Америкен бой

— Кто звонит? — наконец спросил Железяка.

— Жена,— уверенно ответил Ник.— Только мне ей нечего сейчас сказать.

— Ну, может, все-таки ответишь? — несколько расте­рянно спросил лейтенант.

— А зачем? — Ник откинулся на спинку кресла, но Железяка видел, как каждый звонок словно электриче­ским током проходит сквозь его тело.

Наконец телефон смолк.

— Знаешь, Железяка,— вдруг сказал Ник.— В тюрь­му я на самом деле не пойду. Я слишком долго в этой стране в тюрьме сидел. И не только в этой. Детдом, армия, плен... Ты всего этого не знаешь... По званию ты кто?

— Ну, лейтенант.

— Так вот тебе, лейтенант, даже сотой части того, что я прожил, не снилось. На тюрьму у меня табу. Придумаю что-нибудь...

— Господи,— восхитился Мухин.— Да я ж сейчас за­плачу! Ты меня никак разжалобить собрался?

— Вот уж на что мне плевать, так это на твою жалость, — отрезал Ник.— Ты у меня сейчас должен в но­гах валяться. Это я твою работу сделал.

— Это блатных-то проредил?

— А мало? Между прочим никто из них добровольно шею не подставлял. И коли ты работал бы по-насто­ящему, мне бы и делать тут нечего было. Принес бы венок на могилу другу, тебе бы, как следователю, бутыл­ку послал.. 

— Ой, помог ты мне! Сейчас передел начнется, голо­вы, как груши осенью полетят... На мой век гадости этой хватит...

Опять возникла пауза. Железяка понимал, что в чем-то Ник прав. Кое-что тому удалось сделать. Может, чем черт не шутит, хоть свидетели появятся. Миф о непобе­димости сволочей как-то развеян. Много их полегло...

— Однако, спасибо. Может, и не без пользы твоя побывка тут обернется... Считай, должник твой.

— Давай выпьем? — вдруг спросил Ник.

— Чего? — удивился Железяка.

— Чего, чего... Вмазать хочется,— Ник выдержал паузу, а потом добавил: — Как на войне. Все пропало, генералы сволочи, повсюду предательство, подонки бал правят... Хоть выпить, что ли?

— Да где ты сейчас выпьешь? Я бы и пожрать не прочь, только негде... 

Железяка понимал, что входит в какой-то ненужный штопор. Но поделать ничего не мог. Действительно страшно хотелось есть.

И выпить. День выдался тяжкий, бездарный и удовольствия не принёс.

Пруха вроде ему была, во всем потачка. Все, что хотел, сделал. Близнецов вывели под ноль, еще одну группиров­ку подрезали... Киллера он своего взял. Славный, в сущ­ности, денек. Только радости отчего-то не принес. Принес тоску и неприятную неудовлетворенность.

Железяка прикрыл глаза и сквозь прищур глянул на Ника. Тот сидел расслабленно, уставившись в окно, и думал о чем-то своем. Лицо его было спокойно и только резкие складки вокруг губ могли подсказать, что мысли его не веселы. Не хотел себе Железяка признаваться .в этом, но Ник ему нравился. И самое главное, не мог он себе честно ответить на вопрос: вот если бы он, Железя­ка, попал в подобный переплет, то как бы он себя повел?

Не хотел даже мельком думать на эту тему, но мысли лезли. Ну, в милицию бы даже носа не. сунул. Зачем? Что, уехал бы домой? Как последний трус, просто утерся бы?

«Стопь обороты, мент,— сам себе приказал лейте­нант.— Ты на работе. И ты не адвокат, не прокурор. Твое дело преступления расследовать, а не ставить себя на место преступника. Прав он, не прав, не твоё дело. Суд будет решать... А с другой стороны, что этот долбаный суд решить может? Вышка. Или, если вдруг что, лет пятнадцать;.. Обалдеть можно. Лучше бы и вправду под­стрелить парня».

Он перелистал паспорт, посмотрел визу. Ее срок зака­нчивался завтра. В паспорт был вложен билет на само­лет, который улетал через несколько часов.

Документы в порядке, билет есть. Как фатально не повезло парню! Если бы Железяка не просек ситуацию, упустил бы своего блатного, не увел бы такси, собирал бы сейчас Ник...— как его там? — чемоданы. И на паспортном контроле никого его побитая рожа не расстроила бы.

Хотя, с другой стороны, если бы не сам Железяка, скоре всего порешили бы блатные бойца. Слишком мно­го их понаехало на одного и без прикрытия. И Близнец бы уцелел. Вот и думай теперь назад — что такое хорошо и что такое плохо. 

Железяка бросил паспорт на стол.

Ник словно очнулся от этого звука:

— Так чего, вертухай? Пошли, выпьем?

— Сам ты вертухай,— обиделся Железяка.— Я следо­ватель. И выпить сейчас только где-нибудь в подворотне можно. Отравимся.гадостью...

: — На фига в подворотне? —в глазах у Ника как-то бесшабашно заблестело.—Пошли в валютку. Мне теперь деньги ни к чему, а их довольно много осталось...

Он сунул руку в боковой карман, и Железяка, хотя и обыскал его раньше, дернулся, что не ускользнуло от Ника. Он рассмеялся, но сразу скривился от боли в губах:

— Не волнуйся, слуга закона. Смотри, я медленно... Он достал портмоне и пересчитал деньги. Их действи­тельно было не мало, около тысячи долларов. От вида денег Железяка вновь напрягся. Слишком часто ему их показывали.-

— Ну и что? — сухо спросил он. 

 Сухость Ник тоже заметил и удивленно глянул на лей­тенанта:

— Ты чего, думал я тебе взятку хочу дать? Мол, отпусти? .

Железяка не ответил и отвел глаза.

— Да ты дурак? Думаешь, я такого, как ты, от гаишника продажного отличить не смогу? Брось... Же­лезяка?

Лейтенант .кивнул. |

— Железяка,:—повторил Ник.— Знаешь, а тебе и вправду подходит. 

— Знаю,—буркнул лейтенант. 

— Пошли в ресторан. Тем более, что народу там сейчас немного. Пожрем, выпьем... И не дергайся. Не побегу. А сдать ты меня всегда успеешь. Время-то есть...

— Ну, от меня-то не убежишь...

 —.Заладил тоже. Не побегу я. Устал сегодня, как собака. Пошли?

Он заискивающе заглядывал лейтенанту в глаза. Но в заискивании этом, как чувствовал Мухин, не было никакого подвоха. Просто парень действительно хотел поесть да выпить. Малость такую.

— Черт с тобой,— неожиданно даже для себя согла­сился лейтенант.— Пошли. Хоть разок пожру сам по-настоящему.

— Вот хорошо...— Ник засуетился, глянул на себя в зеркало и с отвращением поморщился.— Ну, в такой хламидке меня в ресторан-то не пустят. Решат — побираться пришел.

Он потянулся к сумке:

— Можно?

Но лейтенант опять что-то заподозрил:

— Нельзя. Так пошли. Не пустят, значит, так тому и быть.

Ник пожал плечами и, немного растерявшись, за­метил:

 — Как скажешь. Только зря ты так. Мне же в послед­ние дни даже поговорить толком не с кем было.

— Ладно, ладно, не томи. Пошли, раз собрались. Только давай без фокусов, не разочаровывай меня...

И Железяка грубовато подтолкнул Ника к двери. Не столько для того, чтобы тот поторопился, сколько, чтобы не заметил растерянности на его лице. И откуда она взялась? Но лейтенант точно знал, что в эту секунду выглядит растерянным.

* * *

По отечественной неувядаемой традиции валютное питейное заведение, совершенно пустое в это время суток, охранялось истово и бдительно. В дозоре стоял дород­ный швейцар, загораживая своей шкафообразной спиной двустворчатые немаленькие двери. При нем, в качестве отряда быстрого реагирования, состоял тощенький сред­них лет сержант милиции с белесым испитым лицом, на котором масляно поблескивали недобрые нагловатые глазки. Функции партизанско-патриотического движения выполняли два мордатых комсомольца с красными по­вязками дружинников. Не то чтобы слуги закона, но их верные и преданные друзья.

Вся группа резко напряглась, когда Ник с Железякой, устало волоча ноги, вывалились из лифта и направились в их сторону. Стражи комфорта и заграничного полумрака даже как-то повеселели немного, предвкушая потеху: как они сейчас схомутают этих фраеров, которые невесть каким образом проникли в святая святых — мир интуристов и свободно конвертируемой валюты.

При удачном расположении звезд их можно было арестовать, посадить в специально находящуюся тут же комнатку, всласть поизмываться пародией на допрос, а потом с позором выгнать, обобрав дочиста.