Страница 32 из 93
Вот почему концепция нестяжательства поначалу казалась трону весьма привлекательной. На соборе 1503 года, вероятно, по предварительной договоренности с Иваном III, старец Нил Сорский вдруг заговорил о неправильности монастырского землевладения. Государь поддержал его, но в это время Иван Васильевич был уже не тот, что прежде. Он сильно сдал, здоровье его пошатнулось, и всем было ясно, что долго он не протянет. Поэтому митрополит и церковная верхушка сплотились вокруг набиравшего силу наследника, срочно вернули в Москву уже покинувшего собор Иосифа Волоцкого и предприняли атаку на нестяжателей. Ивану III пришлось уступить. Должно быть, он не хотел на закате жизни вступать в конфликт с сыном, которому предстояло вскоре взять на себя всю тяжесть государственной власти.
Через год состоялся новый собор, на котором иосифляне, уже не встречая противодействия со стороны больного Ивана, сурово расправились с еретиками-«жидовствующими», тем самым утвердив принцип церкви карающей, а не всепрощающей.
Однако когда новый монарх, вроде бы близкий к иосифлянам, встал к кормилу власти, он скоро понял правоту отца: государству были очень нужны церковные земли.
И началось движение в другую сторону.
На следующий год после восшествия на престол Василий призвал в Москву одного из заволжских старцев – Варлаама и в 1511 году поставил его митрополитом. Нил Сорский к этому времени уже умер, но великий князь приблизил двух новых священнослужителей, связанных с нестяжательством. Одним из них был опальный, постриженный в монахи князь Василий Патрикеев, в иночестве Вассиан. Государь называл Вассиана «опорой своего царства» и «наставником в человеколюбии». Из Афона приехал высокоученый монах Максим (Михаил Триволис), в молодости учившийся в Италии. На Руси его именовали Максимом Греком. Он переводил и толковал священные книги, был активным сторонником обновления русской церковной жизни.
Нил Сорский тоже канонизирован, но на целый век позже
Казалось, что победа нестяжателей неизбежна – особенно после того, как умер их главный оппонент Иосиф Волоцкий (1515). Потребность государства в росте земельного фонда побуждала Василия III все время увеличивать число сторонников секуляризации среди духовенства.
Однако выяснилось, что есть проблема поважнее меркантильного интереса: нестяжатели, руководствовавшиеся не земными, а небесными резонами, оказались недостаточно гибкими в политических делах.
Первый конфликт случился из-за упоминавшегося выше северского князя, владения которого Василий хотел аннексировать. Князь не соглашался приезжать в Москву, пока не получит гарантий безопасности и от государя, и от митрополита, а нравственный Варлаам, понимая, к чему идет дело, давать обещание не желал. Пришлось чрезмерно щепетильного митрополита снять и заменить более покладистым иосифлянином. «Ему наследовал некто Даниил, едва тридцати лет от роду, человек со здоровым и тучным телом и с красным лицом, – сообщает Герберштейн. – Для того чтобы не казаться преданным более желудку, чем постам, бдению и молитве, он всякий раз, как намеревался публично отправлять богослужение, обыкновенно делал свое лицо бледным с помощью серного дыма и в таком виде выходил пред народом». Этот бонвиван сделал всё, чего желал Василий, и обманутый северский князь оказался в тюрьме.
Максим Грек. Канонизирован только в 1988 г., но на иконе XVII в. уже с нимбом
Еще нагляднее преимущества «иосифлянской» церкви продемонстрировала история 1525 года с государевым разводом – делом огромной личной важности для Василия. И Вассиан Патрикеев, и Максим Грек, и другие нестяжатели, разумеется, выступали против этого, с их точки зрения, греховного поступка, а вот митрополит Даниил опять проявил покладистость. Если бы не его твердая поддержка, брак Василия с Еленой Глинской не состоялся бы.
И теперь разгром «нестяжателей» стал неизбежен. Сначала расправились с Максимом Греком, потом с Вассианом (обоих покарали суровым монастырским заточением). Не помиловали и менее именитых: одних казнили за еретичество, других отправили в темницу.
Внутрицерковная полемика на этом еще не завершилась, однако облик московского православия определился на века. «Небесная», «духовная», «нищая» церковь самодержавному государству оказалась менее удобна, чем церковь богатая, легко управляемая и «политически грамотная». Церковь, не связанная собственностью, независима и – опаснее того – слишком общественно влиятельна, слишком авторитетна. А в том русском государстве, которое создал Иван III и которое как могли достраивали его преемники, не могло быть никакой альтернативной власти, особенно же держащейся на духовном авторитете. Единовластие стоило того, чтобы оставить церковные земли в покое. Лишь через два с половиной столетия, во времена Екатерины II, когда церковь и помышлять забыла о независимости от государства, в России наконец проведут секуляризацию церковных земель, взамен назначив духовенству казенное жалованье.
Дела азиатские
Взаимоотношения с Востоком при Василии III все еще важнее и теснее, чем с Западом; Азия «второму» русскому государству по-прежнему ближе и понятнее Европы. Вернее было бы назвать эти проблемы не «азиатскими», а «татарскими», поскольку в географическом смысле ханства, борьба с которыми отнимала у Москвы столько времени, средств и сил, находились на европейском континенте, но в политическом и культурном смысле это, конечно, были осколки всё той же азиатской империи, некогда созданной Чингисханом. Да и сама Русь была того же корня, вчерашняя ордынская провинция. Ее войны и замирения с Крымом и особенно с Казанью, пожалуй, похожи на ссоры родственников, никак не могущих решить, кто из них главный.
Татарская политика Ивана III, напомню, заключалась в том, что с самым сильным и агрессивным из ханств, Большой Ордой, он враждовал (и в конце концов уничтожил ее чужими руками); с Крымским ханом он дружил и состоял в крепком союзе; Казань он превратил в московского сателлита, посадив там на трон своего ставленника. Лишь развязав себе руки на Востоке, осторожный Иван Васильевич приступил к экспансии на Запад.
При Василии вся эта кропотливо выстроенная система рассыпалась. Спокойный «тыл» превратился во второй «фронт», причем в некоторые моменты становившийся главным и смертельно опасным. Азия не выпускала Русь из своих цепких рук, не давала ей двигаться в сторону Европы, а Василий III был недостаточно умелым правителем, чтобы решить эту проблему военным или дипломатическим путем. У него была большая армия, но стратегическое управление ею, как мы увидим, оставляло желать лучшего: главные свои преимущества, численность и маневренность, полководцы Василия использовать не умели, наносили удары не сжатым кулаком, а растопыренной пятерней; часто они действовали несогласованно и теряли драгоценное время из-за местнических споров – кто родовитей. Дипломатическим успехам мешали неразумная скупость государя и его неспособность просчитывать последствия тех или иных действий хотя бы на два шага вперед.
Политика этого монарха, как уже было сказано, сводилась к тому, чтобы следовать за событиями и решать проблемы по мере возникновения. Поэтому русско-татарские отношения этого периода проще описывать не тематически, а хронологически, перескакивая с казанских дел на крымские и обратно.
Если совсем коротко объяснить, что происходило на восточных и южных рубежах Руси в эти без малого тридцать лет, можно сказать так: Крым из друга превратился во врага; контроль над Казанью очень ослаб, а временами утрачивался вовсе.
Проблемы с Казанским ханством начались еще в последний год жизни Ивана III, который в это время был парализован и не мог полноценно управлять государством. При самодержавной системе власти паралич монарха влечет за собой и паралич всего государства. Хан Мухаммед-Эмин решил воспользоваться ситуацией и выйти из обременительной зависимости от Москвы.