Страница 36 из 120
Марк и Степа поджидали их у ресторана...
Соглашаясь провести вечер с Саней и его друзьями, Людмила немного боялась, что будет неловко чувствовать себя в обществе совсем незнакомого человека — Марка Талалина. Сейчас, увидав его, она успокоилась. Открытая, почти по-детски чистая улыбка Марка сразу располагала к себе.
Выйдя из машины, Людмила подошла к Степе, обняла его и расцеловала.
— Поздравляю тебя, Степа, желаю всего, чего желаешь ты сам. — Раскрыла сумочку, извлекла оттуда красивую трубку, протянула ему: — Когда будешь курить, немного думай обо мне. Хорошо?
— Спасибо тебе, однако, — растроганно сказал Степа...
Когда раздевались, Марк хотел помочь Людмиле снять шубку. Но Саня незаметно оттер его и через минуту вручил ему шубку Людмилы, свое пальто, шапку и, весело бросив: «Не задерживайся, Марк!», повел Людмилу в зал.
— Видал? — спросил Марк у Степы.
— Да, нехорошо, совсем нехорошо, — покачал головой Степа и перекинул свое пальто через плечо Марка. — Не задерживайся, пожалуйста.
Марк рассмеялся: «Вот обормоты!»
Он сдал одежду, поправил перед зеркалом галстук, причесал волосы. Из распахнутой двери несся гул голосов, пахло жареным мясом, пряностями. В глубине зала, на эстраде, музыканты настраивали инструменты.
Марк редко бывал в ресторанах. Не потому, что считал предосудительным посидеть с друзьями за рюмкой водки. Но пьяные физиономии, нередкие скандалы, налет какого-то показного шика — это раздражало его, портило настроение. «Дома лучше, уютнее», — говорил Марк.
Однако сейчас у него совсем другое настроение. Веселое и приподнятое. Он словно чего-то ждал от этого вечера. Чего — он не знал, но предчувствие, что ему сегодня должно быть хорошо, не покидало ни на минуту.
Войдя в зал, он огляделся. Столики почти все были заняты, несколько человек столпились в проходе, ожидая, когда освободятся места. Марк, слегка досадуя на Саню Кердыша («Мог бы, кажется, выйти навстречу!»), нерешительно двинулся в глубь зала.
И тут он увидел Марину. Она стояла за буфетной стойкой и смотрела на пьяного типа, пытающегося завязать галстук. Смотрела совсем безразлично, привыкшая, видимо, к таким сценам.
На мгновение Марк почувствовал к ней острую жалость: «Ей, наверно, нелегко здесь, — подумал он. — Но как она могла променять свою гордость на все это?!»
С полотенцем через руку, лавируя между столиками, точно опытный лоцман меж рифов, к Марку шел Костя Любушкин. Остановился, заговорщически шепнул:
— Вам столик?
Марк не понял.
— Что?
Костя снисходительно улыбнулся:
— Страшно много клиентов. Можно прождать до утра. Но, как человеку нездешнему... Понимаете? Обслужу вне очереди...
В это время Марк заметил Саню, махавшего ему рукой.
— Спасибо. — Марк прошел мимо Кости, оглянулся, повторил: — Спасибо. Я здесь не один...
Ваненга наполнил фужеры. Саня Кердыш, поднявшись и положив руку на плечо Степы, сказал:
— Маленький тост. Двадцать пять лет назад в холодной тундре родился хороший человек — Степан Ваненга. Наверное, тогда была длинная ночь и тундра молчала, как молчит всегда, когда ее надолго покидает светило. Но вдруг она ожила, запела, заговорила. О чем? О том, что на ее землю ступила нога Степы Ваненги. Переполоха, правда, никакого не было: в тундре переполохи бывают очень редко. Но была радость. Лично я, узнав о таком событии через два десятка лет, сказал себе: «Это здорово, что Степа тогда родился!» И давайте выпьем за тундру, из которой пришел сей человек, и за него самого. Будь здоров, Степа!
— Будь по-настоящему счастлив, — прибавила Людмила.
— Когда будешь в тундре — поклон ей от меня, — сказал Марк.
— Спасибо, однако. — Степа глотнул шампанского, закашлялся.
Марк подцепил вилкой ломтик сыру и положил его на тарелку Людмилы. В ту же секунду Степа так боднул его ногой под столом, что Марк ойкнул.
«Сумасшедший!» — подумал он.
А Степа снова наполнил фужеры, попросил Марка:
— Скажи что-нибудь.
— Скажу. — Марк посмотрел на Людмилу, потом на Саню Кердыша. — Скажу вот что: мне сейчас очень хорошо. Я познакомился с девушкой, которую нельзя не полюбить. И я ее полюбил, девушку Людмилу... Степа, не пинай меня ногой, выслушай до конца... Полюбил так, будто она моя сестра. Вы не сердитесь, Люда?
Людмила засмеялась.
— Не слишком ли быстро вы разобрались в своем чувстве, Марк? Вы ведь меня почти не знаете.
— Я знаю Саню, — сказал Марк. — А Саня, по-моему, не ошибается в людях... И мне сейчас очень хорошо, потому что я вижу, как счастлив Саня. Посмотрите в его глаза — вы там все увидите...
Степа вдруг сказал:
— Не надо «вы». Когда друзья, так не говорят.
— Степа прав, — согласилась Людмила. — Вы не возражаете, Марк?
Марк не ответил. Будто и не слышал. Чуть подавшись вперед, он смотрел на двух человек, только что вошедших в зал.
Саня Кердыш спросил:
— Что там, Марк?
Марк глухо выругался:
— Ч-черт!
2
Прилетев со Шпицбергена, Беседин в тот же вечер отправился в ресторан. Он был уверен, что Марина там, а ему, как никогда, хотелось ее увидеть.
«Ты хочешь знать все? — вспоминал он слова Марка. — Спроси у нее, она тебе все расскажет...»
Она никогда не говорила о Марке, ни разу не назвала его имени, но Илья чувствовал, Марина все время о ком-то помнит. Теперь-то Беседин знал, о ком! И думал: если бы не любила — не помнила бы! Трудно было разобраться, какое чувство было сейчас сильнее: ревность, любовь к Марине, острая неприязнь к Марку или совсем непонятная, неведомая доселе жалость к себе. Илье начинало вдруг казаться, что счастье изменило ему. Теперь он уже не был уверен в себе так, как раньше. Внешне как будто ничего и не изменилось, но той внутренней силы, на которую Илья всегда опирался, он уже не чувствовал. Холоднее стали относиться к нему сварщики, реже хвалило начальство, и даже верный оруженосец Харитон Езерский, в недалеком прошлом готовый ползать перед ним на брюхе, стал все чаще огрызаться и проявлять «непослушание»...
Беседин не подавал и виду, как остро он все это переживает, но с самим-то собой он был откровенен. «Закатилась твоя звезда, Илья, а когда — ты сам не заметил».
Ему было жаль себя, но он не падал духом. Все будет хорошо. Только бы не отвернулась Марина, только бы она поняла его по-настоящему. По дороге в ресторан Илья думал о том, как они встретятся. Черт возьми, он не всегда был к ней справедлив! Далеко не всегда, теперь-то он это понял. Но и она должна изменить к нему свое отношение...
«Скучала ли она без меня? Всплакнула ли хоть раз от тоски? Другие ведь плачут». Ему хотелось увидеть ее сейчас грустной, подавленной разлукой, побледневшей.
В ресторане Марины не оказалось. Костя Любушкин, томно зевая, сказал: «Марина?.. Сегодня не работает».
Даже не взглянув на Любушкина, Илья помчался к ней домой. Анна встретила его неприветливо. Сказав: «Марина куда-то ушла», она захлопнула дверь перед самым его носом.
Илья вышел на улицу и долго стоял у подъезда, не зная, что предпринять. Он чувствовал, как в нем поднимаются раздражение и злость.
Опустив голову, Беседин медленно побрел домой: «Теперь она знает, что я прилетел. Придет сама».
Но она не пришла. Ни на другой день, ни на третий. Илья поклялся, что сам больше не сделает и шагу, чтобы встретиться с ней. Поклялся — и снова пришел в ресторан, прихватив с собой Харитона.
Харитон сказал:
— Сегодня — густо. Позвать Любушкина?
— Позови, пусть организует столик.
Илья стоял в десяти шагах от Марины и, хотя не смотрел в ее сторону, видел все, что она делает. Вот к ней подошел старик Пашецкий, наклонился над стойкой, о чем-то начал говорить. Марина засмеялась, шутливо замахнулась на Пашецкого салфеткой. Тот перехватив ее руку и, как показалось Беседину, очень уж долго задержал в своей. «Старый хрыч! — в душе выругался Илья. — Туда же со своими телячьими нежностями!»
Взяв поднос с графинчиками, старик отошел от буфета. Марина осталась одна, и теперь Илья посмотрел на нее. Нет, она не была ни грустной, ни бледной. Все такая же, даже еще оживленнее, чем обычно. Не очень-то, видно, переживала разлуку.