Страница 66 из 73
Зато на посторонние, ненужные мысли отвлекался с завидным постоянством...
Конечно, главным их предметом стала Илл'а.
С каждым днем пути она словно раскрывалась. Изжила в себе пустую храмовую чопорность, выпустив неугомонный нрав Насмешницы на волю. И не стеснялась больше ни смеяться, ни злиться, чем дальше, тем ловчее огрызаясь. И не боялась развлекать их на привалах. Тихонько пела детские куплеты, которых выучила в бытность столичной лекаркой множество (а как еще городскую детвору, простуженную или побитую, перевязывать да поить микстурами?). Рассказывала истории из своей храмовой жизни, превращая их то в веселые байки, то в грустные притчи: о том, как впервые помогала болящим; и как таскала праздничные освященные хлебцы с кухни; и как влезла с приятелем в подвал, чтобы пробу снять со знаменитого храмового вина - и как отдувалась потом за двоих, ибо приятель оказался ненадежен, сдал подельницу на первом же допросе...
Забыться рядом с ней было так просто! Ведь все чаще с ее юного лица смотрели глаза взрослой женщины. ЕГО женщины - привычной и родной до боли...
Это сводило Огнезора с ума.
Но не так, как внезапные вспышки Илл'ыной отроческой невыносимости, бестолкового щенячьего упорства вкупе с любопытством, стоившим ей то утопленного в болоте сапога, то лба, разбитого о речную гальку, то пропоротой сучком ладони... Вспышки, вмиг превращавшие ее из серьезной, ответственной лекарки во вздорную шестнадцатилетнюю девчонку - совсем чужую, непонятную, незнакомую... Со всей ясностью позволяющие ощутить огромную пропасть лет между ними - да почувствовать отвращение к себе, к собственным, отнюдь не целомудренным, стремлениям и мыслям...
И тогда Огнезор пытался убедить себя, что, возможно, и нет там, в зелени этих глаз, никакой о нем памяти. Может, он видит только то, что хочет видеть, опять, как и в старые времена, потакая своему эгоизму и порочности...
Однако ее новые кошмары каждой новой ночью - снова и снова - все расставляли по местам, не оставляя самообману ни трещинки.
Память из ТОЙ жизни проникала в Илл'ыны сны - неумолимо и настойчиво. И преград ей становилось все меньше.
Когда-нибудь их не останется вовсе...
Огнезор не мог не признавать этого.
Вот только совсем не представлял, что, во имя дьяволов, будет делать ПОСЛЕ. Он мог сколь угодно раз отречься от милой храмовой девочки, такой юной и почти незнакомой, - но долго ли продержится против Лаи? Никогда не мог он ей действительно противиться!.. Да и стоит ли вообще это делать?..
Пока же... они играли в дикую, нелепую игру. Днем рычат, ругаются и спорят, словно два взъерошенных подростка, - ночью же она кричит и плачет на его плече, не в силах справиться со своим безумием. А он сжимает ее все сильнее, сцепив кулаки за хрупкой девичьей спиною, чтобы не дать вдруг воли рукам, не сойти с ума окончательно - потому что потом, с рассветом, нельзя больше будет сделать вид, будто ничего не происходит.
Их притворство рухнет от первых же касаний губ, движений пальцев - он знал это столь сокрушительно и ясно! И, видят дьяволы, хотел этого так, что, казалось, еще одной ночи не выдержит...
И все же Илл'а не вынесла их молчания первой.
Это случилось на шестой день пути.
Измотанный, Огнезор уже с трудом держался на ногах - и сдался, объявив дневную стоянку. Обычные походные хлопоты, не задумавшись, сбросил он на плечи своих неопытных спутников. И заснул, едва-едва спешившись - рухнул в траву, даже не подстелив одеяла.
Польщенный доверием наставника, Илан сразу же занялся лошадьми, заодно бдительно осматривая окрестности. Девушке же оставил готовку, искренне уверенный, что уж коли он сам, высокородный лорд-наследник, кашеварить на костре худо-бедно обучен, то безродной храмовой девице это подобает тем более!
Что ж, задание Илл'а провалила с блеском...
Проснулся Гильдмастер от запаха горелой каши и приглушенной, но весьма азартной ругани.
- Ну что опять? - рявкнул он на спорщиков, чувствуя себя разбуженным злым медведем.
Те в мгновение затихли, лишь сердито сцепляясь взглядами.
- Она наш обед испортила, - мстительно буркнул Илан, от голода позабыв и благородство, и манеры. - Да еще и косу себе чуть не спалила - едва оттащить успел!..
Вместо уютного костерка среди прибрежных камней гудело сейчас злое жаркое пламя, радостно пожиравшее остатки выгоревшего обеда вместе с котелком, треногой и кучкой собранного про запас хвороста. Будь здесь сухостой вместо речной гальки - и беды бы не миновать!..
- Час от часу не легче! - со стоном поднялся Огнезор, чувствуя, как пульсируют виски от застарелой усталости и боли. - Как же ты свои зелья варишь, если даже кашу приготовить не можешь? - едко спросил у девушки, уставившейся на него с удивлением и обидой в глазах.
- Я не привыкла...без очага... и сама, - попыталась она оправдаться.
- Значит, стоило остаться в своей келье! - отрезал он, вновь, к собственной досаде, остро чувствуя себя престарелым папочкой рядом с бестолковой желторотой девчонкой. - Я не могу всему учить тебя - на это просто нет времени!..
- Я знаю, не злись... - неуверенно шагнула к нему Илл'а. - Я все исправлю, ты же знаешь...
- Нет, не знаю! - мужчина зашипел, склонившись к ней слишком быстро и близко. - Я не знаю, чего от тебя ожидать! Ночного пожара? Кровь-травы в похлебке? Взбесившихся лошадей и сломанной шеи? Ты - как ребенок, тычущийся без разбору!.. Упрямо лезущий вопреки и назло!..
- Уж кто бы говорил! - потеряла терпение лекарка. - Не надоело еще рычать да притворяться, что меня ненавидишь? Я одаренная, и знаю привкус ненависти. Это не он!..
- Ты сама клялась в пути быть полезной! - заорал Огнезор. - Пока я этого не вижу! Скорей наоборот!.. И да - я зол! Потому что не спал толком почти седмицу! Это хорошая причина, как думаешь?!..
Эхо швырнуло его крик о скалистый берег - и сгинуло. Ошеломляющая тишина повисла вокруг.
- Спасибо, что со мною возишься, - вдруг искренне сказала девушка.
Без тени гнева, которого ждал он втайне, надеясь на спасение от разговора, внезапно ставшего уж слишком откровенным...
Огнезор устало закрыл лицо ладонями.
Вот дьяволы! Он не хотел продолжать в том же духе! Не сейчас... Никогда - если уж быть честным...
Даже та, прошлая, Лая, изворотливая и живучая, не смогла уцелеть в его мире. Что же об этой домашней девочке говорить?..
Слова пришли сами - пренебрежительные и жалящие.
Лживые.
Он не смог сказать их, глядя Илл'е в глаза.
- Ты же лекарь, храмовая девочка! - процедил с раздраженным вздохом сквозь пальцы. - Должна понимать, почему я терплю все это... Жрица ведь не откажет в исцелении несчастному, даже если и он, и само... лечение ей будут искренне, глубоко неприятны?..
Она враз оцепенела, замерла на вдохе, унижением и болью хлестнув по его чувствительным нервам. Виски обожгло огнем, на миг отдавшимся тревожным перебоем в сердце...
- Эй! - изумленно присвистнул Илан. - Это немного... слишком. Даже для тебя, наставник... - но прикусил язык под напряженным взглядом.
А девушка вдруг отмерла - ярость, почти ненависть, разрослась и вскипела в ней, заполонив ее всю, до последней клеточки. Дар гневно полыхнул на скрюченных в напряженной судороге пальцах, поднимая дыбом волоски на руках, заставляя мужчину отшатнуться.
Что ж, Лая точно ЭТОГО не умела, предпочитая кулаки, грубую силу - искусству...
- Просто. Расскажи. Что. Ты. Знал. О НЕЙ! - вторя его мыслям, выдохнула Илл'а, и так безумно, страшно прозвучал ее голос, что Илан за спиною охнул, отступив в испуге. - Скажи - и я уйду. Это все, что мне надо!
- НЕТ, - отрезал Огнезор без колебаний. Она могла сейчас убить его - на миг он почти захотел этого.
- Я ИМЕЮ ПРАВО ЗНАТЬ! - закричала Илл'а. - ЭТО... во мне, дьяволы возьми! Я чувствую себя ЕЮ!