Не язвил, не сыпал наставлениями, не подгонял, не повышал голос - лишь с хмурым видом перетряхивал походные мешки, уже изрядно потрепанные дорогой, полегчавшие почти наполовину.