Страница 77 из 93
Многие историки указывают 1597 год как переломный этап, когда помещики получили право насильно возвращать ушедшего работника, а всякий крестьянин, проживший на одном месте больше полугода, прикреплялся к нему навечно.
Версия о Годунове – ликвидаторе последней крестьянской вольности восходит к указу царя Василия (1607 г.), который всячески пытался очернить Бориса и, в частности, объявил, что раньше-де «крестьяне выход имели вольный, а царь Федор Иоаннович, по наговору Бориса Годунова, не слушая совета старейших бояр, выход крестьянам заказал». На самом же деле так называемые «заповедные годы» (периоды, когда переход крестьян от владельца к владельцу временно запрещался) начали вводиться еще при Иване IV. Первый раз это произошло в 1581 года и продолжалось до 1586 года, то есть получается, что ограничение отменил уже Годунов. В 1590–1592, 1594 и 1596 годах вновь понадобилось «заповедование» миграции, однако, приняв царский титул, Борис подобных запретов уже не применял. Наоборот, в 1601 и 1602 годах он дважды издавал указы, позволявшие крестьянам менять место жительства – правда, с ограничением, которого требовали интересы дворянства: уходить можно было только от одного мелкого помещика к другому такому же, но не к крупному землевладельцу. Вот почему Ключевский пишет: «Мнение об установлении крепостной неволи крестьян Борисом Годуновым принадлежит к числу наших исторических сказок».
Процесс закрепощения русского крестьянства, как уже было сказано, логически неизбежный, не с Годунова начался и не им закончился. «Юрьев день» как единственная возможность поменять хозяина введен еще при Иване III, «заповедные годы» учреждены Иваном IV, бессрочный сыск беглых узаконен в 1649 году, а окончательное порабощение крепостных с правом их продажи произошло уже в XVIII столетии.
В короткое царствование Бориса, всячески добивавшегося популярности в народе, давление самодержавного государства на крестьян скорее уж временно ослабело.
К годуновскому времени относится важное событие отечественной истории – учреждение автокефальности, то есть полной самостоятельности русской церкви. Фактически митрополиты московские назначались без участия Константинопольского патриархата еще с XV века, однако формально русская церковь продолжала оставаться всего лишь митрополией, что никак не соответствовало статусу самой мощной (а собственно, уже и единственной) православной державы мира. Это положение было и двусмысленным, и зазорным для престижа страны, поскольку патриарх константинопольский обитал в столице Османской империи и целиком зависел от милости султана.
Благодаря ловкости Годунова, в ту пору еще не царя, а правителя, эта сложная проблема разрешилась, причем не слишком дорогой ценой.
В то время кроме Константинопольской существовало три православные патриархии: Иерусалимская, Александрийская и Антиохийская, и все четыре по сравнению с Московской митрополией были нищими. Летом 1586 года Иоаким Антиохийский посетил Москву в расчете на денежное вспомоществование. Тогдашний митрополит Дионисий отнесся к просителю свысока, зато Годунов был с ним почтителен и щедр. Он завел разговор о том, что пора бы учредить на Москве собственную патриархию. Иоаким обещал посодействовать большому делу, но, уехав с подарками, никакой помощи не оказал.
В 1588 году литовскую Русь посетил старший патриарх, константинопольский Иеремия, которого стали усиленно приглашать в Москву. Не устояв перед заманчивыми посулами, Иеремия удостоил дальнюю северную страну своим посещением. Это само по себе являлось великим событием, но у Годунова были и более смелые планы.
Он начал с того, что предложил патриарху перенести резиденцию из Константинополя в Москву. Иеремия, сравнив великолепие и могущество русской церкви со своим незавидным положением у турок, охотно согласился. Если бы центр православия переместился из Царьграда в Москву, это уже было бы грандиозным прорывом для страны, именующей себя «третьим Римом». Однако Годунову этого казалось недостаточно: он хотел получить патриархию без патриарха и его греческого окружения. Роль церкви в русском государстве была слишком важна, чтобы отдавать этот инструмент в распоряжение иноземцев.
И правитель сделал Иеремии предложение, на которое тот согласиться не мог: устроить резиденцию не в Москве, а во Владимире, подальше от столицы. Грек оскорбился, поняв, что никакого политического значения на Руси он иметь не будет, и отказался. «Что это за патриаршество, если быть не при государе?» – сказал он. Однако поскольку вопрос о возможности учреждения отдельной русской патриархии вроде бы считался уже решенным, взять свое слово назад Иеремия не мог. К тому же, получив в Москве большие пожертвования и отлично понимая, что если испортить отношения с Годуновым, то в будущем на помощь можно не рассчитывать, патриарх пообещал, что доведет дело до конца.
Он согласился утвердить кандидата, которого предложит царь. Федор, разумеется, избрал митрополита Иова, годуновского ставленника. Так в январе 1589 года на Руси появился первый патриарх.
Грамота об учреждении Московской патриархии
Годунов не поскупился на дары восточным иерархам, и два года спустя из Константинополя пришла официальная грамота, подтвердившая, что собор православных церквей согласился учредить пятую, Московскую патриархию. По сути дела, повышение статуса было куплено за деньги, безо всякой уступки политического влияния и с сохранением полного контроля государства над церковью. Последующие цари должны были благодарить за это Годунова.
Теперь великорусская церковь возвысилась над малороссийской, руководимой митрополитом Киевским, в знак чего Иов немедленно учредил у себя целых четыре митрополии: Новгородскую, Ростовскую, Казанскую и Крутицкую – и каждая по статусу равнялась Киевской.
Перечисляя успехи и свершения Годунова, нельзя обойти стороной и важнейшие сферы государственной жизни, в которых правителю не удалось добиться существенных успехов.
Уже говорилось о том, что Борис так и не сумел создать эффективный аппарат управления: система профильных ведомств и региональных администраций так и осталась в зачаточном состоянии.
Не дали желаемого результата и немалые усилия по модернизации и укреплению национальной армии.
После военных поражений, истребления лучших полководцев, разорения дворянства вооруженные силы страны находились в катастрофическом состоянии. Главными недостатками русского войска являлись плохая дисциплина, малочисленность регулярной пехоты, слабость дворянского ополчения и ущербность «местнического» командования, при котором ключевые посты распределялись не по способностям и заслугам, а по знатности.
При Годунове положение несколько исправилось – в частности, улучшилось состояние дворянской конницы (при полной мобилизации стали собирать до 80 000 человек) и оснащение огнестрельным оружием, но остальные проблемы никуда не делись. Количество стрельцов хоть и несколько увеличилось, но продолжало оставаться незначительным, всего 10 000 воинов. Годунов начал вербовать иностранных солдат, но их было явно недостаточно для масштабной европейской войны.
Один из таких наемников капитан Жак Маржерет писал, что огромные толпы русского войска, не знающие порядка и дисциплины, своей многочисленностью приносят больше вреда, чем пользы. Русская армия была велика числом, но скудна умением.
На «местнические» же традиции Борис, и так не любимый аристократией, покуситься не отважился. С управлением в войсках дело обстояло хуже всего.
Самым боеспособным родом войск были казаки, где командиры выдвигались не родовитостью, а доблестью, но главную свою роль казачество сыграло не на полях больших сражений, а в сибирской эпопее, которая безусловно является главным свершением годуновской эпохи.